Авторский блог Редакция Завтра 03:00 10 июня 2008

ЧЕЛОВЕК НЕОТМЕНИМЫЙ

НОМЕР 24 (760) ОТ 11 ИЮНЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
ЧЕЛОВЕК НЕОТМЕНИМЫЙ
Споры о романе Александра Потёмкина «Человек отменяется»
В Доме Ростовых — в Международном сообществе писательских союзов — состоялось обсуждение романа Александра Потемкина "Человек отменяется". Провокационное название, сложное многослойное произведение вызвало оживленную дискуссию, в которой приняли участие первый секретарь исполкома МСПС Ф.Кузнецов, президент Академии русской литературы В.Мирнев, известный критик Л.Аннинский, доктор филологических наук И.Арзамасцева, писатели, ученые… Откровенный, профессиональный разговор касался достоинств и недостатков романа, например, поэт Г.Онанян упрекнул автора в слишком достоверно изображенных жестких сценах, прозаик А.Торопцев советовал тщательнее редактировать тексты… Ведущий собрания — писатель А.Салуцкий — сказал, что читая Александра Потёмкина, испытывал истинное удовольствие — эстетическое наслаждение, потому что ни одной строки, ни одного слова у него не сказано просто так, а обязательно — со смыслом и нестандартно. Ирония автора по-настоящему глубокая, с проникновением в суть дела. Написанный в острой литературной манере, роман Александра Потёмкина "Человек отменяется" стал первой, настоящей классической крупномасштабной сатирой на то, что происходит в России и с Россией. Были высказаны пожелания продолжить роман, написать вторую часть с названием "Неотменяемый человек" — другим взглядом посмотреть на проблемы, затронутые в романе. Взяв за основу выдержки из обсуждения, мы продолжили его на страницах газеты "Завтра".
Владимир Бондаренко
АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ: ВСЁ ВПЕРЕДИ
Россия бредит развитием. Россия находится в ожидании нового витка развития. Россия говорит о развитии. России предстоит развитие. Развитие — это переведение страны с одного уровня на новый уровень. С уровня упадка, декаданса, развала, в котором мы все еще пребываем, на уровень Богопознания, на уровень расцвета, на уровень создания абсолютно новой общности, нового социума, который состоит не только из новых машин, механизмов, дорог, но и из человеческой общности.
Роман Александра Потёмкина "Человек отменяется" очень важен тем, что ставит проблему человека в период, предшествующий русскому развитию. Он ставит на человеке крест, он ставит на социуме, которому предстоит выстраивать новую Россию крест. Говоря, что этот социум безнадежен. Что он состоит из гнили, из слизи. Во многом это так. Александр Потёмкин говорит, что он сам — того же мнения, что и его герои, что человечество должно быть расчищено, вырублено, вырезано, и на его месте должны возникнуть какие-то супермашины и сверхгерои. Этим он оговаривает себя. Потёмкин думает, конечно, иначе. Его радикализм, художественный и творческий, утверждение, что он и себя чуть ли не включает в число палачей ничтожного человечества, это — его места о развитии. На самом деле пафос его романа не антигуманистический, а насквозь гуманистический. Русское развитие потребует нового человечества и нового человека. Потребует преображения сегодняшнего народа, прошедшего через катастрофы 1991 года, 1993 года, утратившего веру в будущее, потерявшего стыд, растленного, униженного. Преображения народа, испытывающего ежедневные пытки. Этому народу предстоит преобразиться. Как будет протекать преображение народа — одному Богу известно. Скорее всего, это преображение будет протекать через чудо. Чудо всегда связано с явлением. Поэтому в России должен появиться сверхчеловек. Человек, который, как Данко, вырвет свое сердце и понесет его, освещая народ. Его сердцем будет преображено сегодняшнее человечество. "Человек отменяется" по Потёмкину, и "Чело— век вменяется" по Проханову. Следующая книга того же Потёмкина уже будет написана об этой восхитительной утопии. О появлении среди всеобщего мрака, распада, чудовищной и бессмысленной власти нового сверхчеловека, который будет способен на героизм, на Богопознание, на творчество, на Русское Чудо.
АНАСТАСИЯ ГАЧЕВА, СВЕТЛАНА СЕМЁНОВА: ХИМЕРЫ РАЗУМА ИЛИ ИСТИНА СЕРДЦА?
