«ЭТ СЕТЕРА...» ТУРА?

НОМЕР 2 (790) ОТ 11 ЯНВАРЯ 2009 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Владимир Винников
«ЭТ СЕТЕРА...» ТУРА?
Не всё то золото, что молчит
За последние двадцать лет отечественная литература преобразилась до неузнаваемости. Многотысячные книжные тиражи ушли в прошлое — если не считать несколько "твердых" коммерческих жанров (детектив, "гламурный" роман и т.п.), в подавляющем большинстве случаев не имеющих к литературе как таковой никакого отношения. Если в 1990 году на территории России увидело свет 5096 наименований литературно-художественных изданий общим тиражом 538,3 млн. экземпляров, то в 2005 году — 21759 наименований общим тиражом 126,7 млн. экземпляров. Иными словами, если восемнадцать лет назад среднестатистический тираж художественной книги превышал 100 тысяч экземпляров, то сегодня он не дотягивает и до 6 тысяч — это с учетом всякой Дарьи Донцовой, переводов Паоло Коэльо, переизданий классики etc. И если раньше хорошую книгу было не купить и даже не "достать", то сегодня — при минимальных, упавших в десятки раз тиражах — любые книги навалом лежат на полках магазинов.
Нет, "самая читающая" в прошлом страна мира не перестала читать. Но престиж — или, вернее, — статус книги в нашем обществе резко снизился: и книги вообще, и художественной в частности. Причем вовсе не по одним только экономическим причинам. Достаточно сказать, что средняя стоимость книги по сравнению с тем же 1990 годом повысилась примерно в 100-150 раз, то есть ничуть не выбивается из общего ценового ряда. Факт, что книги из предмета гордости стали непременным атрибутом городских мусоросборников — причем люди массово избавляются не только от третье- и еще более многостепенных советских авторов, но и от безусловных классиков: от Державина и Пушкина до Маяковского и Шолохова.
То же самое касается и другого "носителя" литературы — так называемых "толстых" журналов, чьи тиражи упали даже не в десятки, а в сотни раз, превратившись из массовых, задающих "ценностные стандарты" всей стране изданий — в более-менее узкие групповые альманахи.
То есть литературный процесс как таковой в значительной степени пересох и обмелел. Литература стала восприниматься более чем утилитарно и явно проигрывает другим каналам массовой коммуникации: имеются в виду прежде всего не газеты и журнальный "глянец", а теле- и радиовещание плюс интернет. Но если с "голубых экранов" и из радиоэфира литература практически исчезла (опять же, за исключением нескольких сугубо коммерческих проектов), то в интернете искусство художественной словесности не просто прижилось, но и нашло своё новое измерение — как некогда звучащее слово стало словом написанным, а затем, в "галактике Гутенберга", — и напечатанным.
Сегодня литература снова "меняет кожу", с бумажного носителя переходя на носитель электронный, и в этом отношении, что может быть показательно, уже не опережая на столетия денежные знаки, а послушно следуя за ними.
Этот процесс я бы сопоставил как раз не с изобретением книгопечатания, а с изобретением письменности как таковой. До того единственным носителем эстетической информации оставалась человеческая речь, голос, звук. И социальная функция сказителя, "бояна" требовала от её исполнителя не только отлично тренированной памяти, не только хорошо поставленного голоса, но и наличия определённого круга слушателей, готового внимать сказителю в специальной, выделенной из обычного пространства и времени ситуации общения. Последнее чрезвычайно важно, поскольку придавало сказителю совершенно особый статус хранителя и, как бы выразились сегодня, "модератора" эстетического и, соответственно, этического единства социума: от уровня семьи и выше. И если, скажем, пословицы, поговорки и приметы как простейшие фольклорные жанры еще не требовали ситуации выделенного общения с фигурой "сказителя", то уже начиная с уровня загадок и вплоть до героического эпоса его присутствие становилось практически обязательным.
Создание письменности резко изменило модель эстетического общения — прежде всего потому, что тексты стало возможным не только слушать, но и читать самостоятельно. При этом функции эстетического восприятия не просто были переключены со слуха на зрение. Появилось "внутреннее проговаривание" текста в процессе чтения, которое резко повысило интеллектуальный "потолок" читателя по сравнению со слушателем. Иными словами, читатель в некотором роде стал и сказителем (исказителем? модератором?) текста.
Соответственно, возникла и фигура писателя, реализующая совершенно иной круг социальных функций, чем фигура сказителя. Писатель — создатель письменного текста, а не устного, звукового сообщения. Он формировал объект для чтения и — одновременно — сам являлся первым его читателем-слушателем, имевшим право изменять "свой", "авторский" текст в меру собственного разумения до момента его публикации, то есть до передачи на каком-то носителе "городу и миру". Личное присутствие писателя в процессе чтения читателю не нужно, он представлен не в своем человеческом качестве, а через текст и как текст.
