Один из наиболее ярких и увлекательных аттракционов на сегодняшней сцене — проект "Кабаре Безумного Пьеро".
"Безумного Пьеро" создал Сергей Васильев — человек с красивым голосом и большим сердцем. Создал и отправил в мир своей любимой музыки — жестокого романса, патефонных пластинок и подпольных записей... Безумного Пьеро можно встретить в Москве начала века, в Париже 20-х, в Буэнос-Айресе 30-х, в заснеженных двориках российских городов и на тюремных этапах. Он поет песни, под которые завязывают романы и разбиваются сердца. Песни шикарных ресторанов и городского дна. Их сочиняли и пели очень разные люди — Вертинский, Изабелла Юрьева, Карлос Гардель, Пьяцолла, Петр Лещенко, Курт Вайль, Аркаша Северный... А артист готов предстать перед вами героем, клоуном и дураком..." — гласит пресс-релиз.
"Кабаре" — одновременно лёгкий и содержательный, вальяжный, но внезапно тревожный спектакль, в котором актёры ведут с публикой свою игру, не подстраиваясь, но завлекая аудиторию в свои творческие сети. Каждое выступление "Кабаре" — это коктейль стилей и смыслов. В одной программе сталкиваются жанры, некогда достаточно далёкие друг от друга, но слушатель легко воспринимает такой коктейль как единое целое. В пику медийной поп-культуре "Кабаре" демонстрирует, что музыка прошлого более чем современна и актуальна в начале века. В конце прошлого года "Кабаре Безумного Пьеро" выпустил свой первый диск, представляющий собой своеобразную звуковую дорожку к проекту. О проекте размышляет художественный руководитель и солист "Кабаре".
Сергей ВАСИЛЬЕВ. "Кабаре Безумного Пьеро" возникало этапами. Пьеро — это маска, поэтому биографию стараюсь не особенно раскрывать, хотя некоторые аспекты моей жизни, несомненно, повлияли на творческий выбор.
Я поучился на оперного певца в профильном учебном заведении и долго колебался между карьерой в опере и певца эстрадного в формате старой песни — кабаре, романс. В итоге ушёл, сделав выбор в пользу эстрады.
Мой псевдоним имеет отношение к некоторым фактам моей предыдущей биографии, когда я очень долго репетировал роль Пьеро в труппе режиссера Петра Немого "Проект "Балаганчик". Со знаменитым фильмом Годара он никак не связан. А вообще, среди друзей я всегда имел репутацию такого странного, непредсказуемого человека.
В "Балаганчике" я познакомился с Ольгой Булычёвой, ныне концертмейстером "Кабаре". Возникло зерно, которое спустя энное количество лет выросло в то, что называется "Кабаре Безумного Пьеро". Выступать начали в 2007 году, на подпольном уровне. Первый полноценный сезон — это, безусловно, сезон 2008-09 года, когда с нами стала выступать очень яркая певица, она же отличная виолончелистка, Дарья Ловать, и всё из необычного, но неровного зрелища стало превращаться в нечто более слаженное. Когда есть несколько актёров, а их, надеюсь, будет больше, путешествовать гораздо интереснее. Нынче костяк проекта выглядит следующим образом: Ольга Булычёва (фортепиано), Александр Бронвейбер (скрипка), Дарья Ловать (вокал, виолончель), Айрат Дашков (конферансье, известный радио-диджей), Александр Румянцев (на сцене работает в образе паяца, по совместительству наш концертный директор).
"ЗАВТРА". Какие цели и задачи вели тебя и "Кабаре"? Вы двигаетесь интуитивно или существует некий план, ориентир?
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Я редко формулирую вербально такие вещи, не пишу сам себе конспекты. Когда внутренне созрел — начинаю делать. Мне интересно находиться в точке, где соприкасаются театр, песня, кабаре, клоунада. Непринципиально называть это каким-то словом, пусть зритель или слушатель сам, при желании, даёт определения.
