Трепетная Голгофа Священный холм.

Трепетная Голгофа Священный холм. Праздник Крестовоздвиженья
5 октября 2011 года Номер 40 (933)
Уже четыре года на Псковщине, близ Изборска, стоит Священный холм, сложенный из огромных валунов, с громадным, из смолистой лиственницы, Распятием, которое, кажется, плывёт над псковскими пространствами, озерами, лесами и храмами. В этот холм радениями псковичей ссыпаны земли со священных псковских мест, где свершались великие сражения, где падали на землю убиенные герои, где творились чудеса, где рождались святые и мученики Древней и нынешней Руси.
Четыре года назад правящий архиерей Псковской епархии владыка Евсевий при огромном стечении народа освятил этот холм, и с тех пор ссыпанные в него земли, казалось, ожили, сочетаясь в таинственную живую материю, которая несет на окрестный мир благодать, силу, волю русского сопротивления, обещая неизбежную русскую Победу. Холм живет. Он говорит, он вещает. Вокруг него совершаются чудеса, к нему съезжаются из окрестных мест молодожены, справляют здесь свои свадьбы. Сюда, к этому холму приходят паломники, являясь из далеких мест, принося сюда землю сердца своего. Здесь, на холме, лежит солдатская ржавая каска, куда прихожане кидают монетки на память и на счастье.
Когда освящался холм, и к нему сошлись толпы, и возносился кадильный дым, и звучали песнопения, вдруг из осенних небес в самую гущу народа спустился аист — вещая птица, и стал расхаживать среди людей безбоязненно и бесстрашно, как вестник небес.
Однажды, глухим осенним вечером, когда землю уже накрывала мгла и Распятие едва виднелось в тумане, пришедшие к Кресту паломницы увидели, как над Крестом разъялись тучи, и в небе загорелось шесть малиновых ярких крестов. И об этом чуде говорили в местных церквах и на местных погостах.
Теперь, 27 сентября, в праздник Крестовоздвиженья, вновь состоялся народный праздник приношения земель. Люди прислали эти земли со всех концов Руси, из самых отдаленных мест земного шара… Здесь были земли из Магадана, с безымянных кладбищ, где покоятся мученики ГУЛАГа, здесь были земли с берегов Петропавловска-Камчатского, где существуют могилы павших русских воинов ещё времён Крымской войны, когда английская эскадра напала на землю Камчатки. Сюда принесли земли из Дивеева — с канавки Богородицы и из Оптиной пустыни — с могил оптинских мучеников. Сюда принесли землю, привезенную с Кубы, где воздвигнут православный храм.
Всё это были удивительно разные земли. Были красные — глинистые, были золотисто-песчаные, были коричневые суглинки, были известково-белые, розовые, зеленоватые. Разноцветные земли вбрасывались в холм, и казалось, что они сливались с предшествующими землями, и творилось загадочное таинство смешения земель. Смешение земель, смешение времен, смешение пространств… В какой-то момент возникло чувство единой русской истории и единой русской судьбы.
Митрополит Евсевий в сопровождении клира пришел к Холму и служил здесь праздничную службу, посвященную Крестовоздвиженью. Кругом Холма ходили тяжелые грузные тучи, лили дожди. Казалось, дождевые тучи касались самой вершины Распятия. И в момент ссыпания земель, когда уже неслись песнопения, когда Владыка возвещал своим голосом вечную память павшим за Родину героям, вдруг сотворилось чудо: раскрылись тяжёлые хмари, распахнулось небо и над самым холмом, над Крестом, засияла яркая лазурь — та, что на крыльях и плащах рублевских ангелов. И в эту расходящуюся небесную щель брызнуло вдруг солнце, озарило и холм, и осеннее пространство, и ряды молящихся. А вслед за этим, Бог весть откуда, из туманной дали, возник клин журавлей и прошел низко над самым Крестом, стеная и курлыкая. И был слышен шелест и шум их крыльев, и это была тоже небесная благая весть.
Холм принял земли, холм услышал молящихся, холм провожал своими незримыми очами улетающих вдаль журавлей, Холм жив, дышит и молится о нас, грешных. Холм посылает во все стороны русской земли незримый свет. Свет отраженной божественной красоты и силы.
