«УЧИТЕЛЬ, ПЕРЕД ИМЕНЕМ ТВОИМ...»

№43 (727) от 24 октября 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Виктор Филатов:
«УЧИТЕЛЬ, ПЕРЕД ИМЕНЕМ ТВОИМ...»

Савва ЯМЩИКОВ. Мы беседуем в стенах Академии художеств, возглавляемой Ильёй Глазуновым. Виктор Васильевич, вам скоро девяносто, а вы заведуете здесь кафедрой реставрации, на работу ходите регулярно. Вы воспитали не один выпуск молодых реставраторов. У себя в институте мы устраиваем отчётные выставки ваших учеников, и видим, что кадры здесь готовятся высокопрофессионально.
Все мои учителя, к огромному сожалению, ушли из этой жизни, а Виктор Васильевич, который всегда был с ними рядом, жив, и для меня это — огромное счастье. Конечно же, радостно и сегодня с ним беседовать.
Виктор Васильевич, я задаю обычно своим собеседникам один и тот же вопрос, который к Вам имеет самое непосредственное отношение. Вы прожили действительно большую жизнь, как говорится, Мафусаилов век. Что вы считаете в своей жизни главным? Это может быть работа, личная судьба, интересные встречи. Я хотел бы, чтобы вы рассказали о том, что для вас, прошедшего войну и пережившего трудные послевоенные годы и непростое мирное время — основное в жизни?
В.Ф. Так получилось, что я, работая в реставрации, всегда занимался подготовкой новых кадров для этой отрасли. Сначала среди искусствоведов, потом среди реставраторов. И это главное, что я в своей жизни сделал. Когда я начал преподавать в университете, к нам во Всероссийский центр стали приходить выпускники университета. До этого в реставрации специалистов с высшим образованием практически не было. Работали опытные мастера, у которых и я учился. Группа учёных, посвятивших себя реставрации, серьёзно взялась за дело, и стало ясно, что без историков искусства восстановление памятников оставалось бы обычным ремеслом. Теперь реставрация стала наукой, которой мы многие уже годы обучаем будущих мастеров в средних и высших учебных заведениях. Мною подготовлено несколько пособий и книг, которые я считаю основными своими трудами. И ещё лет двадцать, тридцать, надеюсь, будут главными ориентирами в реставрационной практике. Очередной мой учебник по реставрации икон выходит в этом году, в нём я оставляю в наследие свои знания об иконах и даю возможность студентам освоить законы иконописания. Как практик с иконами я работал меньше и не на таких значительных памятниках, как во время спасения шедевров монументальной живописи. Я начал с восстановления фресок барабана Софийского собора в Новгороде (XI век), потом открывал живопись в Кидекше под руководством Сычёва. Это середина XII века. И так постепенно я прошёл путь практика-реставратора от XI века до ХХ века, ибо закончились мои многолетние труды на росписях московской гостиницы "Метрополь". Так что вся монументальная живопись, все памятники, с которыми мне пришлось работать, изучать их технологию и художественные особенности, мною описаны, изучены и знания о них я тоже оставляю в наследие потомкам, рассказывая, как они создавались, открываю законы работы древних монументалистов, доселе неизвестные.
С.Я. Виктор Васильевич, я знаю, что нет практически ни одного памятника, и не только в России, но и в республиках тогдашнего Советского Союза, где Вы бы не работали — непосредственно или в качестве консультанта. Какие из памятников Вам наиболее запали в душу, какие открытия больше всего запомнились?
В.Ф. Я уже назвал древние памятники, но пришлось работать и на более поздних. Я руководил реставрацией живописи гробницы Тамерлана в Самарканде, вложив в эту работу немало сил. Кроме того, реставрируя фрески собора Успения Богоматери на Городке в Звенигороде, я доказал, что в создании этих росписей большую роль сыграл Андрей Рублёв. Многолетнюю работу в Звенигороде я считаю одним из больших успехов в моей жизни.
С.Я. Виктор Васильевич, состояние многих памятников в Пскове более плачевно сейчас, чем когда Псков освободили от нацистских полчищ. Пройдя войну и вернувшись после этого к реставрации, что Вы чувствовали? Надо было думать, где добыть кусок хлеба, а Вы пошли восстанавливать памятники...
В.Ф. Я наблюдал, как страшно пострадали в годы войны жилые дома, целые города и редкие памятники культуры. Потому возвратившись с фронта, в 1945-м году поступил во Всероссийский реставрационный центр для восстановления древнерусского художественного наследия. Без него немыслима вся русская культура, а потому я не жалею, что положил на алтарь реставрации свою жизнь.
