«РЫБЕ ЕСТЬ ЧТО СКАЗАТЬ»

НОМЕР 35 (876) ОТ 1 СЕНТЯБРЯ 2010 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Андрей Крайний:
«РЫБЕ ЕСТЬ ЧТО СКАЗАТЬ»
Руководитель Федерального агентства РФ по рыболовству отвечает на вопросы «Завтра»
"ЗАВТРА". Андрей Анатольевич, по образованию вы — военный журналист. Много лет были "звездой" военной журналистики, работали в одной из самых крупных газет страны, "Комсомолке". Насколько тяжело было из журналиста переквалифицироваться сначала в бизнесмена, а затем в чиновника? Журналистское начало осталось или ушло совсем?
Андрей КРАЙНИЙ. Не скрою, было очень тяжело. Меня "ломало" почти год. Постараюсь объяснить, почему. Я уходил с должности заведующего отделом "Комсомольской правды" — уважаемой газеты с 25-миллионным тиражом. Моё тогдашнее положение позволяло входить, что называется, во все двери: сегодня беру интервью у министра обороны, а завтра — у Президента России. И вдруг всё это меняется… Первоначального капитала нет и ты скатываешься по социальной лестнице на 12 ступенек вниз, становишься "ларёчником", ведь первые деньги можно было заработать только на торгово-закупочных операциях.
Больше всего "ломало" то, что катастрофически снизился уровень общения. От интересных и значимых людей — к совершенно другим. И дело было не в том, что это обычные люди, дело в том, что их ментальность достаточно своеобразная — какие-то вороватые представители различных фабрик, торговцы с рынков и прочее. Не забывайте, что шли 90-е годы, отсутствовала законодательная база, поэтому было действительно тяжело.
Ещё будучи школьником, я летом полтора месяца работал разнорабочим. Так вот, оттуда я вынес твёрдое убеждение, что нужно учиться. Так и оказалось. Позанимавшись этим "бизнесом" (этакое купи-продайство) месяцев восемь, понял, что, во-первых, категорически не хочу этим заниматься, а во-вторых, я себя очень некомфортно чувствую, поскольку мне всегда было тяжело что-то продать.
Человек должен жить в согласии с самим собой — для меня это аксиома. Поэтому при первой же возможности я начал заниматься производством — поначалу, правда, не слишком успешно. Совместно с Костромской льняной фабрикой мы вышли на рынок с инновационным для того времени продуктом — скатерти и полотенца с водоотталкивающей пропиткой. Но на тот момент это не было востребовано. И всё же я не оставил идею уйти в производство. Вскоре я попал на Калининградский тарный комбинат, затем на Балтийский рыбоконсервный комбинат. И вот там начал заниматься производством, стройкой, закупкой нового оборудования — именно тем, что было интересно.
Мне приятно осознавать, что на сегодняшний день Калининградский тарный комбинат, к которому я уже много лет не имею никакого отношения, продолжает оставаться самым большим предприятием страны в своём экономическом сегменте. Тогда мы вложили в его переоборудование порядка 15 млн. евро, что позволяет ему до сих пор быть самым современным по оснащению в России.
Конечно, было тяжело. Приходилось учиться говорить "нет", командовать. Ведь моя предыдущая работа журналистом хоть и была работой в команде, но предполагала, что человек сам выполняет определённую задачу в меру своих возможностей и таланта. И максимум, кем приходилось руководить, это фотокорреспондентом или несколькими сотрудниками отдела. А здесь — тысячные коллективы. Естественно, уставал сильно, но это была приятная усталость.
В 2003 году я был назначен директором Калининградского морского рыбного порта. Тот багаж, который я получил, работая на этих предприятиях, здорово пригодился. Если же говорить о журналистике, то мне очень помогло умение общаться с людьми. Труд журналиста заключается в умении видеть и разговаривать. Ты — журналист, а не следователь, и никто не обязан тебе ничего рассказывать. Чтобы получить информацию, нужно расположить к себе людей, иначе ничего не получится. А бизнес, по большому счёту, — это тоже умение говорить с людьми.