Во время праздника на холме мне позвонил поэт Иван Кононов. Он прочитал несколько своих стихотворений. Эти стихи оказались таинственным образом вписаны в вибрации окружающего меня пространства. Они органично вплелись в симфонию священного холма, в миг, когда всё в нём дышало и трепетало.
Александр Проханов
ОН
И всё-таки он жив, хоть предан и распят,
И пригвожден к стране, к истории, распаду,
Влачащими его веков тринадцать кряду,
Запятнанными им от головы до пят.
Он брошен, выжат, смят и куплен задарма,
И высечен собой плетьми, а не в граните,
Используйте его, презрейте, изгоните,
Ведь он — навоз, дерьмо, подножные корма,
Пристанище греха, чудовище, урод,
Обмен своих веществ сводящий к вечным мукам,
Не годный ни к любви, ни к вере, ни к наукам,
Живущий вопреки, назло, наоборот.
И все-таки он жив, хоть бей его, хоть режь,
До дна хлебнув вина, вины, упреков, горя,
Он, вдруг, зашевелит губами, небу вторя,
И просверлит, пробьёт в небесном склепе брешь.
И сам себе слуга и царь, и божество,
Отец и мать, и сын, и баловень Господень,
Он станет лишь ему подобен и угоден,
Тому, кто создавал неверного его.
Кто он? Каприз? Словесный оборот?
Плод космоса? Услада материнства?
Он — знак и суть триады, триединства:
Отец, сын, дух —
Бог, человек, народ!
ОНИ
Те самые князья, которые монгол,
Держа их за татар, любили и кляли,
Ходившие на смерть, сажавшие на кол,
Погрязшие в крови, увязшие в пыли.
Те, коих племена, дружины, имена,
У треснувших икон поставлены на кон,
Чьей судорогой Русь была изменена,
На чьих хоругвях — лик. Велик и страшен он.
Те самые цари, чей трон имперский врос
Корнями в материк, не ведая границ,
Привившие стране табак и купорос,
Пред всякой немчурой валившиеся ниц.
Те, пасшие народ, взрастившие дворян,
Плодившие хандру, бунты и недород,
Самодержавный дух, чей был и свят, и рьян,
Пустившие козлов в священный огород.
Те самые вожди смутьянов и невежд,
Презревшие отцов, захапавшие власть,
Сумевшие пролезть надежд людских промежд,
Завравшиеся в прах, зарвавшиеся всласть.
Те самые они, которые везде,
Под чьим покровом — вор, и кум, и сват, и хам,
Их вездесущий след остался в борозде,
Их, осквернивших крест, опустошивших храм.
И тот неурожай, гнилой остаток тот,
Жрут с жадностью свиней, не слыша божий глас,
Наследники рабов, наместники пустот,
Они, они, они. Без нас, без нас, без нас.
Но если, впопыхах забыв и срам, и стыд,
Заветы праотцов, свой путь и боль утрат,
Ты, в алчности своей, богат, и пьян и сыт,
Захочешь сесть на трон, ты ими станешь, брат!
МЫ
Я сгорблен и сер от пыли
Небрит, немыт, волосат,
Вы вспомните, кем мы были
Две тысячи лет назад!
Мир булькал, и кровь кипела
Среди осад и атак,
Душа покидала тело
Легко и праведно так!
Прошли и сказки, и были,
И ясли, и детский сад.
Вы вспомните, кем мы были
Эпоху тому назад!
Онучи и кринолины
Напялил век-истукан,
Под карликом — исполины
Исполнили свой канкан.
О, Родина, это ты ли?
Откуда такой надсад?
Вы вспомните, кем мы были
Полвека тому назад!
Шагали и пели хором,
Не слушая вражий ор,
В порыве и дружном, и спором
Взвивался и мой вихор.
Истлели тех лет мундиры,
И сыгран отбой на трубе,
Теперь — что ни день, то дыры
Во времени и судьбе,
И можно понять едва ли,
Где рай переходит в ад.
Вы вспомните, кем вы стали
Неделю тому назад?
Иван Кононов