Авторский блог Редакция Завтра 03:00 6 ноября 2007

РОССИЯ БЕЗ ЛИЦЕНЗИИ

№45 (729) от 7 ноября 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Анастасия и Борис Белокуровы
РОССИЯ БЕЗ ЛИЦЕНЗИИ

"ПОРОК НА ЭКСПОРТ" (Eastern Promises, Великобритания—Канада, 2007, режиссер — Дэвид Кроненберг, в ролях — Вигго Мортенсен, Наоми Уоттс, Венсан Кассель, Шинейд Кьюсак, Армин Мюллер-Шталь).
"Восточные обещания" — так на самом деле называется новая картина умницы Кроненберга, ради кассы переиначенная кем-то в "Порок на экспорт". Идиотская традиция наших прокатчиков игнорировать голос разума и толковать всё по-своему по-прежнему на коне. Если бы сегодня на экраны вышла "Гибель богов", она получила бы титул "Резня в Германии", а "Седьмая печать" демонстрировалась бы как "Невероятные приключения рыцаря". В России так называемый "Порок" принёс нулевые сборы, и это закономерно. Отправились бы вы в выходной день с приехавшей к вам ради культпросвета провинциалкой из села на кинище с названием "Порок на экспорт"? Разумеется, нет! И уж, конечно же, ради фильма под названием "Порок на экспорт" Кроненберг не стал бы прерывать работу над своим затянувшимся крупным проектом "Близнецы Фаренгейт" (выйдет на экраны уже в этом десятилетии?), а Вигго Мортенсен поленился бы учить русский и колесить среди сибирских снегов. Ладно, пора уже оставить глупых дистрибьюторов в покое — жизнь их наказала и так. Но что же на самом деле обещают нам "Восточные обещания"?
В Лондоне канун Рождества, но Анне (Наоми Уоттс) не до него. Акушерка, русская по крови, англичанка по воспитанию, принимает роды у юной мигрантки из Восточной Европы, пациентка умирает, и от неё "свободному миру" остаются лишь новорожденное дитя и дневник, написанный по-русски, и значит — полный тайн и устрашающих откровений. Не зная языка предков, Анна испытывает "трудности перевода" и поэтому отправляется в ресторан "Транссибирский": само название заведения как бы говорит о том, что там ей помогут. Именно что "как бы": на деле девушка попадает в самый центр циклона разборок мафиози, торгующих людьми. Все они — русские, и в процессе творимого ими кровавого беспредела часто демонстрируют свойственную нашим соотечественникам широту души.
Главенствующую роль в этих беспощадных событиях играет шофёр Николай (Вигго Мортенсен), вор в законе, татуированный воин, до поры скромно держащийся в тени. Когда-то его атмосферой служили "Кресты" и Колыма. Теперь он успешно пытается перенести усвоенную там блатную этику в не знающий "понятий" капиталистический мир. Из фильма Кроненберга хлопающий глазами западный зритель узнаёт, что русский бандит верит в Бога, не лишён сентиментальности, под влиянием импульса способен поступиться своей выгодой, любит детей. Раньше подобная неоднозначность по большей части была прерогативой экранных выходцев из Италии ("Крестный отец" и так далее). Но трепещите, макаронники, русские идут! Помимо этой скрытой угрозы, в картине содержится ценная информация о ритуале "коронования", о значении наколок на русской зоне, и главное — здесь можно услышать родную речь; в таком количестве в зарубежном кино она не звучала ещё никогда. Именно ради этого Вигго Мортенсен совершил свой творческий подвиг, не только выучив и практически без акцента произнеся ключевые для понимания славянского характера фразы: "Раз, два, три, поехали!" и "Хорош бухать, Кирилл!", но и лично — в одиночку! — проехав от Москвы до холодной Сибири.
