КАЛУЖСКО-ОКСКОЕ КОННОЗАВОДСТВО.
Розовые кони Чебышёвых, Гончаровых, Ростопчиных.
…Гляжу вперёд, остановив коня,
И древний человек во мне тоскует…
Иван Бунин
… С каждым годом, с каждым месяцем, с каждым канувшим в космическую вечность днём всё острее, сокровенно-интимнее наплывали, будоражили душу и сердце воспоминания. «Потревоженные тени» далёкого-близкого… По вороновским отчим просторам мчались стремительные табуны; таяли в сиреневом тумане кони в ночном; сказочные Сивки-бурки мчались через тёмные леса, через высокие горы… Отец её – Фёдор Васильевич Ростопчин – знаменитый «лошадник» Подстепья, ценитель, знаток коннозаводства…
******************************************************************
… «Слово о полку Игореве»… - «Или так бы пел, вещий Боян, внук Велесов: «Кони ржут за Сулой – звенит слава в Киеве»… И сказал ему Буй Тур Всеволод: «…Седлай же, брат, своих борзых коней, а мои готовы, уже оседланы у Курска…».
«Задонщина. Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его князеВладимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая». – «Звенит слава по по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, стоят знамена русские у Дона Великого…».
Устное поэтическое творчество русского народа одухотворило, вочеловечило коня как верного друга-сопутника земледельца, землепашца, сеятеля и воителя…
*******************************************************************
…Пришлась по сердцу ему «Колесница» Гавриила Романовича Державина. «Золотая колесница», мчащаяся «по расцвеченным полям» («Седящий, правящий возница. По конским натянув хребтам Блестящи вожжи, держит стройно, Искусством сравнивая их. И в дальнем поприще спокойно Осаживая скок одних, Других же к бегу побуждая, Прилежно взорами блюдет; К одной мете их направляя, Грозит бичом иль им их бьет». - «Животные отважны, горды, Под хитрой ездока уздой Лишены дикия свободы И сопряжены меж собой. Едину волю составляют, Бодрятся, резвятся, бегут, Великолепный и красивый Вид колеснице придают… Возница вожжи ослабляет, Смиренством коней убедясь, Вздремал…»).
…На родной Орловщине, под Воронежем, Ельцом, Калугой, Тулой, Рязанью Фёдор Петрович с детства и отрочества воспринимал пришедшие из глубин тысячелетий «крылатое слово», пословицы, поговорки, присловья («Ржет конь к печали, ногою топает к погонке»; «Ржет конь на бору – хочет он ко двору»; «Ретивая лошадка недолго живет»: «Выше меры и конь не скачет»; «Пеший конному не товарищ»; «На чужой лошади погоняй, не стой»).Бытие и быт русича, неразрывными нитями связанные с коневодством, запечатлели народные речения, причиндалы-подковырки («Сбруя при рати недруга карати»; «Мажет Клим телегу, едет в Крым по репу»; «Кабы на коня не лысина, цены бы ему не было»; «Конь горбат, да не мерину брат»; «Куды конь с копытом, а рак тут же с клешней»; «Кума шла пеша, кумоням лехче»; «Лошадь в хомуте везет по могуте»; «Корм коня лучше»; «Знай ямскую по столбам»). Поэзия земледельческого труда, «власть земли», «власть тьмы», «горе сел, дорог и городов» - в сложных и противоречивых коллизиях, нашедших своё художественно-метафорическое выражение в пословицах и поговорках («Где конь, там и седло»; «Каков едет, таков и погоняет»; «Хто дорогою не хаживал, тот добра коня не жалует»; «Жаль коня любя себя»; «Конь молодцу, что копр огурцу»; «Жалеет коня – истомит себя»; «Два воеводы на одной подводе»; «Давно то пропало, что с возу упало»). Народная демонология, народные нравственно-ценностные ориентиры, «печаль не о своём горе», добротолюбие, человековедение – в сохраненных памятью поколений «сгустках», «завязях» духовно-гуманистических традиций, выраженных в афоризмах, фольклорных миниатюрах («Через силу и конь не скачет»; «Хомут худ, дуга тонка, а всем тоска»; «Ямщик в дороге пайщик»; «У притчи и на коне не уйти»; «У сивого коня воловая хода»; «Ходит что саврас без узды»; «Орать пашню – купить квашню»: «К пиву едется, а к слову молвится»).
«Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля предлагает читателю целое «гнездо» омонимов (лошадь, лошадка, лошадочка, лошадушка, лошадёнка, лошадёночка). По употреблению, лошади бывают: упряжные, верховые, коренные, пристяжные, дышловые, выносные (подседельные, подручные).