"ЗАВТРА". Насколько я знаю, и Калининградский порт вам пришлось поднимать практически с нуля?
А.К. На момент моего прихода порт девять месяцев не платил налогов, три месяца — зарплату сотрудникам, судовладельцы выводили суда, потому что они простаивали там по две недели без разгрузки.
Я первым делом собрал судовладельцев и сказал им: "Есть такой термин в торговом мореплавании "демередж" — штраф за простой судна. А вам нужно учить другое слово "диспатч" — премии за сверхбыструю разгрузку". Это вызвало у них улыбку.
Но… прошло немного времени и мы начали работать по европейским стандартам. Существуют показатели для работы портов — сколько тысяч тонн, какого груза нужно перегружать в сутки. Вот тогда-то судовладельцы полезли в словари искать это новое слово. Порт превысил уровень, достигнутый ещё в Советском Союзе по перевалке, стал строиться и ремонтироваться.
А вскоре последовало предложение из правительства возглавить Федеральное агентство по рыболовству… Вот уже четвёртый год тружусь в этой должности. Кстати сказать, — рекорд за весь постсоветский период. Хотя до министра рыбного хозяйства СССР Александра Акимовича Ишкова далеко — он около сорока лет возглавлял ведомство.
Во время беседы в правительстве, предшествующей моему назначению, я искренне попросил назначить меня пятнадцатым вице-президентом Газпрома. На вопрос Фрадкова: "почему?" я ответил: "Ну, сколько же можно приходить на целину, заваленную металлоломом?! Почему пятнадцатым? А потому что ты ни за что не отвечаешь, перекладываешь бумажки, и при хорошей зарплате!"
"ЗАВТРА". А здесь меньше?
А.К. Доход федерального чиновника моего уровня составляет примерно 2-2,5 млн. рублей в год. Кстати сказать, я твёрдо убеждён, что зарплата должна быть достойной, но её высокий уровень не гарантирует того, что данный человек не будет коррупционером. Это разные вещи. Люди берут взятки не от бедности, а от алчности и ощущения безнаказанности.
"ЗАВТРА". Вы возглавляете "рыбное" ведомство больше трёх лет…
А.К. Недавно мы вместе с Александром Савельевым, руководителем центра общественных связей, подняли моё первое интервью, которое я давал вскоре после вступления в должность "Российской газете", и посмотрели, как выполняются мои обещания. Что-то не удалось, что-то оказалось ненужным, нецелесообразным, но в целом объём выполненного составил примерно 93%.
Не всё ещё сделано, но нормативно-правовой фундамент нами создан. Есть несколько совершенно знаковых вещей, которые мы сделали. Например, решение о выдаче доли квот сроком на десять лет привело к тому, что, во-первых, горизонт планирования появился у рыбаков, а во-вторых, как говорят сами рыбаки, "Андрей Анатольевич, одним решением вы сделали нас миллионерами". Люди стали понимать, чем они будут заниматься в ближайшие годы, компании сразу оказались капитализированы. Началась консолидация. А между тем, эта отрасль единственная, где было 2700 игроков и ни одной крупной компании.
У нас не так давно прошёл аукцион по синекорому палтусу Баренцева моря — это был исторический прорыв.
38 лет мы не могли поделить с Норвегией палтуса. Норвежцы настаивали на следующих цифрах: России — 30%, им — 60%, и 10% — странам Евросоюза. Для нас эта формула была неприемлемой. Хотя биологически, строго говоря, палтус в основном водится и нерестится около норвежских берегов. Но мы в 2008 году впервые за 32 года пошли в экспедицию в Карское море и нашли там молодь палтуса. А в 2009 году пригласили с собой норвежских учёных и подтвердили информацию. Когда у нас появился такой весомый аргумент, мы смогли договориться. В результате нам досталось 45% от общей квоты. Часть её была выставлена на аукцион, часть остаётся в прилове (есть такие тонкости — при ловле трески в прилове попадается палтус).