Мы работаем с аутентичным музыкальным материалом, имеющим отношение к кабаре в самом широком смысле. Например, Вертинский или Марлен Дитрих. Курт Вайль же — высокий академический мюзикл. А Аркадий Северный — совершенно неожиданный персонаж, из низких, в общем-то, слоев культуры, но при этом тонкий интерпретатор. В его репертуаре много песен, которые составляли пласт городского романса.
Эти песни легко театрализируются, как почти все блатные песни, ибо в них имеется интересная история. Еще мы исполняем танго, причем как европейское, так и старое аргентинское. В нашем репертуаре также есть произведения Астора Пьяцоллы. Барокко будет. Классика будет.
Работаем с материалом, который можно подать серьёзно, чисто, и в то же время отстранённо, иронично.
То есть по ингредиентам не так-то просто понять, что собой представляет целое, особенно если мыслить в категориях музыкальных жанров. Моя цель — это игра со зрителем. По сути, это прямое взаимодействие "артиста и зрителя". Во время нашего представления, вы — то белый клоун, то вдруг становитесь рыжим клоуном, или внезапно, проникаетесь образами Вертинского, или танцуете цыганом, или приблатнённым парнем, который три аккорда лабает во дворе, или аргентинским мачо, который на самом деле называется не "мачо", а "партеньо", и. т.д. И все это лишь паноптикум состояний человеческой души. Не существует каких-то отдельно взятых "романсов", "танго", "зонгов", "блатных песен"… Есть "человек" вообще и "песня" вообще, и величественный миф, который вокруг этого факта европейская культура воздвигла … перед тем, как умереть.
"ЗАВТРА". Полистилистичность говорит о широких вкусах и интересах, но есть какой-то "скелет", на который всё нанизывается? И где граница, за которую вы не будете заходить?
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Для меня первична идея кабацкого или уличного театра. Я понимаю, что все клубы обидятся, если их назвать кабаками. Хорошо, пусть это будет "салонный театр". Но этот театр — бродячий. А мы — бродячие артисты.
Вся музыка для нас делится на два типа: можем мы в нее играть, или не можем? Вот Моцарта можем взять, а рок-н-ролл нет. Почему?
В жизни я могу относиться к рок-н-роллу с интересом, но как автор очень чётко разделяю, какой музыкальный материал наш, а какой нет. Была эпоха, когда песня была не ритмическим, а актёрским произведением. То есть примерно до пришествия джаза и рок-н-ролла. Как только ритм стал доминировать — актёрский элемент в песне был очень сильно потеснён. Актёрство — первичный элемент в классическом европейском пении, его нельзя было оттуда удалять ни в коем случае. В рок-н-ролле есть подача артистической харизмы, он на ней и строится, но игры маловато.
Еще один вопрос, который как-то перед нами всегда маячил: можно ли соединить перфекционизм академической культуры исполнения песни со свободой молодежного ночного клуба? Мы этого хотим, мы не видим тут препятствий.
"ЗАВТРА". Проблема выступлений в клубах, что перед сценой — жующие расслабленные люди.
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Пускай жуют. Вертинский писал, что это лучшая школа для артиста. Потому что нужно, чтоб они стали твоими, несмотря на тарелку, рюмку, обстановку, компанию. Но нам уже легче, мы давно не выступаем наобум. На наши концерты приходит определённая публика, которая в теме, которая хочет видеть нас на сцене. Чуть сложнее завоевать зал на корпоративах и. т.д. Может быть, потому, что там еда бесплатная.
Вперёд, артист! Умей общаться с аудиторией, чувствовать. В этом одна из тайн уличного театра. Уличный театр не предполагает, что все перед ним встанут по стойке смирно. В толпе может происходить всё что угодно. Как раньше работали труппы comedia del arte — приехали, разложились и вперёд. А вокруг, у людей, какая-то своя жизнь, может, их вообще не прошибёшь? Но надо уметь начать представление в любой ситуации.
