Авторский блог Редакция Завтра 03:00 15 января 2008

ИНСУЛЬТ

НОМЕР 3 (739) ОТ 16 ЯНВАРЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Александр Брежнев
ИНСУЛЬТ

Звонит друг, снимавший комнату в квартире бабушки: "Давай срочно сюда! С ней плохо, я "скорую" уже вызвал. Что? Инсульт, наверное!" Медики застали на ковре лежащую женщину лет шестидесяти, покарябанную правую руку — след падения. Увидев габариты пострадавшей, напрягались и препирались. Девятый этаж советского дома, где грузовой лифт не предусмотрен. Обливаясь потом, порой, несмотря на ситуацию, ругаясь матом, поволокли на туристской палатке до лифта. Там один тянет, лопаясь от натуги на себя палатку, остальные подпихивают туловище, ноги. Надо аккуратнее, но главное — быстрей! Кое-как лифт упаковали одним товарищем и больной, побежали по лестницам вниз.
Там "газелька" "скорой" повезла бабушку в Центральную райбольницу. Пока внук и его мама собирали в мешок "Ашан" обгаженные постель и всё, что "пахло", как медным тазом, наваливалось понимание: кончился праздник жизни, а Новогодний так и не начнется.

В специальной брошюрке прочел о причинах инсульта. Фактически, всё, что происходит в этой жизни, может стать причиной кровоизлияния в мозг. Перво-наперво — стрессы, но ведь куда без них?! Вторая — злоупотребления алкоголем и табаком. И без них тоже — никуда. Выходит, всё, к чему стремимся, под конец приводит к инсульту. Какие-то язычники говорили мне, что паралич наступает тогда, когда человек очень многого хочет от жизни, а главное — когда завидует.

Центральная районная больница — как фронтовой госпиталь. Кроватки с парализованными больными стоят в коридоре, палаты заняты. Люди на кроватях смотрят на тебя с надеждой и болью. Каждый нуждается в помощи, участии. Я по жизни знал, что счастья в ней мало, но не знал, что так много горя. Долгие "тёрки" с персоналом — и появляется место в палате, но без ухода. Опять "башлять" — и есть место в реанимации. Но там могут держать больного лишь несколько суток. Потом — опять на первый этаж, в неврологию. Больница поделена на две части: одна — элитная, другая рангом ниже. Здесь инсультники и диабетики. Это те, за кем нужен постоянный уход, присутствие родни. Решается вопрос, кто бросит работу и останется здесь, чтобы ухаживать за бабушкой. Никому не дадут отпуск по личным обстоятельствам, независимо от того, работают на государство или частную фирму. Пытаются давать деньги персоналу — дохлое дело. Деньги возьмут, но ничего делать не станут. Поменяют памперс раз в день, и всё!
Положено продержать в стационаре инсультного 21 день, но сейчас выписывают на 15-й. Вывози, как знаешь! Человек обездвижен — всё равно забирай домой, сам за ним наблюдай!
Коммерческая фирма по перевозке, в том числе парализованных. Звонок туда. Помогут ли перевезти, сколько будет стоить, объяснили всю ситуацию. Девочка-менеджер сказала, что всё сделают за полторы тысячи рублей. Сначала радовались, как здорово взялись за дело мужики из их службы. Круто и понтово поехали на машине "скорой" по городу. Притащили по лестнице на специальной вакуумной палатке на девятый этаж, уложили в кровать, которую мы заранее аккуратно застелили. Сразу вопрос: "Ну, с вас три с лишним тысячи!" Лежит и слышит больная, трёмся мы — нам назвали цену в два раза меньшую. За три тысячи мы бы тащили сами. У НАС НЕТ ТАКИХ ДЕНЕГ! Долгие переговоры с девушкой-менеджером — точней, попытки, она не берет телефон. Я понимаю, что дерьмо не кончилось, я в нем по уши, мужики отработали — а им шиш. Я сам когда-то работал грузчиком… Мужики в гневе кидают на стол оплаченный на полторы тысячи чек и уходят, хлопнув дверью.

В брошюре говорят, что в России курят по 240 пачек сигарет в год на душу населения, это вместе с грудными детьми. Трудно даже сказать, что убивает нас больше: алкоголь или курево. И то, и другое давно зашкалено — стрессов в России всегда хватало.