Когда мы реализовывали квоты, стартовая цена каждого из восьми лотов была 25 млн. рублей. В результате 12-часового аукциона государство получило 1,5 млрд. рублей.
Ситуация абсолютно прозрачная. Сидит 12 человек комиссии, в состав которой входят "силовики", ведётся аудиозапись, "договориться" невозможно в принципе. То же самое и с квотами на десять лет.
Существует так называемый рентный платёж — ставка за пользование водными биоресурсами. Учитывая, что у нас по закону водные биоресурсы являются федеральной собственностью, государство взимает денежные средства (небольшие). В налоговом кодексе расписано, какая рыба сколько стоит. При оптовой цене горбуши 60 рублей за килограмм, плата составляет полтора рубля.
В этом отличие от аукциона, который проводило Минэкономразвития в 2000 году, когда торговали квотами и вымыли весь оборотный капитал у компаний, так как они вынуждены были платить сумасшедшие деньги. Именно тогда через российские компании к нам вошёл юго-восточный капитал. Цена права на вылов краба доходила до абсурда и была выше, чем стоимость готового краба. Понятно, что люди просто покупали билет на промысел: мол, дайте нам билет на сто тонн краба, а тысячу мы так поймаем, договоримся...
"ЗАВТРА". А что с промыслом кита?
А.К.Кита мы сегодня разрешаем бить только чукчам, алеутам, так называемым коренным малочисленным народам Севера, и только традиционными методами лова — гарпунами на маленьких лодках. О промысле я бы говорить не стал, так как несколько китов в год — это, согласитесь, не цифра. Происходит настоящая борьба человека с животным, исход которой трудно предсказать. Вот масштабы ловли китов в Японии настораживают. Они, конечно, заявляют, что ловят исключительно в научных целях, но объёмы явно не для науки. И любой, кто был в Японии, видел там в суши-барах китовое мясо.
"ЗАВТРА". Как сегодня решается вопрос с нашей экономической зоной?
А.К.31 августа 2007 года в Астрахани проходило заседание Госсовета, и Путин, выслушав доклад о полном беспределе с ловом на Дальнем Востоке, спросил: "Экономическая зона, она вообще наша или чья?" В то время можно было сделать следующее: выйти за границу, выловить рыбу, прислать какое-то судовое суточное донесение на берег (например, "поймал три тонны наваги") и совершенно спокойно двигаться в порты Южной Кореи или Японии, чтобы сдать там улов.
Нами было проведено решение, которое все мировые рыболовные державы давно уже прописали в законах, а именно: сначала нужно зайти на таможенную территорию, задекларировать улов, а затем можно или уходить на экспорт, или грузить внутри страны. Эта норма была прописана в законе. На сегодняшний день все суда, работающие в нашей экономической зоне, выполняют это требование.
Казалось бы, всего две строчки в законе и одно постановление правительства, а к чему они привели? Мы дали год переходного периода — закон вступил в силу 1 января 2009 года. Дальневосточная таможня доложила, что по результатам первого полугодия 2009 года рыбаки задекларировали рыбы в 11 раз больше, чем за аналогичный период прошлого года. Понятно, что именно задекларировали, а не поймали. Итог — 12 млрд. рублей дополнительных налогов в казну! Вот цена вопроса.
А ведь сначала, когда норма была принята, все молчали. Затем, в октябре 2008 года, стали звучать высказывания: "Давайте перенесём ещё на год, порты и контролирующие органы не готовы, будут простои судов, начнётся коллапс". Но мы были уверены, что подобного не произойдёт. И вот почему.
