ПАТРИОТИЗМ — ВЕЛИКОЕ СЛОВО!

НОМЕР 13 (749) ОТ 26 МАРТА 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Владислав Шурыгин
ПАТРИОТИЗМ — ВЕЛИКОЕ СЛОВО!
Штрихи к портрету Героя России генерал-полковника Владимира Булгакова
“ВОЛКОДАВ”
…Каждая встреча с Булгаковым — это своего рода открытие. Помню первое знакомство в феврале 2000 года. Центр Грозного. По окраинам ещё кашляют выстрелы, но вяло, спорадически, без характерного захлёбывания ожесточённых перестрелок. Город уже наш. Генерал Трошев отправляет нас к командовавшему штурмом Грозного генералу Булгакову. Долго петляем на броне БМП по извилистым "каньонам" разрушенных улиц и, наконец, заворачиваем в один из переулков.
В одном из дворов — небольшое каре "кунгов" и техники, стрелы антенн связи. Штаб.
На вопрос, где генерал Булгаков, встречавший нас офицер молча кивает в сторону высокого крепкого вояки. Я с удивлением смотрю на него. Признать в нём генерала почти невозможно. Ни свиты, ни характерной ауры "заискивания" перед ним. Спецназовский "горник" без погон, обычная офицерская шапка и странная полуулыбка в уголке рта. Только кобура "стечкина" через плечо выдает в нем командира. В командирском "кунге" как-то аскетично пусто и чисто. Диван, стол. Карта под стеклом. Ростовские сигареты. Чайник.
…Нас ещё перед выездом предупредили, что у Булгакова — "сухой закон".
Первое ощущение — Булгаков как-то "непоколебимо" спокоен. Он просто "излучает" основательность, надежность. И вокруг него такое же спокойствие, основательность. Они словно растворены в воздухе. Ими буквально веет от порядка, царящего в его штабе, от его офицеров — немногословных, собранных, без подобострастности и заискивания, столь свойственного многим штабным…
Именно этот генерал вынес на своих плечах штурм Грозного, этот генерал, его штаб сломали здесь хребет ичкерийскому волку, заманили боевиков в ловушку и беспощадно уничтожили их там, заслужив меткое прозвище "волкодавы"…
— Обстановка в районе Грозного сложилась крайне сложная. Штурм, который начали ополченцы и подразделения внутренних войск, ко второму января практически остановился. Стало ясно: опираясь только на эти силы, город не взять. Необходимо было привлекать силы и средства Министерства обороны и менять способ действий. Зацепились мы практически только за часть Старопромысловского района. "Старые промысла" были фактически только предкрепостными укреплениями "духов". Центральная же часть была одной сплошной крепостью.
Город был разбит на сектора и имел три кольца обороны, оборудованные в инженерном отношении просто исключительно грамотно. Дома были превращены в опорные пункты. Стены изнутри армированы бетоном. От дома к дому тянулись ходы сообщений, причем настолько скрытые, что обнаружить их можно было, только свалившись в них.
Заводской район, промзоны были вообще превращены в крепости. На вооружении боевиков был огромный арсенал самого современного оружия. От крупнокалиберных снайперских винтовок до орудий и минометов. Оборону в городе держало до семи тысяч боевиков. И это были совсем не те отряды, с которыми мы воевали четыре года назад. Это была уже настоящая армия. Отлично обученная, вооружённая самым современным оружием, хорошо знающая местность и психологически настроенная на победу, на то, чтобы показать "этим русским", кто тут хозяин.
Поэтому со второго января до двенадцатого мы уточнили план действий, готовили войска к штурму. Учитывая опыт городских боев в ходе прошлой чеченской кампании, полки и батальоны были разбиты на штурмовые отряды и группы. Было проведено их боевое слаживание и отработка действий. И с двенадцатого января начался новый штурм Грозного.
Бои носили исключительно ожесточенный характер. Но мы почти сразу увидели, что замысел наш был правильным. Буквально за неделю всё первое кольцо обороны "духов" было взломано, и войска вышли к центральной части города.