В романе "Человек отменяется" сознание, говорящее с самим собой, стоит в центре повествования. Даже там, где герой произносит слова, его монолог сохраняет приметы внутренней речи. Да и диалоги, вкрапляемые в текст повествования, зачастую тоже монологичны: собеседники не слышат друг друга, каждый вещает на надрывном фортиссимо, звучит в своей тональности и ведет собственную идею-мелодию слово другого внутрь его сознания не проникает, отскакивает, как шар, и катится одинокой дорогой. Каждый переполнен собой, занят своим возлюбленным "эго", его лелеет и превозносит, ему воспевает осанну.
И совсем не просты оказываются самые, казалось бы, невзрачные экземпляры рода людского, маленькие человечки вроде Семена Семеновича Химушкина... Химушкин, как подпольный герой Достоевского, предпочитает "скандалить в собственном сознании". Он — завистливый, злой фантазер, и в своем мечтательном, фантомальном захлебе рождает такие химеры разума, что не снились ни гоголевскому Поприщину, ни Голядкину Достоевского. В повседневном же бытии скукожен и мелок: подглядывает за квартирантками, не прочь тяпнуть водочки и попитаться за чужой счет, конфликтов старательно избегает и в гражданском смысле вполне благонадежен.
Но зато ослепительно великолепен его двойник — всемогущий олигарх Иван Степанович Гусятников, в которого на пиках воспаленной фантазии перевоплощается Семён Семёнович. Этот тоже предается неуемным мечтаниям, громоздя картины немыслимых извращений, то дьявольски-утонченных, то нарочито грубых. Но, в отличие от Химушкина, обладая вожделенными капиталами, что, как известно, правят цивилизованным миром, он имеет шанс проверить практически, насколько быстро лишается человек своего достоинства, легко ли утрачивает тонкую пленку культурности, истребляя в себе все, что отличает его от кровожадного зверя.
Гусятников становится режиссером дьявольского спектакля, изощренно мизансценируя предельно жестокие ситуации, чтобы под их прессом человек из человека "вытек", как когда-то выражался Бабель. Устраивает себе крепостную деревню и понуждает новоиспеченных холопов исполнять все прихоти "барина". То заставит сношаться друг с другом до исступления, то начнет морить голодом, дразня голодные глаза и ноздри видом и запахом упомопрачительных деликатесов. То поселит в одном бараке убийц и спровоцирует столкновение между ними, да какое, кончающееся душегубством самого садистского толка. Как змей-искуситель, Гусятников толкает людишек на смертный грех, а сам подсматривает в щелочку, испытывая самое яростное наслаждение от созерцания их падения: где немедленного и покорного, а где — после немалого сопротивления, которое, впрочем, лишь разжигает его глумливый восторг. Надо отметить, сцены в поэтике шока у Александра Потёмкина особенно художественно выразительны.
Главный вывод, к которому приходит Гусятников в результате своих экспериментов: человек — мразь, гниль, ничтожество, не заслуживает ни уважения, ни любви, и "мир вокруг него не стоит и ломаного гроша" .
Именно такую схватку с реальностью, когда на одной стороне игральной доски бытие во всей его необъятности, а на другой — обособленный, голый разум, непрерывно подогревающий себя ненавистью к живой материи, ко всему что не есть гордая мысль, ведет в романе третий герой-идеолог, Виктор Петрович Дыгало. Он, как и отражающиеся друг в друге Химушкин и Гусятников, испытывает глубочайшее презрение к человеку и ищет всё новых и новых подтверждений его недостоинства. А как же иначе? Ведь Виктор Петрович задумал ни больше ни меньше, как "отменить человека", силой озлобленной мысли уничтожить человеческий род, волевым, самовластным рывком прекратить жизнь на земле. "Я пытался, я хотел любить человека, но из этого ничего не получалось. Не встретил я его, не раскрылся он передо мной россыпью своих талантов. Теперь же я его больше не ищу. Он ни мне, ни материи не интересен. Он никому, кроме себя самого, не нужен. Человек! Ты отменяешься!" (с. 558, 559).