Путь был проделан Мортенсеном не зря. Актёр снимается у Кроненберга уже не первый раз (до этого такой чести удостаивался лишь изысканный маньяк Джереми Айронс) и лучше многих знает, сколь ответственно мастер подходит к каждой своей работе. В советские времена Кроненберг был у критиков не в чести, служил своего рода пугалом, числился штамповщиком "ужастиков" из разряда тех, кто делает "бессовестный бизнес на страхе". Его величали "канадским мясником" и "кровавым бароном", а между тем антибуржуазный пафос его ранних ультиматумов ("Видеодром", "Сканнеры", даже "Муха") своей страстью затмевал многое из того кино, которое считалось "прогрессивным". Бунт продолжался и после, нельзя забыть фильм "eXsistenZ" (1999) — яростное проклятие в адрес нарождающегося виртуального мира. Короче говоря, если Кроненберг и был "мясником", то нож его всегда резал лишь то, что нам ненавистно.
Можно понять буржуев; после выхода первого фильма Кроненберга "Они пришли изнутри" истеричный парламент Канады созвал специальное заседание, подняв тему: "На что мы тратим деньги налогоплательщиков?"
Но то, что и у нас долгое время не замечали ни высокой изобразительной культуры фильмов "барона", ни их страшного, но справедливого смысла — прямое следствие скудоумия. Кроненберг — один из лучших режиссеров планеты, картины свои он ставит так, что любой самый простой план таит в себе некую загадку; в этом канадского виртуоза можно сравнить лишь с Хичкоком. В жизни Кроненберг — благородный стареющий аристократ. Именно этот аристократизм и объединяет его с Вигго Мортенсеном, о котором тоже следует рассказать подробнее.
При одном взгляде на Мортенсена охватывает изумление: неужели такие лица в современном кино возможны? В 40-50-х годах Вигго легко вписался бы в любой фильм с участием Роберта Митчума, Ричарда Уидмарка, Кирка Дугласа; игра его также соответствует уровню титанов золотого киновека. Преступно и непростительно было снимать Мортенсена в ширпотребе вроде "Американского якудзы" (2001). Впрочем, эта халтура, с треском и хрустом провалившаяся в Штатах, в Японии неожиданно имела успех. С тамошними бандитами герой "Якудзы" взаимодей- ствует примерно так, как Николай в "Пороке на экспорт" с русскими; возможно, узкоглазую братию подкупило именно это. Всему же остальному миру Мортенсен известен в основном как Арагорн, сын Араторна, сумрачный наследник престола из "Властелина колец". Роль Арагорна была хороша разве что тем, что дала Вигго право выбирать то кино, которое ему по душе. Сначала это была приключенческая эпопея "Идальго" Джо Джонстона (2003): редкий случай, когда картина, снятая сейчас, возвращает нас в незатуманенное детство. Затем последовала "История насилия" (2004). Взрывное взаимодействие Мортенсена и Кроненберга создало незабываемый фильм.
Простой сюжет о человеке, пытающемся скрыться от своего прошлого, волею безупречной камеры и пронзительных глаз Мортенсена превращается в притчу о невозможности бегства. "Что бы ты ни предпринял, как бы ты не поступал — результат всё равно будет один. Никто из нас не выйдет отсюда живым", — словно бы говорит нам "История насилия", фильм, мгновенно ставший современной классикой. И лишь у нас Кроненбергу, как всегда, не повезло. "Историю насилия" переименовали в "Оправданную жестокость" (факт вызвал у режиссёра транс), устроили премьеру камерного фильма в монструозном "Пушкинском", где весь зал топал ногами и улюлюкал, после чего о фильме забыли. Такая же незавидная участь ждёт и "Восточные обещания", мягко говоря, уступающие "Истории насилия" в драматизме и выразительности, но запоминающиеся хотя бы тем, что пространство британско-канадской ленты сплошняком кишит русскими.
Русского человека западное кино любило показывать издавна. С бутылкой водки, хвостом селёдки и распростёртыми объятиями. Иногда такой славянин мог рассмешить, как, например, знаменитая троица Иранофф, Бульянофф и Копальский в "Ниночке" Любича — чем не Вицин, Моргунов и Никулин? Чаще — напугать, как в многочисленных шпионских лентах. Советская критика по этому поводу бесновалась, и бесновалась зря: русские в картинах "про разведчиков" играли ту же роль, что и цыгане в готических романах или кровожадные зулусы у Луи Буссенара. Роль условной опасности, необходимый элемент всякого приключения.