Владимир Иванович Даль предлагает читателю-другу, книголюбу собранные им пословицы: «Лошадь человеку крылья»; «Счастье не лошадь: не везёт по прямой дорожке»; «Он работает как лошадь» (т.е. усердно); «Возить воду, возить и воеводу»; «Лошадь (кобыла) с волком тягалась, хвост да грива осталась!»; «В ссуду жена никогда не дается, а лошадь – смотря по человеку»; «Нет такой лошади, чтобы не спотыкалась»; «На лошадь не плеть покупают, а овёс»; «Козак сам не ест, а лошадь кормит»; «Поедешь на той лошадке, что самого ездока погоняет».
Бытийно-бытовые приметы: «Лошадь фыркает – к дождю»; «Лошади фыркают в дороге – к теплу». Народная демонология: «Домовой (дедушка, суседко) лошади гриву завил»; «Лошадь ржет – хоть обругай её, да здравствуй!»; «Двужильную лошадь зарывай на дворе, не то выпадет за нею ещё 12 лошадей»; «Видел мужик во сне хомут – не видать ему лошадки до веку!». «Лошадиная» загадка: «Выше лошади, ниже собаки» (седло); «Две лошади белые, третья голая» (вздор). Фольклорный, устно-поэтический «комплимент» великой русской реке: «Волга-матушка добрая лошадка: всё везёт».
… Ростопчинские кони восторгали Петра Андреевича Вяземского (1792-1878), романтичного знатока коннозаводства, великолепного «портретиста», запечатлевшего «добрых коней», «верных коней», «резвых коней», «красавцев удалых» в своих лирических шедеврах («Мой добрый конь, мой верный конь! Люблю кудрей твоих огонь И стать твою, и гордый рост, И развивающийся хвост. Люблю, красавец удалой, Когда ты скачешь подо мной, И мерный стук твоих копыт Один в глухой степи звучит»).
Лексико-метафорическая пластика «конского портрета» («…Но утомился резвый конь. Но простывает чувств огонь. Все тише конь, все тише ум, Стройней, плавней стремленье дум. И вот свободный шаг коня Качает сладостно меня, Как легкой качкой челнока, Когда чуть зыблется река; Как мать заботливой рукой, Чтобы младенцу дать покой, Качает люльку, в коей он Ей улыбается сквозь сон»). Психологически и изобразительно-выразительно мотивированный и акцентированный пейзаж («Свежеет вечер, мгла и тень В степи сменяют зной и день: Уж степь небес заселена, Возникли звезды и луна. Как в светлый праздник до утра, Кругом ее, как вкруг шатра, Горят потешные огни: Как радостны в степи они! И у меня на тайном дне В сердечной, светлой глубине Зажглися звезды чистых дум И прояснился свежий ум. Взошла поэзии звезда, В руке ослабли повода, И конь знакомою тропой Чутьем поворотил домой»).
На переполненных ипподромах, где с триумфом завершали стремительный бег ростопчинские, орловские, орлово-ростопчинские кони, чаровала и воодушевляла своей удалью его, графа Петра Андреевича Вяземского, «Тройка» («Тройка мчится, тройка скачет, Вьется пыль из-под копыт; Колокольчик звонко плачет, И хохочет, и визжит. По дороге голосисто Раздается яркий звон; То вдали отбрякнет чисто, То застонет глухо он. Словно леший ведьме вторит И аукается с ней, Иль русалка тараторит В роще звучных камышей»). Глубинно-подспудная музыкальность сюжетной коллизии («Русской степи, ночи темной Поэтическая весть! Много в ней и думы томной И раздолья много есть. Прянул месяц из-за тучи, Обогнул свое кольцо И посыпал блеск зыбучий Прямо путнику в лицо». «Кто сей путник и отколе? И далек ли путь ему? Поневоле иль пол воле Мчится он в ночную тьму?»). Самодеятельные композиторы и профессионалы, исполнители разных поколений постигали, раскрывали, каждый по-своему акцентировали эпическую песенность триумфально-легендарной «Тройки» («На веселье иль кручину, К ближним ли под кров родной, Или в грустную чужбину Он спешит, голубчик мой? Сердце в нем ретиво рвется В путь обратный или вдаль? Встречи ждет он не дождется, Иль покинутого жаль? Ждет ли перстень обручальный, Ждут ли путника пиры? Или факел погребальный Над могилою сестры? Как узнать? Уж он далеко! Месяц в облако нырнул, И в пустой дали глубоко Колокольчик мой заснул»).
… «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля обстоятельно комментирует ономастическое «гнездо», относящееся к слову конь ( старинное комонь): рысак, стригун, тарпан, скакун, иноходец, жеребец, мерин. Диалектику народной души, поэзию земледельческого труда, сложные и противоречивые отношения крестьянина с «братьями меньшими» отразили сохранившиеся издревле философско-психологические речения, пословицы-афоризмы ( «Царство без грозы – конь без узды»; «Не конь везёт, Бог несёт»; «Господь, коня и меня! Конь под нами, а Бог над нами»; «Конь мой вся моя надежда»; «Счастье на коне, безсчастье под конём»; «Хорош конь, хорош и детина»; «Чей конь, того и воз»; «Куда конь с копытом, туда и рак с клешней»; «Конь тощий – хозяин скупой»; «»Корм коня дороже»; «Был конь, да изъездился»: «Весело коням, когда скачут по полям»; «Волк коню не товарищ».