Особенно нам досаждали снайперы. На этой войне их вообще было много, но в Грозном — особенно. У "духов" были целые мобильные отряды снайперов. Как своих подготовленных, так и спортсменов-наемников. Тех легко было узнать по характерным малокалиберным винтовкам. Тактика снайперов была весьма изощренной. Позиции оборудовались в глубине домов. Часто в комнатах, не выходящих на нашу сторону. В стенах проделывались узкие бойницы и из них велся огонь через пустую комнату. В кирпичных стенах были специальные вынимающиеся кирпичи, бойницы делались в стыках угловых плит домов. Были даже позиции снайперов, прятавшихся под бетонными плитами, которые домкратами поднимались на несколько сантиметров, открывая амбразуру для огня.
Но против них мы почти сразу применили антиснайперские группы, укомплектованные высокопрофессиональными стрелками из ряда спецназов других силовых структур. Также действовали и группы армейских снайперов. В этой снайперской войне мы перемололи основной духовский костяк. Но до последнего дня снайпера были одной из главных опасностей.
Чувствовал ли я уважение к противнику?
Нет. Это бандиты, выродки. И отношение у меня к ним было, есть и остается соответствующее. Да, по-бандитски они хорошо подготовлены. Но против регулярной армии они бессильны. Это я понял еще в Ботлихе, когда на начальном периоде сто тридцать два гвардейца из батальона воздушно-десантной дивизии при четырех орудиях сдержали натиск полутора тысяч хваленых басаевских и хаттабовских боевиков. Сдержали и нанесли им серьезное поражение.
Нет, я не чувствовал какого-то серьезного противника с той стороны. Мы знали, что будут делать боевики, что они могут предпринять, чего от них можно ждать. Ничего неожиданного, яркого за этот месяц боев мы от них не дождались. Никакого полководческого таланта за Басаевым я не вижу. Он очень шаблонен и убог. Из войны в войну использует одни и те же приемы. Просто раньше его "полководческий талант" оплачивали деньги за перемирия и переговоры, которые принимали мздоимцы в Москве. Именно перемирия и остановки войны всегда спасали его от разгрома. Теперь же платить некому, и звезда Басаева закатилась. И не думаю, что ему осталось долго бродить по этой земле.
Главный потенциал нашей победы — это патриотизм. Именно патриотизм. Замечательное, великое слово.
БУЛГАКОВ—ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ
И вот я снова сижу перед Булгаковым. Снова вижу его характерный внимательный прищур и такую знакомую полуулыбку. Знакомым движением он раскуривает сигарету и глубоко затягивается. Только теперь это уже не Кавказ, а Хабаровск — шесть тысяч километров от Москвы. Семь часовых поясов. Дальний Восток.
Владимир Васильевич изменился. Глубже залегла упрямая морщина над бровями, седина совсем запорошила голову. Но всё так же от него веет спокойствием и основательностью. Даже по тому, как он курит — неторопливо, глубоко затягиваясь и точно, "расчётно" стряхивая пепел в каменную пепельницу, — видно, что генерал не из тех, кто спешит впереди мысли.
Полтора года назад он принял один из самых больших в наших Вооружённых Силах округов. Территория его легко вместит десяток Франций и Германий вместе взятых. Он расположен в четырёх часовых поясах, на территории одной республики, двух краёв, пяти областей и двух округов. От Певека и Курил до Тикси и Мирного — всё это зона ответственности ДальВО. И за всё это отвечает он, командующий.
— Что меня больше всего удивило здесь? Буду откровенен. Три вещи: неисполнительность, угодничество и отношение к технике.
На всех уровнях сложилась порочная система, когда, получив приказ или распоряжение старшего начальника, главное было — доложить о выполнении, не делая ничего, а то и вообще игнорировать приказ. В СКВО, где я служил, подобное даже представить себе было невозможно.
Округ "закис". На годы он оказался фактически отрезанным от России. Тихий, вдали от "горячих точек" и войн, в своих проблемах и задачах. На это наложились ещё и общий упадок, прекращение полноценного финансирования боевой подготовки, масштабные сокращения. Очень многим стало казаться, что впереди — только деградация и развал, а значит, и напрягаться нечего. Пусть всё идёт, как идёт. Переломить эту психологию было очень трудно. И борьба с ней забрала много сил.