"ЗАВТРА". Что для тебя театр, что — не театр?
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Даже не спрашивай. Я полгода жил в Индии, думал об этом. В итоге пришел к тому, что нужно каждый день полтора часа йогу делать с утра, и полчаса — вечером. Театр — это ритуал. Если в жизни нет ритуала, то и театра нет. Йога вовлекает в вечные процессы, в космические циклы, в которых архетипы живут. Если кто-то сумеет НЕЧТО из этих космических пространств "пригласить" на сцену, то он и есть гений театра, сакрального театра.
Видишь ли, проблема театра как вида зрелища сегодня, наверное, в том, что мы и театра-то как такового мало видим. Видим имитации театра. Что тут говорить, если и наша жизнь, по сути — имитация жизни. Жизнь без Бога... это очень скучная жизнь! Она, с одной стороны, слишком длинна, с другой — как-то слишком коротка. Вот взорвали метро — ах, какое счастье, мы, оказывается, еще люди, и если нас убивают на наших же глазах, то нам всё-таки больно… А почему нам не больно от того, что мы в современном социуме просто — никто? Для террористов, для власти, для корпораций, сами для себя? Потеря личности — это цена жизни в обществе потребления. Я рос в СССР. Ну да, нас, в общем-то, растили винтиками… А теперь из этих винтиков, то есть нас же, винтят нечто вообще непотребное. Для уничтожения личности в мире потребления не нужен ГУЛаг — достаточно телевидения. И эта тема еще ждёт своего Шаламова или Солженицына.
Мне кажется, что сейчас, в нынешней ситуации, когда жизнь — не жизнь, а личность — не личность, театр должен создать на сцене действие, на порядок более насыщенное, более реальное, чем повседневность. Если этого нет — текст, костюмы, лица уже не важны.
У нас одна очень хорошая актриса — Дарья Ловать, и один довольно посредственный актер — это я сам. Мы с ней разные — я в основном на быстрых трансформациях, импровизациях работаю, она — за счёт безупречной точности, техники отточенной, ювелирности. Вместе мы составим, видимо, идеального актёра. Когда-нибудь.
"ЗАВТРА". Часто от музыкантов приходится слышать, что "лучше сто внимательных понимающих глаз, чем тысяча бессмысленных рыл".
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Что значит "рыл"? Нельзя с порога отвергать — эти меня поймут, а эти не нужны. Это некорректно. Тот же Вертинский мог петь перед любой аудиторией. Перед принцем Уэльским в Париже, перед деклассированной эмиграцией в Харбине, перед шахтерами в Якутии… Поэтому он — Вертинский.
Мы выступали в Тарусе на скромном кинофестивале, его делал режиссер Михаил Калатозишвили, ныне покойный. Маленький город. Народное гуляние на берегу Оки. Интеллигенция, киноведы куда-то уплыли премии вручать, а мы стоим у открытой сцены и готовимся к выступлению. Пока готовились, директору Саше три раза почти набили морду (за прическу — у него косичка на голове). Я боялся на сцену идти, честно. И вот мы этих недовольных молодых людей видели уже со сцены. И они у нас автографы брали. Благодарили. Это предметный урок того, что к людям нужно идти.
Есть талантливые, умные артисты, которые скрываются в нишах "где поймут". Собирают только свою публику, ищут ниши. Там очень красиво и уютно бывает. Получается, что люди доходят до красоты, до смысла и с этими находками убегают в свою нору. Это для меня всегда попахивало интеллигентским жлобством, но, с другой стороны, социум временами так сильно разрушает, что желание уберечься — естественно. И не надо ставить искусство к какие-либо рамки, потому что оно всегда и храм, и балаган. У Курта Вайля было органичное соединение сложного и глубокого с доступным. Моцарт был, в сущности, поп-композитором. Развлечение — серьёзный вопрос.