… Ростопчинские и орловские чудо-кони восхищали Фёдора Николаевича Глинку (1786-1880), запечатлевшего в своей «Погоне» волшебно-былинную притягательность Руси конной («- Кони, кони вороные! Вы не выдайте меня: Настигают засадные Мои вороги лихие, Вся разбойничья семья!.. Отслужу вам, кони, я… Налетает, осыпает От погони грозной пыль; Бердыш блещет, нож сверкает: Кто ж на выручку?.. Не вы ль?») Риторические обращения, тревожные восклицания усиливают психологический драматизм сюжетной интриги; лирический повествователь не теряет надежды на избавление от смертоносного преследования («Кони, кони вороные, Дети воли и степей, Боевые, огневые, Вы не ведали цепей, Ни удушья в темном стойле: На шелку моих лугов, На росе, на вольном пойле Я вскормил вас, скакунов; Не натужил, не неволил, Я лелеял вас и холил, Борзых, статных летунов. Так не выдайте же друга! Солнце низко, гаснет день, А за мной визжит кистень… Малой! Что! Верна ль подпруга? Не солгут ли повода? Ну, по всем!.. кипит беда!..»).
… «Конный эпос» России талантливо пополнил Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807-1873); динамична и выразительна его «Степь» («- Мчись, мой конь, мчись, мой конь, молодой, огневой! Жизни вялой мы сбросили цепи. Ты от дев городских друга к деве степной Выноси чрез родимые степи!»). Психологически ориентированная экспозиция перерастает в «движущуюся панораму» среднерусского пейзажа («Конь кипучий бежит; бег и ровен и скор; Быстрина седоку неприметна! Тщетно хочет его упереться там взор. Степь нагая кругом непримета. Там над шапкой его только солнце горит, Небо душной лежит пеленою; А вокруг – полный круг горизонта открыт, И целуется небо с землею!..»). Романтически напряженная риторика «внутреннего» диалога («…-Ты несешься, мой конь, иль на месте стоишь? – Конь молчит и летит в бесконечность! Безграничная даль, безответная тишь Отражают, как в зеркале, вечность…»).
«Конный эпос» России трудно представить себе без полотен Николая Егоровича Сверчкова (1817-1898).
Воронцовско-ростопчинское Вороново… Троицкое… Красное… Подолье… Здешние быт и бытие , природные метаморфозы, дела и дни селян и горожан могут быть «реконструированы» посредством изобразительно-выразительной сюжетики замечательного мастера кисти (« «Помещичья тройка», «Грузный экипаж», «Катание детей», «Скачка на тройках», «Лошадь в беговых санках с седоком»). Целый «пласт» сверчковской анималистики связан с охотой и путешествиями («Охотник, застигнутый зимней вьюгой», «Охотники на отдыхе», «В метель», «Охота на медведя», «Охота на лося», «Охота в степи», «Возвращение с охоты»). – «Я посвятил себя искусству, выбрав русский быт, наши охоты и путешествия по России», - констатировал художник.
Н.Е. Сверчков – мастер живописно-драматических «новелл», раскрывающих события напряженные, чреватые трагизмом («Уходят от погони», «Нападение волков», «Пожар в степи», «Охота на волка», «Кобыла с жеребенком и убитый ею волк»).
Выдающийся портретист-анималист создал произведения, в которых с огромной психологической силой запечатлены четвероногие чудо-«индивидуальности» («Крепыш», «Летун», «Яшма», «Лебедь», «Сокол», «Серебряный»). Не только совершенными внешними формами, но и глубокой «диалектикой» внутренней полноценности чаруют «портреты» коней («Казарка», «Селитра», «Красавка», «Аар», «Горностай», «Барич», «Голова лошади»).
Художество, живописно-психологическая пластика позволяют воссоздать картины былого; созерцатель, зритель «чует» то, что сокрыто столетиями.
Историческая тематика и сюжетика властно погружает нас в «земли родной минувшую судьбу» («Царь Алексей Михайлович с боярами на соколиной охоте близ Москвы», «Выезд царя Алексея Михайловича на смотр войск в 1664 году», «Выезд царя Ивана Грозного на богомолье», «Императрица Мария Федоровна на санках, запряженных парой»).
«Прочитав Ваш чудесный рассказ о грустной судьбе бедного Холстомера, я не мог отказать себе, чтобы не изобразить это достойное животное», - писал он Л.Н. Толстому.- «Холстомер в молодости», «Холстомер в старости».