Уход за парализованным больным — не развлечение, не сбор информации, не обязательное для будущего Страшного суда деяние. Это страшный труд, которым всё равно никто, включая больного, не будет доволен. Все работаем, можем приходить только утром и вечером. Теперь придется утром вставать на три часа раньше, возвращаться домой на три часа позже. Каждый раз — одно и то же. Менять памперс. Стокилограммовую бабушку надо ворочать с боку на бок. Я держу её за плечо и спину, поворачивая к стенке, подруга задирает рубашку, снимает памперс. Женщину неподготовленную, бывает, и стошнит туда же. Памперсы — в мешок, рядом — рулоны туалетной бумаги, всё протирается. Но этого мало. В ход идут камфорный спирт, зеленка и присыпка, специальный раствор — сто граммов водки на пузырек шампуня. После больницы обнаружили на всем правом боку пролежни, действительно, там только меняли памперсы. Мы растирали раствором, мазали, массировали. Вроде всё прошло.
Осознанный, но растерянный взгляд бабушки, неловкая, как у ребенка, речь, такая, что ничего не понять. Чего-то просит, за что-то извиняется. Не знаю за что, но мы её уже простили. На самом деле пакостей она наделала при жизни полно. Тут бы и сказать: поделом тебе! Но кто из нас не делал пакостей? Сейчас взгляд у бабушки, как у ребенка, святой, не поднимется рука, не повернется язык ей что-то припоминать.
Массирую вялую, тяжелую правую руку, потом бок, потом ногу — надо, чтобы кровь "расходилась". Зрелище неприглядное, взгляд скользит по стене, вижу её фотографии. Ничего себе! 1960-й год, ей 19 лет, сейчас бы сказали — фотомодель. Красавица-брюнетка. Не было тогда агентств, журналов, а девушки всё равно были. Бабушкину фотку хоть сейчас на обложку модного журнала. Ничего непристойного: длинное черное платье и очень скромный макияж. Но глаз от фото не оторвать.

Врачи говорят, что главная причина высокой смертности в России — именно сердечно-сосудистые заболевания, кровоизлияния, инсульты. Оказывается, так же, как эта бабушка, загибается и помирает вся страна. У бабушки на каждой тумбочке по пепельнице — дымила, как паровоз.

Когда я сидел на карачках перед диваном, упираясь руками в бок и спину не родного мне человека (не моя бабушка), упирался глазами в измазанные зеленкой расплывшиеся ягодицы, промежность, которую промывала подруга, разглядывал седые волосы на голове женщины, слушал, как она охает, думал. Дело это не быстрое, подумать можно успеть о многом. Кому-то из нас надо бросать работу, денег нет, станет еще меньше. А тратить надо много — все эти присыпки, спирт и таблетки дорого стоят. Наши аптеки — коммерческие. Чтобы получить прибыль, они принципиально не торгуют дешевыми лекарствами. Бабушка, хоть мы ей ничего и не должны, превращается в старушку-процентщицу, съедающую все наши доходы.
Особенно жаль смотреть на подругу. Она перед этим четыре года так же ухаживала за своей мамой после инсульта. Подруга была молодая и красивая, но личной жизни — никакой. Квартира, одежда — всё провоняло. Ни с кем не познакомишься, никого в гости не пригласишь. И все деньги — на памперсы, присыпки, таблетки. Достоевщина! Поневоле возникает мысль — пусть помрёт, жизнь станет сразу лучше, не хуже, чем у всех. И топора не надо, и не будет за это уголовного наказания. Тем более я не такой лох, как Родя Раскольников, не раскаюсь. Мысль эта где-то так и осела, а я всё массирую тяжеловесную ногу, радуюсь, что бабушка что-то чувствует, а значит, нога может и ожить.
Пока массирую ногу, подруга приготовила на кухне еду. Будем кормить. Дело трудное. Приподнимаю бабушку за плечи, подруга подхватывает, я в это время подныриваю под тяжкое тело, упираюсь спиной, становлюсь как бы спинкой кресла. Сидя больная кушает. Это минут пятнадцать. Опять есть время подумать. Подумал о Родине. Родина — старая, злобная карга, претензий к ней у меня лично полно. Лежит теперь парализованная, когда-то всесильная, убивавшая, давившая, а теперь абсолютно беспомощная. Требующая постоянных трат, трат и внимания. Сейчас ее "завалить" — не проблема. В нашем случае будет квартира, в чьем-то другом — целая страна. Сижу на диване, упираясь плечом и спиной в бок больной, подстраховываюсь локтями. Всё-таки спина у меня уже, масса меньше. Меняем простыни, пелёнки. Радуемся, что, оказывается, нога чуть-чуть двигается. Нам опять надо на работу. Уходим. На прощание вижу беспомощный взгляд бабушки. Ей здесь лежать весь день в абсолютном одиночестве. С таким же успехом, как мы ей меняем постель и памперсы, её могут убить злые люди. Ночью её комнату озаряет лишь свет новогоднего облачения Москвы. Прощаясь, смотрю в глаза, вижу тот же взгляд, что с фото.

Уход за парализованным больным — тяжкий труд, требующий мастерства и терпения. Правильными усилиями вполне можно поставить человека на ноги. Только надо очень много потрудиться.

После работы и вечернего визита к бабушке идем домой с подругой. У каждого в руке по пакету с грязным бельем — надо постирать. Ночь сверкает праздником Нового года. Бутики, рестораны, стайки подростков, ищущих денег. Мы хихикаем, что если нас вот сейчас ограбят, то в пухлых наших пакетах найдут самое оно.
По телевизору как-то шла передача про эвтаназию. Холёные девки и парни воздевали руки к софитам, заклинали — нет эвтаназии! Для меня вопрос открыт. Но интересует мнение врачей, больных и тех, кто за ними ухаживает. Хорошо говорить: пусть помрёт! — если это чужой человек. Хорошо говорить: пусть живет! — если ты сам никогда не был в подобной ситуации.
Несем пакеты через радостный новогодний город, радуемся, что у бабушки заработала нога…
1.0x