Было выпущено постановление правительства — кстати сказать, одно из немногих, — с чётким регламентом работы контролирующих и надзирающих органов. В нём сказана простая вещь: суда, которые заходят в российские порты с уловами водных биоресурсов, должны осматриваться в течение трёх часов. В противном случае капитан вправе написать рапорт, и тогда пограничники, таможенники или ветеринары будут объясняться, почему они не уложились в положенный срок. И самое главное, можно будет предъявить иск на возмещение убытков и за упущенную выгоду.
У нас раньше существовала презумпция виновности: если рыбак — значит, браконьер. Поэтому данное постановление шло, что называется, непросто, но оно было принято.
Наступил 2009 год, и мы увидели, что никакого коллапса нет, есть некие издержки, но они с лихвой перекрываются выгодами и для страны, и, что самое главное, для добропорядочных легальных рыбаков. Почему? Браконьерство плохо не только потому, что уничтожаются водные биоресурсы, но и потому, что легальные рыбаки не в состоянии конкурировать с браконьерами по цене, как на внешних, так и на внутренних рынках. Начинается демпинг. Например, я произвел продукцию и рассчитываю её продать за 100 рублей. И тут появляется браконьер (который не платит налогов, у него нет практически никаких расходов) с такой же продукцией, но по 70 рублей. В результате добропорядочные компании терпят убытки. Могу с уверенностью сказать, что самые сознательные помощники в борьбе с браконьерами — это легальные рыбаки, это крупные компании, которые заинтересованы в долговременном сотрудничестве, как с российскими, так и с зарубежными потребителями.
"ЗАВТРА". Таким образом, сегодня честным быть выгоднее?
А.К.Совершенно верно. В подтверждение расскажу такой случай. Недавно ко мне пришли руководители большой компании из Дальнего Востока. Они ловят минтая в одной подзоне. Общий допустимый улов составляет 20 тысяч тонн. Так вот, они сказали: "Мы ловим 35 тысяч тонн. Нельзя ли увеличить общедопустимый улов? Там действительно есть рыба. Может, сказать учёным, чтобы подробнее исследовали зону?" Я поинтересовался: "А вам-то что за беда? Ну, не поймали вас пограничники, радуйтесь". А они ответили, что в связи с новой системой налоги получается дешевле платить, чем давать взятки. Это же здорово!
К уровню 2008 года рост вылова составил около 15%, это был рекордный вылов за последние девять лет. Злые языки утверждали, что нам просто повезло: впервые за всё время наблюдений пришло столько лосося — 540 тысяч тонн. Но ведь мы сделали так, что эти тонны были не только пойманы, но и показаны компаниями в статистике. Сейчас, как я уже говорил, невыгодно укрывать уловы. Если в течение двух лет ты вылавливаешь меньше 50% от того, что положено, то мы попросту можем отобрать разрешение. К тому же, снизились ставки за пользование водными биоресурсами.
Когда я пришёл на отчётный доклад к председателю правительства, то сказал, что могу уложиться в 15 секунд. Владимир Владимирович посмотрел на часы и сказал "Попробуйте!"
"Рыбаки России за шесть месяцев 2009 года поймали рыбы на 15% больше, чем за аналогичный период 2008 года. Доклад закончен". Он спрашивает: "А дальше что?" "Всё", — отвечаю. И мы начали говорить о проблемах транспортировки, логистики, хранения, переработки, реализации и т.д.
"ЗАВТРА". А что это за проблемы?
А.К. Узких мест много. Например, не хватает специализированных холодильников для рыбы. Страна не строит их с советских времён. Сегодня мы работаем в этом направлении.
Или взять ту же проблему браконьерства. Потребление рыбы в 2009 году увеличилось у нас на 30%: с 13,2 до 19,1 кг на человека. Но при этом не учтены данные по спортивно-любительскому рыболовству (кстати сказать, у норвежцев такая же проблема) и внутреннему браконьерству.
Хочу пояснить. С одной стороны, браконьерство плохо, потому что это — нарушение закона, а с другой стороны, то, что поймано, в этом случае останется в нашей стране (рыбак сам съест свой улов или тут же продаст его). И это не идёт ни в какое сравнение с браконьерством крабов и осетров. С внутренним бытовым браконьерством, конечно, нужно бороться, но оно менее страшно, чем организованное.