Очень многие своё безделье и нежелание что-либо менять прикрывали угодничеством. Главное — чтобы "барину понравилось". Доложить не так как есть, а как спокойнее. Скрыть неудобную правду, а то и просто соврать. Были и те, кто откровенно пытался "найти подход": мол, чего изволите? Рыбу, баню, или чего погорячее? Боролся с этим беспощадно.
За ложь и обман спрашивал по всей строгости. В первые же дни после прибытия издал приказ, категорически запрещавший использовать солдат на каких-либо работах, не связанных со службой. И что? Один командир части решил, что ему закон не писан — отправил солдат на личную стройку, и там произошёл несчастный случай с гибелью человека. Командира снял и возбудил уголовное дело. После этого у многих в голове прояснилось…
Многое чего вскрылось, когда копнул поглубже. Дошло до того, что некоторые начальники начали просто облагать данью своих подчинённых. Мол, я начальник, и если хотите заниматься своими делами — платите. С такими расстались без сожалений.
Про сохранность и исправность техники вообще разговор особый. Честно скажу, я был не готов к тому, что увидел. Многие склады, базы и автопарки превратились в кладбище металлолома: разукомплектованные, разворованные, мёртвые автомобили, танки, САУ, БМП... И это почти везде. Для любого офицера, прошедшего войну, увидеть такое было шоком. Переломить эту ситуацию было крайне трудно. Чтобы техника поддерживалась в исправности, её нужно постоянно эксплуатировать. Но чтобы она вышла из парков, её нужно восстановить и запустить, а для этого нужны средства и запчасти. Ну и, конечно, нужно было схватить воров за руку, вывести их на суд. Фактически год я потратил на то, чтобы привести технику и вооружение округа в порядок. И теперь могу с удовлетворением сказать, что сделано много — техника и вооружение округа позволяют нам решать весь спектр задач, стоящих перед нами. Но еще есть, над чем работать.
Отдельная эпопея — борьба с пьянством. Когда я пришёл, округ был на первом месте по количеству военнослужащих, погибших в автокатастрофах. Стал разбираться. Связался с руководством местного ГИБДД, от них узнал ещё более шокирующие факты — сколько военнослужащих задерживается ежемесячно за пьянство за рулём. Страшная цифра была. Пришлось принимать экстренные меры. Договорились с ГИБДД, и она каждый месяц передавала нам списки задержанных в нетрезвом состоянии водителей в погонах. На совещании всех командиров строго-настрого обязали контролировать, кто и в каком виде выезжает за ворота части. До личного состава довели приказ, в котором за пьянство за рулём следовало представление на увольнение по несоблюдению условий контракта. И начали борьбу.
Поначалу туго шло. Слишком много оказалось "непримиримых" алкоголиков, которым никто не указ. Но с такими расставались без сожалений и постепенно ситуацию выправили. Смертность за рулём снизилась до минимума. Но был и ещё один удивительный эффект — снизилось и воровство. Оказалось, что от пьяницы до вора дистанция минимальная. На утренний опохмел, когда денег нет, пьяница готов продать что угодно…
Мне многое было непонятно. Ну, например, почему каждый циклон, регулярно налетающий на Курилы, становился чрезвычайной ситуацией для гарнизонов? Почему после каждого тайфуна приходилось срочно самолётами тащить сюда шифер и другие строительные материалы, чтобы ликвидировать последствия стихии? Они же "золотыми" становились в процессе таких перевозок. Не проще ли было сразу создать на островах запасы стройматериалов, чтобы оперативно устранять все последствия и по мере расхода поддерживать эти запасы без всякой "чрезвычайщины"? Мы создали здесь такие склады, и вот уже второй год тайфуны, хоть и регулярно накатывают на Курилы, но никаких чрезвычайных ситуаций по части стройматериалов больше не создают.
