ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В ГАГРАХ

НОМЕР 12 (748) ОТ 19 МАРТА 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Виктор Волков
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В ГАГРАХ

Автор этого очерка знает Кавказ не понаслышке. Когда-то он вывез из недружественной Грузии сотни русских молокан и помог им поселиться в Тульской области. В советские времена нередко отдыхал здесь. Имеет много друзей. Вот и совсем недавно, на исходе зимы, будучи на Черноморском побережье в деловой командировке, проехался по знакомым местам. В том числе — и по Абхазии. Знакомим наших читателей с его путевыми заметками.
Прошло минут десять, может, чуть больше, — и к ресторанчику, в котором мы завтракали, подъехали три автомобиля: джип "Лексус" и "Мерседес-600" с московскими номерными знаками плюс местная "Нива". По суете, возникшей среди немногочисленного персонала, и моментально появившемуся хозяину ресторана мы сразу же поняли, что приехавшие — важные персоны. Первыми из "Нивы" выскочили местные представители, они быстро подбежали к "Мерседесу" и услужливо распахнули двери автомобиля, а затем, с таким же раболепием, перебивая друг друга, проводили к столу, стоящему в противоположном от нас углу, мужчину заносчивого вида, одетого в спортивный олимпийский костюм, и молодую женщину с разряженной, словно весенний цветок, девочкой лет шести. На громкий зов мигом прибежала вся челядь ресторана. Моментально были накрыты яствами и напитками столы, за один из них уселись, видимо, хозяева с местными сопровождающими, а за другой, расположенный на почтительном удалении от первого стола, — охрана с водителями.
Из посетителей больше никого не было, и мы невольно нет-нет, да и поглядывали в сторону соседей. За теми столами, заставленными различными яствами, взрослые шумно продолжали поглощать разнообразные закуски, запивая коньяками и виски, а девочка — видимо, насытившись и с разрешения своей родительницы, — стала разгуливать по площадке ресторана. Она от скуки то двигала свободные стулья и столы, то подходила к матери, то снова убегала. За развлечениями ребенка неусыпно наблюдали вставшие из-за своего стола охранники. В какой-то момент из-за куста появилась вначале собачья морда, а затем и туловище обычной дворовой, но упитанной собаки. Животное привычным, неспешным и сонным шагом вышло на площадку и, принюхиваясь, направилось к ближайшему столу с гостями. "Мама, мама! Посмотри, к нам собачка пришла!" — радостно воскликнула девочка, побежав к дворняге. "Николай, в чем дело?" — грозно произнес мужчина, обращаясь к охраннику. "Почему не следишь за порядком?"
«Не волнуйтесь, не волнуйтесь, господа! — произнес вбежавший хозяин ресторана. "Это собака не наша, но хорошая. Она не заразная, мы ее здесь подкармливаем! Не переживайте, она вас и вашу девочку не укусит". "Папа, мама, а можно мне ее покормить?" — обращаясь к родителям, произнесла кроха. "Боренька, смотри, какой окрас у этой собачки! Прелесть! — произнесла женщина и продолжила. – Пусть Леночка немного поиграет и позабавится с ней. Малышке скучно!"
"Официант, принесите еды собаке, да не пожалейте мяса! Я заплачу!" — немного подумав, таким же твердым и приказным тоном произнес мужчина. Вмиг всё было исполнено. Молодой официант поставил на пол миску с мясистыми косточками. Животное вяло подошло к ней и, понюхав еду, стало медленно поедать, изредка поглядывая на щедрых людей. Сразу было видно, что она явно не голодна...
"А ну, пошла прочь отсюда!" — послышался вдруг чей-то громкий требовательный окрик, а затем была выдана порция грубой брани в чей-то адрес, но теперь на незнакомом мне, местном языке.
"Что там такое?" — встрепенулся Михаил, и мы дружно привстали из-за стола. Что же мы увидели? Один из работников заведения, размахивая шваброй, нахлестывал по голове и спине старую, худую и сгорбленную женщину.