В советское время по потреблению рыбы мы были на втором месте в мире после Японии, но в той цифре, которой так гордился СССР и Минрыбхоз, было заложено определённое лукавство. Как тогда подсчитывали? Выловили 11,5 млн. тонн, разделили на 280 млн. человек и получили цифру. Но здесь не брали во внимание ни экспорт, ни рыбную муку. Сегодняшние цифры в этом плане более справедливы.
Геннадий Онищенко в начале 2010 года сказал мне: "Передайте огромное спасибо рыбакам. В 1998 году население, потерявшее работу, оставшееся без сбережений, перешло с мяса на макароны, в 2009 году — с мяса на рыбу. То есть с белка на белок".
Потребление рыбы растёт в любой цивилизованной стране, и это нормальное явление. Более доступный белок, богатый витаминами и аминокислотами, в том числе незаменимыми. Я всегда привожу в пример Японию — страну, которая пережила две атомные бомбардировки. Средняя продолжительность жизни у женщин 89 лет, у мужчин — 86 лет. Только благодаря морепродуктам. Я неоднократно бывал там и могу сказать, что цифра 67 кг морепродуктов на человека — абсолютно реальна.
"ЗАВТРА". С весны все улицы Москвы пестрят вашей рекламой. Слоган "Рыба ждёт" теперь прочно впечатан в общественное сознание. Зачем нужна была эта кампания и не жалко ли было тратить на неё деньги?
А.К.С этой рекламой целая история. Мы прекрасно понимали, что, создав нормативно-правовую базу и упростив механизм принятия решения и выдачи документов разрешения на промысел, мы получим рост коичества рыбы на рынке. Согласно федеральной целевой программе, мы должны были поймать 3,65 млн. тонн в 2009 году, а поймали около 3,8 млн. тонн. Встал вопрос о том, что потребление рыбы нужно каким-то образом стимулировать. Надо привлечь внимание к рыбе и объяснить людям, что она стала более доступна, напомнить о рыбе. Возникла идея проведения рекламной компании. Мы чётко знали, что ни копейки денежных средств в бюджете на 2009 год на эти цели нет. Начали думать, как же быть.
Поскольку этот год был кризисным, мы быстро сообразили, что этот кризис ударил и по рекламщикам. Заказов стало мало. На улицах появилось много свободных рекламных площадей. А размещение социальной рекламы снижает тем же рекламщикам плату за аренду площадей. То есть размещение нашей рекламы выгодно обеим сторонам. И с рекламщиками Москвы было достигнуто соглашение, что они разместят наши билборды бесплатно. Осталось только придумать саму рекламу. И мы её придумали.
Наш плакат состоялся и привлёк внимание руководителей страны. Было очень интересно наблюдать за полемикой, развернувшейся в Интернете по поводу того, сколько бюджетных средств ушло на эту рекламу. Одни хвалили, другие возмущались: "это ж сколько миллионов бюджетных денег они освоили?!" И я подумал: всё-таки что-то неладно у нас в стране, если у людей не возникает мысли, что можно что-то сделать просто потому, что это нужно сделать, а не ради того, чтобы, как говорят чиновники, утилизировать средства федерального бюджета. Многих интересовал вопрос, а сколько же и кому заплатили за креатив? Н-и к-о-п-е-й-к-и! Я считаю, что нет необходимости делать заказ за огромный бюджет на то, что мы сами в состоянии придумать. Кстати, следующий слоган, который увидит Москва, звучит тоже дорого: "Рыбе есть что сказать!".
"ЗАВТРА". В регионы выходить не собираетесь?
А.К. В этом году наша реклама появилась и в регионах. Мы разослали губернаторам письма с предложениями разместить её по той же схеме, что и в Москве. Наша кампания даже повлияла на российское законодательство. Сейчас обсуждаются поправки в закон о рекламе. Появился серьёзный аргумент, чтобы размещать социальную рекламу. Планируется даже увеличить квоту на неё.