Курилами вообще пришлось много заниматься. Когда я принял округ, дивизия, расположенная здесь, фактически переродилась в промыслово-рыболовную. Полигоны превратились в дикие поля, техника и вооружение содержались просто отвратительно. Зато топография местных рек, все особенности обработки рыбы и икры были изучены в совершенстве. Чтобы навести здесь порядок и восстановить боеспособность дивизии, пришлось заменить всех до одного офицеров и прапорщиков. Выдержать несколько судов с некоторыми особо не желающими заменяться господами. Ничего. Выиграли. Теперь дивизия занимается тем, чем и должна заниматься, — защищает Курилы, ведёт боевую учёбу...
“УЛЫБЧИВЫЙ” ГЕНЕРАЛ…
Афганистан подполковник Булгаков прошёл советником командира второй пехотной дивизии афганской армии.
За нашими военными советниками шла настоящая охота. Полевые командиры получили от своих пакистанских и американских кураторов особый "заказ" на советников. Захваченные в плен, они должны были стать живым свидетельством "марионеточности" афганской армии, её полной зависимости от советских инструкторов.
А было всякое. Однажды к "духам" перешла большая часть бригады "коммандос", разоружив своих командиров и передав их "душманам", как выкуп за свои жизни, и там их потом зверски казнили. Начальник штаба корпуса, находившийся в расположении бригады, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой. Только случай спас тогда советских советников, работавших в этот день в другой части.
Поэтому каждый из советников обычно носил с собой, кроме личного оружия, ещё и гранату, которой при угрозе плена можно было подорвать себя и тем самым избавить от мучительных пыток и издевательств. И, насколько я знаю, за все годы афганской войны ни один из советников живым в плен не попал…
— Какими были сарбозы (афганские солдаты)? Удивительно неприхотливыми. Наши солдаты тоже не были избалованными и стойко переносили вся тяготы службы в Афганистане, но неприхотливость афганцев просто поражала. И морозы, и жару, и голод, и жажду они переносили с одинаковой покорностью. В бою они были жёсткие, злые, но воевали храбро и стойко, когда видели, что "шурави" — советские советники — рядом с ними, а "сороковка" — 40-я армия их прикрывает.
С другой стороны, это были психологически нестойкие части. Их было достаточно легко "распропагандировать", посулами, подкупом склонить к измене, переходу на сторону "душманов". Связано это было со специфическим набором в афганскую армию, когда в неё набирали солдат, иногда просто проводя облавы на рынках и забирая подходящих по возрасту парней. У некоторых солдат семьи проживали на территориях, контролируемых "душманами", и, соответственно, рассчитывать на их верность и преданность не приходилось. Офицеры были более сознательны и надёжны, но и с ними не всё было просто. Их взаимоотношения — это был сложный ребус родоплеменных связей, политических симпатий и антипатий, социального происхождения и места в общественной иерархии. Поэтому необходимо было постоянно держать руку на пульсе настроений в полках, следить за ситуацией.
Именно Афганистану Булгаков "обязан" своей знаменитой улыбкой, о которой так часто вспоминают многие, кто с ним служил. В самые трудные минуты, при самых серьёзных "разборах полётов" на лице генерала остаётся странная полуулыбка, словно лёгкая усмешка в уголке рта...
Дивизия, где был советником Владимир Васильевич, блокировала вход в Панджшер — базовый район одного из самых непримиримых полевых командиров Ахмад Шаха Масуда. Панджшер всегда считался неприступной твердыней, природной крепостью, взять которую считалось почти невозможно.

Панджшер — ущелье пяти львов — ущелье на севере Афганистана (провинция Парван) в 150 км к северу от Кабула. Река Панджшер является одним из основных притоков реки Кабул, которая, в свою очередь, является частью бассейна реки Инд. Центр Панджшера — кишлак Руха. Длина долины 115 км с востока на запад, площадь — 3526 кв. км. Средняя высота долины Панджшер — 2217 м над уровнем моря, а наиболее высокие горы доходят до 6000 м. Численность населения долины, по результатам переписи населения Афганистана, проведённой в 1985 г., составляла 95.422 человека, которые проживали в 200 населенных пунктах. Ущелье населяют афганские таджики.