С.Я. Всякий раз, когда я приезжаю в Кидекшу, зная, в какие нелёгкие годы Вы с Николаем Петровичем Сычёвым здесь работали, глядя на фотографии тех лет, думаю — как же чудовищно трудно вам было тогда! И сразу вспоминаю о блестящих результатах вашей деятельности приведшей к открытию и фресок в резиденции Юрия Долгорукого.
В.Ф.Николай Петрович Сычёв дал мне очень хорошую школу отношения к памятникам. Так же, как Иван Андреевич Баранов, который учил меня реставрации икон. Они сами жили нашей работой, ценили это наследие, и привили мне нескончаемую любовь к русской культуре. Мы открывали древности, несмотря на послевоенные лишения, тогда никто не мог нам уделять специального внимания. Мы надеялись на себя, на свою смекалку, природную изворотливость и сами искали средства и силы. Не знаю, откуда они в нас брались. Просто свой труд мы считали святой обязанностью, забывали обо всём и предавались работе.
С.Я. Я наблюдал за Вами с самых молодых лет, и меня восхищало то, что Вы не ограничивались только тем, чем занимаетесь в данный момент. Вам повезло, поскольку тогда Вам уже доверяли вывозить художественные выставки за рубеж. Но ведь можно было сопровождать их формально — привёз, сдал и сиди в гостинице, а я же помню, как из всех стран Вы приезжали с массой живописных этюдов, да ещё умудрялись исследовать редкие памятники в тех поездках. Недаром же Вас приглашали в Албанию, в Болгарию и другие страны как консультанта.
В.Ф. Да, поездил я много… Первая командировка была в Голландию, куда отправился вместе с Левинсоном-Лессингом, научным руководителем Государственного Эрмитажа. В Италию я поехал вместе с главным хранителем музея имени Пушкина — Андреем Александровичем Губером и заведующим кафедрой искусствоведения МГУ Алексеем Александровичем Фёдоровым-Давыдовым. В Албании рядом со мной был учёный мирового класса Виктор Никитич Лазарев. Эти поездки позволили мне изучать памятники не по книжкам, а непосредственно на местах. Не мог я как художник пройти мимо красоты этих стран, в свободное время я писал этюды и в Италии, и в Албании, и на Цейлоне. Это было объединено — собственное творчество и работа с выставками, и осмотр достопримечательностей.
С.Я. Вы старались донести до нас результаты своего труда, устраивая просмотры привезённого материала. Потом, когда сам начал заниматься выставками, я высоко оценил Ваше отношение к тому, как люди будут видеть результаты труда — и реставрационного, и авторского художественного. Раньше, до того, когда мы стали устраивать выставки, реставрация считалась делом келейным. С Вашей помощью мы превратили её в одну из составных частей не только художественной жизни, но и общественной, важной составляющей жизни страны.
В.Ф.Я никогда, к сожалению, не имел времени детально вникать в работу каждого из своих учеников, потому что их у меня много. Меня прежде всего привлекали те из них, которые умели видеть не один процесс реставрации, но и окружающую среду, историю создания памятников, относились к ремеслу трепетно, глубоко изучая объекты, над которыми работали. Важно, чтобы реставратор не замыкался в четырёх стенах мастерской. Он должен знать страну, её историю, памятники и их место в общем развитии изобразительного искусства. Я всегда это поощрял и сам стремился не быть ремесленником, а человеком, который изучает всё, что могло быть связано с памятником.
С.Я. Реставрационная практика в России начиналась с потомственных семей, с выходцев из таких иконописных центров, как Палех, Мстёра и Холуй. Ваша супруга, Мария Павловна — прекрасный реставратор по графике. Много лет проработала в отделе Всероссийского центра, с которым и я сотрудничал, помогая делать выставки их открытий. Не понаслышке знаю, сколь профессиональный мастер Мария Павловна. Её сестра Маргарита — великолепный реставратор по тканям. При этом не могу не сказать, что они обе очаровательной красоты русские женщины, и мы, молодые ребята, засматривались на них, восторгались и по-хорошему Вам завидовали. Получили Вы уроки и у Марии Николаевны Соколовой, матушки Юлиании, когда она уже была в Троице-Сергиевой лавре. Я много о ней знаю, поскольку прихожанин церкви Николы в Клёниках, где она начинала свой путь при преподобном Алексее Мечёве. Сын Ваш Серёжа вырос, как говорится, у меня на глазах — помню, как в Новгороде, в первой той командировке, где он был с Вами, интересовался он нашей работой. Теперь Сергей один из крупных реставрационных деятелей, руководитель самого главного подразделения в России по реставрации монументальной живописи. Могу сказать как председатель Ассоциации реставраторов России, что его институт — наш последний бастион, последняя надежда. Если не станет организации, которой он руководит, его замечательных мастеров — то наше монументальное наследие, ценные фрески останутся без присмотра. Как Вы считаете, Ваша большая семья, а теперь уже и внук занимается реставрацией, благодаря чему состоялась?