Это обстоятельство и породило феномен литературы, искусства художественного текста, письменной формы слова, где функции автора-творца-писателя и соавтора-потребителя-читателя были разнесены как бы по разные стороны листа. Интернет эту ситуацию коренным образом изменяет. Инобытие автора по отношению к читателю и читателя по отношению к автору становится со-бытием (и событием, кстати, тоже). Автор-творец-писатель может находиться по отношению к соавтору-потребителю-читателю уже не за гранью листа, а в режиме "он-лайн". То есть принципиально восстанавливается возможность непосредственного общения читателя с автором — пусть уже (или еще?) не в звуковом, а в текстовом режиме.
В результате возникает совершенно новый род искусства, уже получивший имя "сетература" и к традиционной литературе относящийся приблизительно так же, как она сама относилась к фольклору. То есть электронные версии "классических" литературных текстов, вывешенные в Сети, в ближайшем будущем получат примерно тот же статус, который сегодня имеют опубликованные в книгах и журналах записи произведений фольклора.
В настоящее время самый "продвинутый" в этом отношении феномен сетературы — литературные сайты со свободной публикацией. То есть такие, в которых авторы имеют возможность самостоятельно размещать свои произведения.
Оставлю пока в стороне вопрос о том, кто и с какими целями создаёт и организует работу таких сайтов, фактически являющихся синтезом знаменитого "живого журнала" и социальной сети "по интересам" типа "Одноклассников". Предположим, что всё это действительно делается для того, чтобы каждый автор, то есть человек, склонный к словесному творчеству, мог "найти своего читателя" и "пообщаться с коллегами по несчастью".
Но мой личный опыт четырех с лишним месяцев одновременного пребывания на нескольких не слишком раскрученных, но всё-таки вполне многолюдных сайтах, — к тому же, не инкогнито, а под собственным, вполне официальным псевдонимом, — свидетельствует о том, что здесь далеко не всё так просто, что в феномене сетературы негатива пока не меньше, чем позитива. А, может быть, и гораздо больше. Ничего катастрофического в этом выводе нет — особенно если иметь в виду, что пользоваться всеми возможностями и обходить максимум опасностей относительно новой масс-медийной машины авторы литературных сайтов (сетераторы) банально не научились — этот процесс в самом разгаре.
Ситуация даже несколько напоминает времена первой промышленной революции где-нибудь в Англии середины XVIII века. Есть тут и свои луддиты, и свои оливеры твисты, а также, похоже, все типажи Чарльза Диккенса по списку (что поделать, закономерности идеального производства весьма напоминают закономерности производства материального, хотя и не повторяют их "один к одному").
Пока "сетераторы" явно ощущают свою вторичность и даже второсортность по сравнению с "традиционными литераторами" — наверное, точно так же ощущали себя наёмные рабочие первых фабрик по сравнению с мастерами-ремесленниками, а публикация в любом традиционном "бумажном" издании рассматривается чуть ли не в качестве перехода в иное, высшее, уже не "сетературное", а "литературное" измерение. В данном отношении даже само слово "сетература" удивительным образом оказывается созвучным с латинским "et cetera" — "и другие". Один из популярных сетературных сайтов не случайно носил название "Термитник".
Подавляющее большинство сетераторов, как правило, не занимается словесным творчеством профессионально, воспринимая это как занятие "для души" — нечто типа хобби. Тем более, что проблема литературного имени в Сети полностью редуцирована до виртуальных "ников", так что здесь оказывается возможным не просто "клонирование", но клонирование практически бесконечное и безнаказанное. Например, ситуация, в которой сетератор под другим "ником" пишет восторженную рецензию на своё собственное произведение, является такой же типичной, как и литературный "троллинг" (определение "Википедии": "Троллинг (от англ. trolling — блеснение, ловля рыбы на блесну) — написание в Интернете провокационных сообщений с целью вызвать конфликты между участниками).
По этой причине в сетературе пока оказывается очень сильно размытой грань между автором и читателем, типичный сетератор является одновременно и автором, и читателем (собственно читателей, читателей как таковых, в сетературе, похоже, нет — еще или уже).
Сетератор существует прежде всего в ситуации непрерывного общения с себе подобными — не только по поводу собственных и чужих произведений, но и каких-то иных значимых информационных поводов: скажем, из сферы социально-политических или, напротив, личных отношений (кстати, и конфликтные, и дружеские отношения в Сети достаточно часто — чтобы не сказать, практически всегда — переносятся в "офф-лайн", то есть из виртуального общения в общение реальное).
Поэтому, чтобы оставаться в сетературном процессе, сетератор должен практически непрерывно писать, вывешивать свои произведения в Сети и обсуждать чужие. В традиционной литературе подобная активность обычно проходит по графе "графомания", но здесь это — просто норма выживания. Лично моего более чем двадцатилетнего творческого запаса хватило вот на эти четыре с небольшим месяца сетераторства. А потом неожиданно для себя я встал перед выбором: или окончательно уходить в сетературу, или оставаться на прежнем своём месте. Недолго поразмыслив, выбрал последнее. Но до сих пор не могу сказать, насколько правилен именно такой выбор...