Какое-то разнообразие возникло лишь в годы, когда нацистская чума на время вытеснила страх перед "угрозой с Востока". Голливуд оперативно поставил на поток серию, именуемую "пропагандистским кино": врагом здесь был немец, обычно его играл Эрик фон Штрогейм. О союзниках же в те годы был создан ряд полудокументальных лент, самая удивительная из которых — "Миссия в Москву" Майкла Кёртица (1942). Фильмы эти, благожелательные к русскому быту, ещё в те годы поражали всех, кто хоть что-то читал или слышал о России, своей нелепостью. Впрочем, политика мистера Трумэна быстро восстановила статус-кво, и даже усилила общий интерес к русским: тревожные названия вроде "Красный Дунай" или "Я вышла замуж за коммуниста" в те годы не были редкостью. От сочувствия не осталось и тени. И лишь в экранизациях нейтральной в политическом отношении русской классики ("Братья Карамазовы", "Тарас Бульба") сюжеты трактовались с восхитительной вольностью, но сами русские представали ребятами "за гранью", но симпатичными. На этой ниве немало потрудился Юл Бриннер: сахалинский прохвост, упавший Голливуду на хвост, знал Россию не понаслышке. Но Бриннер Бриннером, а без медведей и "Калинки-Малинки" фильм о русской жизни, согласно негласному приказу Гувера и его гувернантов, в те годы выйти на экраны не мог.
В одном из проходных боевиков, название, которого сегодня уже никто и не вспомнит, русских преступников звали попросту ... Владимир, Иосиф, Никита, Леонид и Михаил. Странно, но как только речь заходила о России, фантазия голливудских сценаристов начинала давать сбой, а то и улетучивалась. Знание материала тоже было на уровне детсада. Но есть одно важное исключение. Грозным зиккуратом среди всех фильмов "до Горбачёва" возвышается "Парк Горького" Майкла Эптида, снятый уже на самом закате мифологии "холодной войны", в 1983. Здесь поражает изощренное мастерство, с которым авторы воссоздали облик Москвы тех лет. И это при том, что в Советский Союз кинематографистов не пустили: роман Мартина Круза Смита, лёгший в основу фильма, разоблачал коррупцию в стане КГБ и считался крамольным. Поэтому Москва снималась в Финляндии, но ни одной неточности обнаружить нельзя. Декораторы заморочились чётко и тщательно — вплоть до киосков с характерными названиями "Союзпечать" и "Мороженое", орденов на газетном стенде с "Известиями" и табличек на автобусных остановках. Подобная скрупулёзность даже пугает, ничего подобного мы не увидим даже в тех западных фильмах, которые впоследствии будут сняты непосредственно в России.
С позиций сегодняшнего дня "Парк Горького", рождённый как фильм о современности, вполне можно воспринимать как исторический. А следователь Аркадий Ренко, персонаж актёра-хамелеона Уильяма Хёрта, сочетающий в себе черты рыцаря без страха и упрёка и какого-нибудь инспектора Лосева из романов Адамова, является не только героем ультраположительным, но и (что более важно) героем главным. Это сближает давний "Парк Горького" с историей блатаря Николая. Браво, Уильям! Браво, Вигго!
После "Парка Горького" крупных сдвигов в "русской" теме не наблюдалось. Ни разухабистая "Красная жара", ни тоскливый "Русский дом", ни (даже!) произнесённая с чудовищным акцентом реплика "Куров, возвращайся на базу!" из "Рэмбо-3" погоды в искусстве по большому счёту не сделали. Разбушевалась, развоцарялась перестройка, и о русских как-то подзабыли. Конечно же, они появлялись, но заметного следа не оставили.
И вот теперь Кроненбергу приснилось небо Лондона и русские бандиты под ним. Что же такое его "Восточные обещания" — шедевр или милый курьёз?
Положа руку на сердце, скажем, что скорее — второе: уж слишком банален сентиментальный сюжет, слишком развесиста клюква, включающая и экзотический для иностранца мат вперемешку с горькой водкой, и неизбежные в таких случаях "Очи чёрные". Но даже откровенная творческая неудача Кроненберга стоит сотен удачных работ тех, кто снимает кино не по призванию, а за деньги. И, кроме того, всегда бывает полезно вспомнить: на наши нравы смотрят со стороны.
1.0x