Единственный романный персонаж, верующий в человека, вершинное творение Божие, чудо земли, надежду всей твари, что "стенает и мучится доныне" (Рим. 8:19) и ждет спасения, — палеоантрополог Настя Чудецкая. И имя, и фамилия говорящие. В самом имени девушки запечатлено главное христианское чаяние "воскресения мертвых и жизни будущего века" (Анастасия — по-гречески "воскресение"). А фамилия напоминает о тех чудиках, юродивых, взыскующих "Града Небесного", которыми испокон веков держится русская земля. И у нее совсем иной подход к человеку. Для Насти человек уникален и неповторим. Более того, существо, растущее, творческое, стремящееся превзойти самое себя, как бы иначе вышел он из первобытного, полузвериного своего состояния, создал величайшую цивилизацию и культуру, достиг таких духовных взлетов?!
А героев, отменяющих человека, художественная логика произведения приводит к окончательному фиаско. Впрочем, сам автор не выстраивает свое произведение так недвусмысленно и идейно благостно. Здесь звучит полифония голосов: яростных, упертых в свой вариант разрешения кричащих противоречий человека и бытия. Острота антропологического кризиса никак не затушевывается, более того — в этом умном, увлекательном, шокирующем и вызывающем работу мысли и сердца романе ставится как срочная проблема перед современным человеком и нынешней цивилизацией.
ЛЕВ АННИНСКИЙ: ПРОКЛЯТЫЕ ВОПРОСЫ
Если подумать, Достоевский и Толстой символизируют два принципиально разных художественных подхода к реальности. Я бы сказал так: подход Толстого исходит из того, что жизнь в принципе нормальна и вменяема. Она строится по определенному порядку, как и должно быть. Так он формулирует и в кавказских своих очерках — "Набеге" и других. Что такое героизм в предельных необыкновенных условиях? Веди себя так, как ты всегда должен себя вести, и получится само собой героизм. То есть у Толстого все ситуации абсолютно нормальные. А уж если внутри человек отходит от чего-то, то тогда жди… А кто воздаст? А может, и не воздаст… Но в принципе все ситуации абсолютно логичны.
У Достоевского всё наоборот и навыворот. В принципе все ситуации невозможны, нелогичны, трагически безысходны. И внутри этого начинаются разгово— ры, как при этом выживать и так далее. Всё вываливается за пределы данного монолога в какую-то вот такую ситуацию… У Достоевского ни одной ситуации нет нормальной. Всё или надумано, или фантастически невыносимо.
Вот два пути. А то, что Александр Потёмкин идет по пути Достоевского, также нормально. Как и то, что еще очень большое количество писателей идут по пути Толстого. Это два крыла русской прозы. Применительно к Александру Потемкину вопрос стоит так. Всё, что он делает, как конкретно мыслящий человек с уникальным жизненным опытом. Не буду рассказывать. Какой это опыт. Кто знает, тот почувствовал. На все эти вопросы у него есть ответы. Но когда речь идет о том, откуда возникают эти вопросы, эти бытийные вопросы, эти метафорические вопросы. О том, почему человек так глуп? Зачем Бог создал такого человека? С тем, чтобы человек Богу вернул эти знания. Или наоборот, чтобы это утонуло где-то. Нет ответа на эти вопросы. Они по-русски называются — проклятые. Нет на эти вопросы ответа ни у Потёмкина, ни у Достоевского, ни у нас с вами. Это и есть та загадка бытия, которая никогда не будет отгадана, на то она и существует. А конкретные пути к ней — какие угодно могут быть. Истина неисчерпаема, исчерпаемы только правды, которые сталкиваются на пути к этой истине. Ну, например, если взять этот замечательный эпизод, с тем, что государство, имея все деньги практически у себя, решило устроить рынок. Нет денег, как самостоятельных единиц, которые сталкиваются для того, чтобы высекать здравый смысл. Ничего этого нет. Я вас спрашиваю: за тысячу лет русские люди на этой равнине когда-нибудь имели что-нибудь, кроме единого гигантского государства?! Да, они имели большое количество отдельных княжеств и бесконечных драк. Драка, междоусобица, из которых не было выхода, пока не пришли татары и научили нас государственному мышлению. И с тех пор — только государственное мышление. Всё остальное — это попытки развести гусей там, где нет корма…
ИГОРЬ ОСТРЕЦОВ: ЖЕСТОКОСТЬ
Современный читатель или писатель, находящийся в области нормального распределения, человеком уже не является. Приведу общеизвестные вещи, о которых не принято говорить. Сегодня на земле живет 6,5 миллиардов человек. Нормально может жить только 1,5 миллиарда. Если уровень жизни всех потянет на западный стандарт, то жизнь на земле закончится ровно через 5 минут. Нормальные люди Запада приняли стратегию на уничтожение остальных 4,5 миллиардов человек. И это как бы нормальные люди, с которыми я не хочу иметь дело на осознанном уровне.