"Люди добрые, что я вам плохого сделала? — сипло завопила несчастная женщина, закрывая одной рукой лицо и голову от беспрестанно сыплющихся на нее ударов, и упавшим, тихим голосом взмолилась. — Я есть хочу! Пожалейте! Дайте хоть что-нибудь!" Она еще что-то говорила, но мы находились метрах в пятнадцати от места событий, и до нас лишь изредка долетали теперь уже нерусские слова, произносимые плачущим и тихим голосом этой бедняги. "Почему не следишь за порядком?" — грозно кричал работнику хозяин ресторана. А богатый гость высокомерно и громко продолжил: "А если бы эта нечисть к ребенку приблизилась? Я бы вас всех в море перетопил! Как они, эти попрошайки, мне надоели в Москве! Гоните ее в шею!" Это приказание еще больше раззадорило обслугу ресторана, один из них догнал женщину и начал пинать старушку, а другой, задорно смеясь, обратился к своим сослуживцам: "Давайте на неё натравим, как в прошлый раз, собаку!" — и смачно выругался на своем языке.
Мне показалось, что это предложение быстро нашло отклик у обслуги, да и псина, подняв голову, вся напряглась и встала в стойку, явно намериваясь наброситься на человека, если последует команда.
"Эй, мужики, вы что задумали, а ну-ка прекратите!" — закричали мы. После этого не выдержал и сопровождающий нас чиновник местного силового ведомства. Он резко встал, подошел к директору ресторана и, жестикулируя, начал что-то внушать, показывая в нашу сторону. Видимо, такая реакция местного начальника отрезвляюще подействовала, все стихли, кроме группы обедающих за богатым столом. Они, как ни в чём не бывало, вновь живо и громко смеясь, стали обсуждать свои проблемы и старались веселее продолжить трапезу. Только молодая мама, нежно поглаживая по голове свою напуганную и насупившуюся девочку, что-то ей объясняла на ушко, успокаивала.
Обед мы заканчивали молча, в спешке. Михаил наскоро рассчитался, и через минуту мы уже сидели в автомобиле, чтобы наконец-то ехать в Сухуми. Но, не проехав и двухсот метров, вновь увидели ту обиженную женщину, еле плетущуюся по тротуарной дорожке. Она медленно подтаскивала за собой две не первой свежести худосочные сумки и всякий раз, сделав с десяток шагов, останавливалась, пугливо оглядываясь назад,.
«Брат, а ну-ка, приостанови!» — попросил я, желая выйти из машины и подойти к женщине. Но Михаил опередил меня, сам выскочил из автомобиля и в секунду очутился около неё. Бабушка, увидев приближающегося к ней мужчину, резко отшатнулась и завопила: "Не бейте меня! Не надо!" Бедная старушка, наверное, подумала, что ее догнала и будет бить обслуга ресторана. "Мамаша, мамаша, не бойся!" — произнес Михаил, но женщина продолжала отмахиваться от моего товарища. Михаил подошел к ней поближе и протянул деньги. Старушка вновь отшатнулась и стала отказываться от подношения, но, немного погодя, всё же взяла их и тут же припала, буквально всем лицом, к руке моего друга, рыдая и благодаря за помощь.
Дальнейший наш путь в Сухуми продолжился по разбитой и, видимо, давно не ремонтированной дороге. К обеду въехали в столицу Абхазии, где нас также ждали. Экскурсия по городу и комментарии к ней вызывали сильную душевную боль. Некогда один из красивейших городов Черноморского побережья и другие населенные пункты Абхазии выглядели разрушенными и плохо пригодными для жизни. После этой поездки — в общем-то, безрадостной, тягостной, но поучительной, — мы решили возвращаться в Сочи. На улице по-прежнему было пасмурно, тепло и душно. Вечерело, на горизонте собирались грозовые тучи. Мы без происшествий добрались до Гагр. Проезжая по набережной, мой товарищ обратился ко мне: "Слушай, Виктор, а что мы несёмся и несемся, как угорелые? Может, остановимся и немного передохнём? Надо размять ноги, отдышаться, спокойно глотнуть морского воздуха, поглядеть на море. А может, искупаемся? А? Когда ты теперь еще побываешь здесь, в Гаграх?" Трудно было не согласиться.
Выйдя из машины, мы оказались на пустынном, неухоженном и унылом пляже. "Слушай, брат, купаться здесь что-то не хочется".
Мы уже хотели было вернуться назад к машине, но наше внимание привлек очень громкий, заинтересованный крик чаек, кружившихся над сидящей на берегу у воды женщины. "Миша, глянь, ты ее не узнаешь? Мне кажется, это та бабуля, которую мы увидели утром". "Слушай, точно она! Давай подойдем, поговорим".