"ЗАВТРА". Несколько слов о разграничении на Каспийском море…
А.К.Там требуется серьёзная работа. Прошлым летом казахские пограничники, преследуя на вертолёте браконьеров, получили выстрел из ПЗРК.
На сегодняшний день, несмотря на то, что процесс идёт очень трудно, многое сделано. Мы подписали план взаимодействия с ФПС ФСБ, начинаем тралить сети, проводить совместные рейды.
Ситуация складывается следующим образом: осетра становится всё меньше — следовательно, возрастает конкуренция среди браконьеров.
"ЗАВТРА". Ни для кого уже не секрет, что если задерживают банду браконьеров, то на самом деле одно силовое ведомство "разбирается" с другим.
А.К. К сожалению, это так. На воду хотят все. Я встречал там даже таможенников. Не говорю уже про участковых и райотделы — не снимая формы, среди бела дня отвлёкся на два часа от службы, наловил рыбы… Мы с губернатором Астраханской области одного такого вытаскивали из лодки. В этом регионе сильно развита клановая система, кумовство, поэтому там очень тяжело работать. Но, тем не менее, работаем.
"ЗАВТРА". Но браконьерство ведь не единственная причина, из-за которой снижается популяция осетровых?
А.К.Не единственная. Я сейчас скажу, может быть, крамольную вещь. Первый удар мы нанесли сами, когда построили Волжско-Камский каскад гидроэлектростанций. Белуга тысячи лет нерестилась около Нижнего Новгорода. А сегодня для осетровых остаётся 350-километровый участок от Каспия. Эта рыба рождается в пресной воде, уходит в солёную и возвращается на нерест в пресную. Мы не можем объяснить белуге, которая миллионы лет приходила в одно и то же место, что туда пути больше нет, что она должна нереститься где-то здесь поближе. Кстати говоря, нужно сказать огромное спасибо министру рыбного хозяйства СССР Александру Акимовичу Ишкову, царствие ему небесное, который в своё время, что называется, костьми лёг на Политбюро, и не дал построить такую же станцию в Астрахани, а то бы у нас там давно не было рыбы.
Итак, что получилось? Когда этот каскад был введён, стало очень много осетров. И когда мы сегодня говорим, что в 1973 году выловили 40 тысяч тонн, это произошло только потому, что рыбе было некуда идти, она вся сгрудилась на этом участке. Это — первая беда. Вторая — браконьеры, а третья — то, что мы 20 лет не занимались мелиорацией Волги, равно как и остальных рек. Волга заиливается, становится мельче, а в малых несудоходных реках летом остаётся до 30 см воды. Рыба туда не идёт. Она мечется по Волге, по которой днём и ночью идут сухогрузы и танкеры. Рыбе некуда деваться, и она волей-неволей попадает в сети.
Таким образом, проблема вырисовывается комплексная. Нужно не только гоняться за браконьерами (хотя без этого нельзя), но и улучшать экологию и гидрологию Волги, равно как и других рек. У нас и на Дону такая же ситуация, и на Енисее, и на Иртыше, и на Оби, и на Амуре. На Амуре, слава Богу, есть рыба, там запрещён промышленный лов, там нет нашего повального браконьерства, но есть китайское. Наши пограничники каждый день снимают сети. Река страдает от китайских заводов, которые не оборудованы системами очистки — Амур становится то фенольной рекой, то бензольной.
Правда, есть одно место на Амуре, где он впадает в Татарский пролив — там проходит пограничная зона и расположена знаменитая деревня Нижние Пронги, где всё население браконьерит. Я показывал президенту Медведеву фотографии — сотни голов осетра и калуги валяются на земле. Похоже на картину Верещагина "Апофеоз войны".
"ЗАВТРА". А как возникла такая ситуация?