В.Ф. Я не знаю, как это объяснить. С Марией Павловной я познакомился в реставрационной мастерской, потом у нас родился сын, и несмотря на то, что у него было, как у всякого молодого человека, стремление к лёгкой жизни, мы всё-таки сумели "влюбить" его в реставрацию. Теперь вот и внук пошёл по его стопам. Таким образом, вся семья, всё окружение — со стороны моей жены, Марии Павловны, все действительно потомственные реставраторы и занимаются прикладным искусством. Наши дети росли в среде реставраторов, рядом с людьми, которые любили не только любоваться, но сохранять, починять, штопать ткани и шитьё древнерусское. Они сами воспитывались — и сын, и внук — в этой нашей новой реставрационной среде. Это увлечение вошло в кровь всей нашей семьи.
Скажу одно: до того, как поступить во Всероссийский центр, я занимался реставрацией дома начиная с 1938 года. Когда же пришёл на Ордынку в 1945 году по совету Алексея Николаевича Свирина, главного хранителя Третьяковского галереи и преподавателя университета, то помнил его слова: "Витя, туда берут только потомственных, только своих!" И я действительно пришёл "чужим". Но своим трудом быстро добился уважения со стороны старших, потомственных реставраторов. Они ко мне отнеслись доброжелательно. Так же и к моей жене, которая поступила в реставрацию через год после меня — её родная тётя была мастерицей сначала по золотошвейному делу, а потом ведущим реставратором по древнерусскому шитью, Мария Павловна развивалась под её руководством, усвоив любовь к редким памятникам. Таким образом нас просто судьба свела — мы стали твёрдой реставрационной семьёй, из которой уже вышло два поколения реставраторов, причём неплохих. Мой сын и мой внук — реставраторы не по зарплате, а по глубине воспитания и понимания, что такое реставрация, что такое история, что такое наша русская культура.
С.Я. Вы вспомнили об Алексее Николаевиче Свирине, которому я тоже очень многим обязан — ведь он познакомил меня с Сычёвым. А я ещё помню Надежду Евгеньевну Мнёву, которая меня учила атрибуции икон. Помню Александра Дмитриевича и Павла Дмитриевича Кориных, у которых посчастливилось учиться и нередко бывать дома… Когда воскресают в памяти те времена, думаю: мы все были одной семьёй! Я мог позвонить Павлу Дмитриевичу Корину вечером и сказать: "Не возражаете, если я на пару часов заеду, посмотрю Ваши иконы?" Приезжал, смотрел, пил с мэтром чай, говорил об искусстве… Многому на этих посиделках я научился. Надежда Евгеньевна, наша "мамочка", как мы её звали — дочка Евгения Ивановича Силина, владельца иконных магазинов, знатока иконописи, у которого дома собирались советы, где присутствовали и Кондаков, и Айналов, и Муратов, и Щёкотов. Там решались главные вопросы, связанные с древнерусской иконописью… Однажды я сказал: "Надежда Евгеньевна, Вы под столом играли девочкой, и Вам всё это в ушко запало и от этого Вы прекрасно знаете икону". Кто бы мог, кроме неё, придумать такое: мы приходим в запасники Третьяковки, и она говорит: "Сегодня будет так — закрываете глаза, я вам даю икону, и вы на ощупь определите, какого приблизительно она века". Непосвящённому это может показаться детской забавой, но на самом деле милая замоскворецкая обитательница научила нас многому. Вот такая была семья. И мне кажется, Виктор Васильевич, — огромное счастье, что Вы сейчас в Академии передаёте свои знания молодёжи! В реставрации музейных ценностей положение более чем тревожное. Нашим основным документом является удостоверение реставратора по его квалификации. Это как университетский диплом. Почти 60 лет комиссия по аттестации реставраторов, у истоков которой Вы стояли, заседала на Ордынке, в алтаре Марфо-Мариинской обители. В неё входили Губер, Померанцев, Лазарев и другие крупнейшие специалисты — мы с трепетом ждали, какую категорию присвоят. Это же признание нашего труда! И этот единственный официальный орган несколько лет назад Швыдкой разогнал! Говорит, что денег нет на содержание одной комнаты и одной сотрудницы в Министерстве культуры… И вот мы уже четыре года бьёмся за возрождение комиссии. Вы же понимаете, если не будет этого органа, у которого одни архивы чего стоят, в них история всей нашей реставрации, мастера станут служить исключительно олигархам. Сейчас ведь помани деньгами — и пошла работа! Недавно я был в Новгороде, и там мне опытнейший реставартор Таня Ромашкевич говорит: "Савва, приезжает группа из Петербурга восстанавливать фрески Порфирьевской паперти в Софии, XII век. Ты там кого-нибудь знаешь?" — "Нет". — "А в комиссии кто тебе известен?" — "Ни одного узнаваемого человека!" Понимаете, в чём дело? Они хотят то, что наработано, уничтожить! Как Вы на это дело смотрите?