В ходе одной из операций прямо на глазах подполковника Булгакова на мине подорвался танк его дивизии. Сразу после подрыва он загорелся, распахнулись люки, но экипаж не покинул машину. Скорее всего, танкисты были ранены и не имели сил выбраться из горящей машины. И тогда на помощь к ним кинулись находившиеся ближе всех к танку "шурави" — советники Булгаков и Лебёдкин — советник начальника политотдела дивизии. Александр Лебёдкин бежал первым, за ним Булгаков. Они не могли знать, что кроме противотанковых мин "духи" расставили ещё и "противопехотки". Одна из них взорвалась под ногой Лебёдкина, оторвав у него ступню, контузив и осыпав Булгакова осколками. Один из них вонзился в угол рта и, распоров щеку, ушёл в ткань. С тех пор шрам от него навсегда "припёк" улыбку к губам генерала…
— Противником Ахмад Шах был опасным, умелым. Помню, как нас фактически заманили в ловушку. Пришла информация, что одно из племён якобы подняло восстание против Ахмад Шаха, и нас отправили на выручку и усиление. Мы когда шли, всё удивлялись — какое там восстание? Кто тут посмеет против Ахмад Шаха восстать? Но приказ есть приказ. Дошли до пизгоранского креста и начали занимать высоты, чтобы прикрыть наших. Там ещё триста сорок пятый полк "сороковки" шёл. Вот тут и началось. "Духи" нас не ждали. Не думали, что мы так глубоко сунемся. Поэтому поначалу мы им шороху навели. Несколько отрядов рассеяли и уничтожили фактически без потерь. Но потом они в себя быстро пришли и уже нас фактически блокировали на вершинах. Их командиры сообразили, что единственный источник воды — река, а к ней нам нужно спускаться. Вот они рассадили снайперов и отрезали нас от воды. Вот тогда я впервые узнал, что значит жажда, когда ты сидишь под солнцем без капли воды, а внизу река течёт. Только к ней ты пробиться не можешь…
Уже понятно было, что никакого "восстания" нет, и пришлось, прикрывая друг друга, прорываться обратно, эвакуируя раненых и убитых. Обидно было очень. Но это был хороший урок
Второй раз Булгаков был ранен в ходе операции по уничтожению двух больших банд, которую проводили войска 40-й армии совместно с афганскими частями в районе Вадкольского языка.
— Панджшерское ущелье — удивительное геологическое образование. Оно расположено фактически в одной оси с линией солнца и, несмотря на высокогорье, там удивительно мягкий климат. Горные хребты защищают его от ветров, по дну ущелья течёт река, почва очень плодородная. Солнце светит с утра и до позднего вечера. Фактически тут растёт всё, что только может созреть в Афганистане. И вот что удивительно — в самом Панджшере всё растёт и цветёт, но стоит отойти полкилометра в любой из его отрогов, где солнце только пару часов "мажет" землю — и словно попадаешь в другой мир: камень, пустота, мертвая земля.
Вот тут меня и нашла пуля. Мы расходились с духами. Был фактически "слоёный бутерброд", когда противник где выше, где ниже твоих подразделений. И когда наш КП перемещался, мы попали в засаду. Я прикрыл огнем ребят, они вышли в укрытое место и стали прикрывать меня, я пополз, но не заметил выше по склону позицию ДШК. И получил пулю. Она пробила ногу, живот, выбила из рук автомат и ушла.
Это, наверное, был самый страшный момент моей жизни. Лежу в крови, рядом "духи", а автомат в нескольких метрах ниже по склону и никак мне до него не дотянуться. Вытащил гранату, лежу и думаю, что всё, вот он конец. Сейчас поползут ко мне, и надо будет рвать чеку. Обидно до слёз, что без оружия остался. Даже жизнь свою подороже продать не смогу.
Повезло мне, что меня сразу свои огнём прикрыли и вытащили. Потом на руках тащили, прикрываясь берегом, по реке до Базарака. А от Базарака до Рухи меня до вертолётной площадки несли ребята из нашего рухинского полка...
Афганистан меня научил тщательности в продумывании и планировании решений, выдержке, умению в любой обстановке сохранять спокойствие.