А.К. Погранзону объявили, но поскольку это берег, то пограничники там не работают, а милиция или рыбинспекция войти туда не могут. И получается, что де-юре погранзона существует, а де-факто её нет. Но сейчас нами достигнута договорённость с пограничниками, что мы будем работать на подобных участках, где происходит стык ответственности ведомств, чтобы наводить порядок.
"ЗАВТРА". Когда я общался с браконьерами, они объясняли мне, что им попросту некуда деваться. Работы-то никакой нет…
А.К.Совершенно справедливо. В советское время там находился рыбокомбинат. Затем он был приватизирован, остановлен, разворован. Сегодня он стоит в руинах. Мы ищем представителей бизнеса для того, чтобы этот комбинат запустить. Худо-бедно, но 150-200 рабочих мест мы сможем дать.
Конечно, не каждый человек, даже голодая, пойдёт с кистенём на большую дорогу. Но повальная безработица на Северном Кавказе вынуждает людей браконьерить — а куда деваться, жить-то надо.
"ЗАВТРА". Ваше ведомство планирует подготовить поправки в закон, которые вернут понятие "единое промысловое пространство". Сейчас назрела такая необходимость?
А.К. Когда в День Рыбака Путин поздравлял рыбаков Камчатки с их профессиональным праздником, ему был задан вопрос о едином промысловом пространстве. Вопрос на самом деле очень простой: рыба не понимает, где проходит граница, она мигрирует совершенно свободно. Нужно регулировать не госграницы, которые никакого отношения к водным биоресурсам в этом смысле не имеют, а нужно регулировать изобатами, то есть глубиной — на 20 метрах тралом работать нельзя, а на ста — можно.
"ЗАВТРА". Кстати, я видел работу трала по дну. Это жуткая картина — выпаханные "насмерть" пространства. До сих пор так работают?
А.К. Сейчас правилами рыболовства запрещена работа тралами на мелководье, поэтому апокалипсической картины, которую вы нарисовали, сейчас, конечно, нет.
"ЗАВТРА". А как обстоят сегодня дела с судостроением?
А.К. Нормативная база, необходимая для старта, уже создана. Наступает время материально-технических шагов, серьёзных инвестиций в отрасль. Флот был построен в основном во времена СССР, поэтому он естественным образом стареет. За последние три года всего две единицы новостроя вошли в состав судов дальневосточного бассейна. Я говорю о крупных и средних судах. Если "малышей" ещё строит завод в Благовещенске, то крупные и средние — нет.
Но здесь нужно сказать и вот ещё о чём. Был проведён ряд совещаний, включая то, которое проводил председатель правительства на Дальнем Востоке. Дело сдвинулось с мёртвой точки — определили четыре основных проекта, по которым флот будет строиться. Если флот делать штучно, он будет очень дорогой, если же сериями, то судно получается на 15-20% дешевле. Когда мы взялись за эту тему, то выяснилось, что в России с 1978 года никто никаких судов не проектировал. Есть проекты, созданные в содружестве с норвежцами, которые считаются лучшими проектантами.
В совещании, на котором утверждались проекты, принимали участие рыбаки не только с Дальнего Востока, но и из Мурманска, Калининграда. Финансовая схема уже отработана. Понятно, что рыбаки не в состоянии купить флот, уместен только лизинг. Причём, я глубоко в этом убеждён, государство должно субсидировать ставку по лизингу, потому что здесь, в отличие от других отраслей экономики, всё вернётся. Рыбаки сегодня готовы квоты использовать, как залог. Я уже говорил о том, что для рыбака самое страшное — потерять квоту, и если он отдаст её в залог под судно, можно быть на сто процентов уверенным, что если не произойдёт падения Тунгусского метеорита, то он отдаст эти деньги.
Таким образом, лизинг, проекты есть, финансовая схема понятна, залоговая база тоже, потому что кроме квот закладывать нечего. Ну, не старый же флот и контору на берегу?! Эти активы не стоят столько. Ну и, естественно, сам строящийся корабль, как залог.