Черпая песок, мы направились к женщине. Над нею кружились с полтора десятка чаек. Гомон вездесущих птиц звонко разносился по всему пустынному берегу. Подойдя ближе, мы поняли, в чем дело! Эта пожилая женщина, уставшая за день, сидела на песке, вытянув свои худые, больные ноги, и кормила чаек! Старенькие вымытые в море тапки сохли рядом. На подоле юбки, закрывавшей колени, лежали куски хлеба, несколько слив и луковица.
"Добрый вечер, бабушка! Добрый вечер, мать!" "Здравствуйте!" — глянув на нас, не сразу и тихо, на чистейшем русском языке ответила нам она, неспешно продолжая жевать беззубым ртом собранную за день снедь. Она запускала трясущуюся руку в сумку, доставала кусок и, подув на него, ела.
Мы стояли, не зная, как продолжить разговор. "Бабушка! А вам не холодно вот так сидеть на песке?" — спросили мы. Справедливости ради, следует признать, что вопрос наш был неуместен. И так было всё понятно, но продолжать беседу как-то надо было, раз мы к ней подошли. "Как вам здесь живется, бабушка?" "Я не живу, а доживаю! — услышали ответ. — Вы добрые, здесь у нас, таких, как вы, почти никого не осталось. Не побрезговали подойти к нищенке. Вам, таким франтам, молодым девушкам головы кружить, а не на меня время тратить. Хотя когда-то и я брезгливо относилась к попрошайкам и побирушкам, порою гнала от дома прочь! Не думала и не гадала, что самой придется пережить такое же унижение и нужду! Была молодой и здоровой, рядом красавец-муж, дети, большой и богатый дом, интересная работа на железной дороге. Всё было хорошо, спокойно и уютно. Да, видно, здесь, в Абхазии, было много лишнего праздного веселья, греха, вот Бог нас, в том числе и мою семью, и наказал! Муж с сыном погибли на той, еще первой кавказской войне, а затем и дочь. Она находилась в горах с мужем, была беременной, начала рожать, роды оказались сложными, необходимую медицинскую помощь некому было оказать. Похоронили их с ребенком где-то в ущелье. Я об этом узнала лишь через месяц. Сын после войны уехал в Россию, хотел и меня потом забрать, да видно, не судьба, — сгинул где-то в Москве на стройке. Дом наш давно сожгли и разграбили, там же сгорели и все документы, саму чуть не лишили жизни. Вот так и живу, где придется. Ночую, питаюсь, сами видите как. Надоела такая жизнь, хоть давись! Часто прихожу к морю, посижу, поплачу, повспоминаю, помолюсь Богу, порадуюсь птицам, природе, посмотрю на волны и солнышко, на проплывающие корабли — и вроде бы жуть и грусть немного отхлынут. Еще на один день набираюсь терпения, а затем иду искать место для ночлега. Летом тепло, а вот зимой невыносимо трудно, холодно, и страшно, что замерзну. А таких зим пришлось пережить с десяток. Да... вот такая теперь моя безрадостная и пустая жизнь!" — закончила женщина, ни на секунду не отрывая глаз от морской дали и надвигающихся сумерек. Прошла минута-другая, как вдруг через иссиня-черные грозовые облака, нависшие над горизонтом, каким-то чудом на несколько минут, пробило солнце, оранжево-красное, вечернее. Небесное светило вмиг озарило все побережье, постройки, деревья и кустарники, все ещё не улетающих и кружащихся над нами птиц, и нас с этой несчастной одинокой женщиной и её единственным "богатством" — старыми сумками и пакетами, наполненными объедками. В этот миг она каким-то особенным и медленным движением высохший руки поправила спадающие на худую, плоскую грудь аккуратно расчёсанные седые волосы и, немного помолчав, промолвила: "А утром это ты мне денег дал? Я не сразу вас признала. У вас сердце доброе и отзывчивая душа. На ваши рубли я месяца три проживу, а там что Бог пошлет..."
Мы пожелали женщине здоровья, удачи и, попрощавшись, вернулись к машине. Долго ехали молча. Прошло всего несколько часов с начала нашей поездки в Абхазию, а казалось, минула целая вечность. Полил дождь, засверкали молнии, над горами рокотал гром...