Ведь мы служили в афганских частях. Когда ты служишь со своими, то знаешь, что даже если и что-то пойдёт не так, то тебя не предадут, не оставят, что боеспособность твоего полка или дивизии, несмотря ни на что, останется высокой. А вокруг нас были афганцы, и каждая ошибка, неуверенность в себе или даже просто плохое настроение советника сразу отражались на боеспособности наших "подсоветных"…
“Я В “КОМАНДЫ” НЕ ВЕРЮ…”
Булгаков — совершенно непубличный человек. И это подкупает. Журналиста сложно обмануть "непубличностью". Сколько я видел самых разных персонажей, которые в присутствии журналистов хмурили брови и сурово бросали фразы о том, что не любят давать интервью и общаться с прессой, но под объективом камеры или фотоаппарата давали ту самую "публичную" секунду для удачной съёмки и выбирали позу пофотогеничней.
Булгакова снимать почти невозможно. Он действительно непубличный человек и не "ловится" в объектив, не замирает даже на долю секунды, тактично давая репортёру нажать на кнопку съёмки.
Я смотрю на то, сколько сил и энергии требует от него округ, и в который раз задаюсь вопросом: почему он пошёл на ДальВО? Ведь спокойнее и престижнее было в Москве, где у Владимира Васильевича была высокая должность — замглавкома Сухопутных войск. Что это: честолюбие или та самая булгаковская неуспокоенность?
Как замглавкома Сухопутных Войск, он не мог не знать, что его ждёт на Дальнем Востоке. И уж, конечно, прославленный генерал, Герой России, он при желании, мог бы выхлопотать себе место поспокойнее. Но вместо этого принял ДальВО…
Застать Булгакова в кабинете непросто. С утра он на Красной Речке принимает новый учебный корпус. Учебный корпус удивляет непривычной концентрацией тренажёров, макетов и различного рода учебных пособий. В советское время такое можно было встретить разве что в элитных военных училищах. И всё новое, всё "с нуля". В классе подготовки механиков-водителей — ряд новейших тренажёров по вождению танка: кабины, подвешенные на специальных приводах, имитирующих рельеф местности, компьютерная графика, экраны дисплеев. Отдельный тренажёр — для тренировки всего экипажа. Его ещё не запустили — ждут представителей завода.
Что-то действительно меняется в стране, если нашлись деньги на строительство таких учебных центров и корпусов. И их в округе — уже не один и не два…
А потом, удалив всех лишних, командующий округом почти полтора часа беседует в клубе с личным составом одной из контрактных рот, чья дисциплина в последние месяцы вызывает много нареканий.
После обеда командующий работает в бригаде радиационной и химической защиты, вечером у него приём по личным вопросам — обычно долгие разбирательства с квартирами и жильём, а рано утром ему надо вылетать в Москву на совещание. Через сутки он возвращается, чтобы, проверив очередную стройку, вылететь на Курилы. График такой, что не всякий атлет сдюжит, а ведь Булгаков немолод…
Как с конвейера завода сходят танки или с верфей спускаются на воду корабли, так Булгаков один за другим "поднимает" полки и бригады. Лично курируя все вопросы, он доводит боевую, техническую и материальную готовность полка до наивысшей степени и, убедившись, что полк соответствует всем самым современным требованиям, берётся за следующий. И так месяц за месяцем. Полк за полком, бригада за бригадой. Способ очень неспешный, отбирающий громадное количество душевных сил и энергии, но по-настоящему эффективный…
— Я никого с собой из Москвы не привёз. Прибыл сюда и начал работать с коллективом штаба. Я вообще не верю в "команды" и считаю это крайне вредным изобретением начала девяностых. Тогда вдруг возникли какие-то "команды", с которыми некоторые руководители приходили на должности и, уходя, забирали их с собой. Что значит "команда"? Получается, если ты создал рабочий коллектив, отладил его, то, уходя и забирая с собой людей, ты сам же фактически разрушаешь всё созданное тобой. Это неправильно со всех точек зрения. Задача руководителя — уметь создавать коллективы, сплачивать их, нацеливать на работу. И, создав его в одном месте, уметь создать на другом. И тогда за тобой остаётся полноценный работающий коллектив, а не "руины" от перелетевшей на другой участок "команды". В этом смысл работы.