Сейчас стоит вопрос — где будем строить? Справедливости ради нужно сказать, что СССР крупнотоннажный флот строил только в Николаеве. Всё остальное мы заказывали в Испании, во Франции, в Финляндии, ГДР и Польше. Таким образом, нужно учиться.
"ЗАВТРА". Когда планируется закладка?
А.К. В этом году планируем заложить два киля. Кстати сказать, немцы, корейцы, англичане и испанцы тут же предложили свои услуги. Более того, они предложили финансирование своих банков под минимальные проценты, которые наши банки не в состоянии сделать. Но понятно, что по стратегическим соображениям нужно строить у нас. Самое главное, что будет кумулятивный эффект. Ведь поднять судостроение — это заодно поднять и металлургию и т.д. Надо начинать самим всё производить. А то у нас нет ни одного отечественного дизеля в той гамме, в которой нужно рыбакам. Я не могу понять, почему до сих пор наши машиностроители не заключат контракт с "Манном" и не начнут делать по лицензии. Ведь корейцы делают по лицензии манновские движки, хотя и гордо называют их корейскими. Мы могли бы это сделать, у нас есть свободные мощности Брянского машиностроительного завода.
Подводя итог, верфи будем выбирать по конкурсу, первые суда будем закладывать, скорее всего, на Дальнем Востоке. Корейцы внимательно наблюдают за этой ситуацией. У них есть проект с российской компанией на базе Находкинского судоремонтного завода. Они хотят государственных гарантий на заказ. И очень внимательно следят за ситуацией испанцы. Я был в Испании с официальным визитом, посещал верфи, которые строили для нас супертраулеры типа "Содружество". Их представители по моему приглашению посетили Калининград, где существует режим особой экономической зоны, то есть шесть лет ввоз оборудования беспошлинный, нет налога на прибыль, на имущество и т.д. В ближайшее время планируем вернуться к этому разговору. Испанцы подсчитали, что им нужно будет инвестировать примерно 100 млн. евро в эту площадку, чтобы создать верфь для судов рыбопромыслового флота. Я полагаю, что как только начнётся закладка килей на Дальнем Востоке, наши западные партнёры ринутся туда, что называется, наперегонки. Там — рынок.
Есть такая группа компаний "Норвежские поставщики технологий", которые производят судовое оборудование и промышленное вооружение, навигацию и т.д. Их представители пришли ко мне, принесли блистательно сделанное исследование Дальнего Востока по типам судов. И сказали, что готовы на срок лизингового договора предоставлять в рассрочку оборудование. Они прекрасно отдают себе отчёт, почему идут сюда — здесь есть рынок, есть объём. Европа сегодня практически не строит судов, у них наблюдается переизбыток флота. Там сейчас платят рыбакам за то, чтобы они не выходили в море. У них в угнетённом состоянии рыбные запасы.
Нет рационального управления, того управления, которое мы совместно с Норвегией показали всему миру на примере трески и пикши. Когда в течение шести лет сознательно давали общедопустимый улов (ОДУ) на низком уровне, рыбаки скрипели зубами. Но в результате популяция восстановилась, и третий год подряд на 15% увеличиваем ОДУ.
Два государства, принадлежащие в годы холодной войны к различным лагерям (Норвегия — член НАТО), не прекращали сотрудничества в области рыболовства.
"ЗАВТРА". Что значит для вас дело, которым вы занимаетесь?
А.К. Рыба — не менее, а, может быть, и более важна для страны, чем нефть. Это абсолютно неиссякаемый источник. То, что создала природа и Господь. Я часто повторяю на совещаниях, что американские футурологи говорят, что через 30-50 лет начнутся войны с применением оружия за обладание белковыми ресурсами и пресной водой. В этом смысле Россия — Богом спасаемая страна. У нас и того, и другого достаточно, даже с избытком. Нужно только всё рационально использовать во благо России.
Беседу вёл Владислав Шурыгин