Настоящий юмор — в нём всегда есть соль, крупица истины, это не "камеди клаб". Музыка — абсолютно загадочное явление, никто до конца не понимает, почему какие-то колебания воздуха вызывают в человеке столь глубокие эмоции. Поэтому балаган, балаган и ещё раз балаган.
"ЗАВТРА". У "Кабаре" хватает отсылок к началу XX века. Но изменились мир, общество, техника, типы людские, да и ночные заведения другие.
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Роботы роботами, но душа человеческая очень консервативна. Любовь, счастье, беда, надежда. Так давайте мыслить вне времени — люди так же любят, страдают. Да, люди огрубели. Вот индуизм нам прямо говорит: "кали-юга", манвантара близится к концу, и мы скудеем. А православие добавляет, что образ и подобие Божие в человеке остаются. То, о чём писал, например, св. Григорий Палама, и по сей день в силе. Актуально. Как таблица Менделеева.
"ЗАВТРА". Всё-таки дистанция между Паламой и Вертинским довольно велика.
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Значительна. Но дистанция между Вертинским и Димой Биланом ещё больше.
"ЗАВТРА" Если пытаться ставить вопрос о стиле "Кабаре…", то на ум придёт Серебряный век.
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Серебряный век, как мне кажется, не закончился, не допет, не доигран, как будто на полуслове оборвался. По объективным историческим причинам. Это было такое последнее для культуры время, когда культура начала осмысливать саму себя, началась рефлексия. До этого было выражение чувств, идей. То, что началось тогда, впоследствии привело нас к постмодерну... к потере чувств. Но рефлексия и сопоставление разных предметов культуры — занятие абсолютно честное и продуктивное. Это и не может быть иначе сейчас. Мы не просто слышим какую-то идею, но и знаем, когда она была высказана, как и кем, от этого никуда не деться. Мы не просто дописываем свои слова к тексту мировой культуры, но видим вообще весь этот текст. Вопрос — как с этим работать, не занимаясь профанацией. Как играть в культуре, когда игрушек реально много?
Стили и жанры — это временное явление, особенно в популярной музыке. В какой-то момент бегают с одним, потом с другим. И есть масса направлений, которые иссякают. Представь себе, что сейчас какая-нибудь команда начнёт как Sex Pistols играть.
"ЗАВТРА". Полно таких.
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Полно, но это уже ни о чём, абсолютная имитация. Несерьезно. Это для детей — "в рок-группе поиграл". Революции нет. Рока без революции не может быть.
Мне подлинные вещи сейчас слышны в электронике, в этнической музыке и в академической музыке, конечно же. Там есть энергия, поиск. Хотя разделение на народную и академическую музыку — это бред. Традиционные музыканты любых народов, как правило, учатся десятилетиями играть и жить в своих мифах.
"ЗАВТРА". Ваша эстетика вызывает ассоциации с упадком, разложением, декадансом, но на фоне шоу-бизнеса подобные звуки, интонация, атмосфера кажутся чем-то возвышающим и укрепляющим.
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Разложение — это состояние современной цивилизации, и оно вот такое, а декаданс — это тоска по утрачиваемой красоте через поэтизацию этого распада, тут все понятно... Но глуп тот, кто видит в декадентстве, в этой красивой и нелепой позе, самоцель. Цель иная. В Европе время, в отличие от Индии, не циклично и не вечно — оно всегда идёт прямо на нас, как танк, оно против нас. Его надо остановить, надо лечь под этот танк с гранатой. Искусство, и русское и европейское, — это всегда борьба со временем, против распада мира, порой очень бесполезная, иногда нелепая.
Главное — не терять юмора, смеяться над собой надо. Я не боюсь смеха сквозь слёзы или того, что называется "пир во время чумы". Масштабы "пира" и "смеха" должны соответствовать масштабу "слёз" и "чумы". Смейтесь, паясничайте, ломайте условности быта и бытия. Тогда мы развеселимся и выздоровеем.
На фото: Сергей Васильев и Дарья Ловать