Многое мне было странным и непривычным здесь. Ну, например, я с удивлением узнал, что часовые на посты в округе выходили без оружия, потому что автомат часового находился на посту в специальном сейфе, да ещё с первым холостым патроном. Оказывается, так в округе боролись с самоубийствами среди военнослужащих и воровством боеприпасов…
У меня в СКВО солдат выходил на пост с восьмью магазинами и двумя гранатами, а в окопе на посту — вскрытый цинк с патронами, гранаты, "муха" — и ни одного самоубийства, ни одного пропавшего патрона или гранаты.
Пришлось и здесь наводить порядок. Если солдат служит как надо, если он загружен боевой учёбой, стреляет столько, сколько нужно по плану боевой подготовки, обслуживает технику, топчет полигон, то ему уже не до глупостей. А если он автомат видит раз в месяц и стреляет раз в год, то чего удивляться, если он оружие рассматривает как редкую игрушку со всеми вытекающими последствиями?!
А вообще, главная проблема и камень преткновения сегодняшней русской армии — это офицер. За годы безвременья была нарушена преемственность поколений. Традиционно образование нашего офицера не заканчивалось стенами военного училища, а продолжалось в войсках. Старший учит младшего — это была основа подготовки нашего офицерского корпуса. Ротный учил своих взводных, комбат — ротных, комполка — комбатов. Это был непрерывный процесс. Но сейчас в нём возник разрыв. Очень часто офицера на том или ином уровне или должности просто некому учить, потому что его командир эту должность "проскочил", или на этой должности просто просидел без дела, в годы, когда никакого финансирования не было, и войска просто занимались самообслуживанием. Вот такие командиры сегодня — настоящая головная боль. И заполнять эту пустоту нам придётся не год и не два. Мы должны вернуть нашей армии высокопрофессионального, инициативного офицера. Волевого, обученного. Того, что не боится ответственности, умеет, если надо, идти против течения, не подчиняться обстоятельствам, а их подчинять своей воле, твердо и неукоснительно добиваться воплощения в жизнь принятых решений.
В бою командир, как хирург, работает там, где много крови. Но это должна быть кровь врага. Именно за счет профессионализма, выверенности каждого решения офицер обеспечивает сохранение жизни как можно большего числа своих подчиненных, за которых он несет особую ответственность перед их родителями, перед страной.
Именно такие офицеры и добивались успеха как в годы Великой Отечественной войны, так и в ходе недавних боевых действий на Северном Кавказе…
Есть слово, которое очень точно определяет генерала Булгакова, — созидатель. И в этом его "код". Как когда-то в самое трудное время он принял на себя руководство штурмом Грозного, понимая, что стоит на карте и как нужна России эта победа, так и сейчас он принял Дальний Восток, потому что именно здесь он мог принести максимальную пользу своей стране, раскрыться как руководитель. И за полтора года его командования округ стало не узнать. Ожили, очистились от грязи и морока безнадёги городки, наполнились грохотом стрельбы и рёвом движков полигоны, выросли учебные центры, новые ДОСы, казармы, автопарки.
А главное — изменилось настроение людей. Ушли "беспросветность", "забытость" округа. Люди реально почувствовали, что здесь можно служить. Можно строить карьеры, расти как офицеры. Что с округом можно связать свою судьбу не на год и не на два.
Как когда-то на войне он упрямо и неспешно "перемалывал" ичкерийскую армию, ломал хребты и шеи полевым командирам, так и сейчас с той же неспешностью, обстоятельностью и упрямством он "переформатирует" округ. Поднимает его, выводит на новый уровень, уровень XXI века. Дальневосточный снова становится одним из основных "фортов" российской крепости. Конечно, ещё очень многое предстоит сделать. Нужна новая техника, необходимо перевооружение, подъём на качественно новый уровень. Но уже сделано главное — всего за год округ "поставлен в строй". И в этом громадная заслуга командующего.
Булгаков — созидатель. И в этом смысле он человек будущего — именно созидатели нужны сегодня России. Те, кто без жалоб и сетований, упрямо и спокойно на своём месте строят Россию будущего — ту, в которой будет не стыдно жить нашим детям и внукам…
Хабаровск—Москва