В.Ф. Необходимо восстановить квалификационную комиссию, которая объединяла бы реставраторов, проверяла их способности и фиксировала деятельность. Без такого органа, не будет корпорации реставраторов, людей, которые создавали костяк "интеллигентной" реставрации. Вы правильно сказали: это была семья. Мы к своим учителям и они к нам относились по-домашнему. Мы никогда не стеснялись к ним обращаться с любыми вопросами, тем более что литературы в те послевоенные годы было очень мало. Только учителя могли нам передать всё это из уст в уста. Поэтому у нас была с ними такая тесная связь. Они нас выпестовали, как родители. Относились к нам, как к детям. Та же Надежда Евгеньевна Мнёва и Николай Петрович Сычёв, и Барановы. Да, это была семья. Они нас любили и мы их любили. У нас не было антагонизма, зависти к хорошо сделанной работе. И эту семью нужно восстановить, ибо она начала разрушаться в последние два десятилетия. В советское время мы испытывали большие трудности, но они нас сплачивали. Мы были своеобразным культурным центром, который объединял реставраторов, комиссию по Аттестации, реставарционные советы. Мы работали сообща. Эту общность необходимо возродить, и это можно сделать, только восстановив корпорацию реставраторов. В наше время, когда всё продаётся и покупается, при безразличном отношении министерства "поделом культуре", я считаю, что оно больше "поделом", чем "по делам" — оно нас только разобщает и гробит традиции российской реставрации, которая во всём мире котируется как самая высокая, самая ответственная, самая надёжная.
С.Я. Два дня назад позвонил владыка Алексей, настоятель Новоспасского монастыря, разыскав меня в Ярославле, и сказал: "Савва Васильевич, мы сейчас восстанавливаем Марфо-Мариинскую обитель, где многие годы вы проработали реставратором икон. У меня есть вопросы по росписям в крипте-усыпальнице, хотел бы с вами посоветоваться". Я давно знаю владыку Алексея, он человек не чуждый нашего дела, состоял в правлении Ассоциации реставраторов при Советском фонде культуры. Осмотрев предполагаемое место захоронения Св. Елизаветы, я сказал: "Владыка Алексей, ум хорошо, а два лучше! Без Виктора Васильевича Филатова, который лучше всех знает Марфо-Мариинскую обитель, а 1957 году даже руководил реставрацией Нестеровских росписей, нам не обойтись!" Даст Бог, через полчаса мы с владыкой Алексеем встретимся в Марфо-Мариинской обители. Кстати, реставрацией живописи там руководит ваш Сергей. Когда я туда приезжал два дня назад, у меня слёзы подступили: сколько связано с этими стенами! И делается здесь сейчас всё очень профессионально, восстанавливают микромир, созданный Святой княгиней Елизаветой.
Виктор Васильевич, обычно я задаю собеседникам вопрос, что бы они хотели сделать в отпущенные Богом годы, и вас хочу спросить: какие работы вам важно довести до конца, чтобы они стали достоянием учеников и всех, кто будет продолжать дело русской реставрации.
В.Ф. Под руководством владыки Алексея мы завершали работы по восстановлению живописного декора храма Христа Спасителя. Он меня хорошо знает по той работе. Ещё что сделать? Я сейчас довожу, как сказал уже, учебник. Самый выверенный учебник по реставрации икон. Мне бы только хотелось, уходя из жизни земной и служебной, поелику они у меня связаны одной нитью, — воссоздать Ассоциацию реставраторов, нам необходимо объединяться! В объединении своём мы сможем добиться и сохранения памятников, и заботливого отношения к ним, и воспитания смены, которая следует за нами. Мы писали письма, от Академии и от себя, к нам приходили из министерства руководящие сотрудники, все вроде были с нами согласны, но и слышать не хотели об Ассоциации реставраторов… Мы должны сами этим заняться, отдавать последние силы, ибо это необходимо!
С.Я. Я очень благодарен, что Вы принимаете участие в воссоздаваемой Ассоциации реставраторов при Российском фонде культуры. Даст Бог сил, мы вовлечём туда много замечательной молодёжи. Я езжу по провинции, а в Петербурге принимаю дипломы в Репинском институте при Академии художеств. Потрясающие ребята! Удивительные! Как будто их не коснулось тление последних двадцати лет, словно они не смотрели всю телевизионную грязь — работают так, как Вы нас учили! Спасибо Вам, Виктор Васильевич, за то, что нашли силы и время рассказать о своей замечательной жизни!