Как ведут себя эти так называемые нормальные люди? Недавно американцы взорвали устаревший спутник. На самом деле они при взрыве всех нас, как тараканов, посыпали дустом — плутонием 238, родным братом полония 210, которым отравили Литвиненко. И все нормальные люди молчат. Один я дважды выступил по телевидению, сделал несколько публикаций. Но где профессионалы? Министерство обороны? Академия наук? РосАтом? Ведь это ужасно. Сейчас растут раковые заболевания. И будут расти дальше при подобном попустительстве. Никто не требует запрета. Для чего эти спутники нужны? Это всего лишь низколетящие спутники-шпионы. И ради космического шпионажа гибнут от рака тысячи людей. При попустительстве всех нормальных людей. Поэтому я не хочу иметь дело с нормальными людьми. Но, к счастью, есть еще две категории людей. Во-первых, это дети, во-вторых, люди с нетронутой психикой. Я считаю, что Александр Потёмкин относится к ним. Благодаря таким, как он, и идет развитие общества. Люди экстравертного типа, искатели новых идей. Александр Петрович в сложной, чрезвычайно нестандартной ситуации интуитивно пытается найти выход из положения. Если развитие общества будет продолжаться всё по тому же пути, то биомасса людей через 500 лет сравняется с массой земли. Это невозможно. Значит, схемы развития должны радикально меняться и найти новые схемы могут только ненормальные люди. Вот почему такие люди нужны везде, в том числе и в литературе. Зачем писать сегодня то, что уже до тебя описано и наилучшим способом? Стандартная проза только отягощает общество, которое и так находится в точке бифуркации. Нужны радикально новые идеи развития, нужен смелый поиск. А для этого нужны какие-то на первый взгляд бредовые книги и презрение к тому, что есть сейчас. Вот такие книги и пишет мой друг Александр Потёмкин.
ВЛАДИМИР БОНДАРЕНКО: САМОИСТЯЗАНИЕ
Писатель Александр Потёмкин и себя, и всех нас испытывает на прочность. Он ли сам затеял эту грандиозную игру по отмене человека, или его герои, живущие в современной России? Потёмкин написал явно провокационный роман "Человек отменяется". Но отменяет ли сам Александр Потёмкин, разочаровавшись в обществе потребления, в коррумпированности общества, — любого человека, как несостоявшийся проект Бога? Или же это взгляд его явно отрицательных героев?
Я думаю, Александр Потёмкин — один из немногих, кто реально связывает жизнь в литературе, жизнь в культуре и развитие современного общества. Но вот вопрос: действует ли успешный предприниматель Александр Потёмкин в своем бизнесе по тем же законам и правилам, по которым действуют его герои в романе "Человек отменяется"? Или то, что предприниматель Александр Потёмкин не может позволить себе в бизнесе, что никак не входит в его вполне разумную семейную и общественную жизнь: с женой, детьми, домом в Швейцарии и загородным имением в Рублёвке, — он претворяет в своей выдуманной реальности на литературном пространстве?
Я понимаю его осознанную удаленность от литературной среды. Он живет не по законам нашего литературного сообщества, не вписываясь ни в какую из группировок, издавая сам свои книги в своём издательстве, успешно внедряя их в книготорговую сеть. По сути, ему не нужны ни критики, ни литературные агенты. Он волен вести свою игру не только в жизни, но и в литературе. Он провоцирует своего читателя, и потому становится рано или поздно узнаваем.
Профессор рыночной экономики, журналист и удачный бизнесмен, Александр Потемкин нарисовал по-своему страшную картину гибели нынешнего либерального состояния общества. Скажем ему за это большое спасибо. И займемся неотмененным человеком веры, человеком традиционного общества. Вечный божий человек — что православная Настя Чудецкая, что мусульманин Каюмов, —возникают как бы в тумане, оставляя надежду самому автору.
В сущности, Александр Потёмкин выбрал достаточно страшный путь. Из романа в роман, от "Мании" до "Человек отменяется" переходят и группируются вокруг автора самые ужасные маньяки, садисты, сатанисты. Глядя на этих своих извергов, автор старается подняться над ними и опереться на ницшеанского сверхгероя, сверхчеловека. Может, автор и самого себя, человека со сложной судьбой, прорвавшегося с самых низов, с сухумского беспризорничества в самые верхи интеллектуальной и экономической элиты, причисляет к сверхгероям? Но сам же и чувствует слабость своей опоры. Он смело перешагнул и Достоевского, и даже Ницше в своей запредельной вседозволенности. На мой взгляд, романом "Человек отменяется" Александр Потёмкин заглянул за край бездны, но бездна этого никогда не прощает. Сумеет ли он отвернуть свой взгляд? Знаю на примере Григория Климова, не менее талантливого и мужественного писателя, заглянувшего в своем творчестве за край бездны и там оставшегося уже до конца пути. Что ждет писателя Александра Потёмкина? Спасут ли его расставленные им островки надежды и веры? Он спровоцировал своего читателя. Думаю, читатель и найдет ответ. Найдет своего "воскресающего человека"!
АЛЕКСАНДР ПОТЁМКИН: К НОВОМУ ЧЕЛОВЕКУ
Не скрою, мысль о том, что нынешний человек отменяется, — это точка зрения не тех или иных героев моего романа, это прежде всего точка зрения автора. Надо срочно приступить к изменению человека — так я думаю сегодня.
Ложь, что все люди равны. Эта точка зрения получила распространение лишь в последние двести лет. Полный бред! Мы не только не равны по своим правам — не равны и по обязанностям. Если в ближайшее время права сильных умом и интеллектом людей не легализуются на конституционном поле, если интеллектуалы не закрепят за собой особые права, то настанет момент, когда интеллектуалы, получив материал для создания жизни (а искусственная хромосома недавно открыта), изменят её по своему усмотрению. Разум не связан с общей биомассой, он развивается лишь в узких пределах избранности. Борьба с площадей и улиц, митингов и демонстраций, из парламентов и ассамблей перейдет в кабинеты генетиков. Лишь интеллектуалы будут способны сохранить жизнь завтра, и они станут пользоваться этим всемерно.
Жизнь научила, что все трагедии постигают нас внезапно: мировые войны, эпидемии, природные катаклизмы...
Я только что вернулся из Китая, был в зоне землетрясения. Я бежал в едином потоке со 100 тысячами людей. Было страшно. Даже не само землетрясение, хотя оно чувствовалось, земля дрожала, страшил этот бегущий людской поток…
Если человек хочет сохранить себя в будущем, он должен становиться более жёстким. Через двадцать лет мир станет совсем иным. Цена за баррель нефти в 2014 году достигнет 1000 долларов, что я предрекал уже давно. Цена тысячи кубометров газа — 3000 долларов. Скоро углеводороды вообще исчезнут. Примерно лет через двадцать. А если 30% китайцев сядет за руль автомашин, этот срок сократится вдвое.
Ресурсы заканчиваются, общество идет к полному собственному уничтожению. Уцелеет лишь интеллект, сконцентрированный в разуме. Люди с высоким интеллектом в конце концов продумают, как постепенно избавиться от мешающей развитию разума массы. Увы, это так! Но в этот балласт входят, кстати, и многие так называемые деятели культуры, не способные сказать новое слово.
Что делать? Возвращаться в прошлое невозможно с нынешним семимиллиардным населением. Единственное, что остается, — генетически модифицировать человека, и чем быстрее, тем лучше!
В этом случае кардинально изменятся традиционные человеческие ценности.
Нам надо вступить на путь возвращения во Вселенную. Возвращение в будущее с той биомассой, из которой мы состоим, — невозможно. А если мы останемся с телом, которое при температуре плюс шесть умирает от переохлаждения, а при температуре плюс пятьдесят погибает от перегрева, у нас шансов на выживание в будущем нет.
Давайте же построим нового человека, равного Создателю. Человек — это прекрасный строительный материал для существа будущего.
Бог — это прежде всего Любовь. Так давайте по Его призыву станем такими, как Он, чтобы любовь явилась нашим главнейшим чувством!
1.0x