№28 (712) от 11 июля 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Савва Ямщиков
ПАМЯТНИКИ БЕСПАМЯТСТВУ
"Россию захлестнула волна…" Образный литературный оборот всё чаще и чаще повторяется сегодня политиками, государственными чиновниками, обыгрывается расторопными журналистами, произносится теле- и радиокомментаторами. Волны наркомании, повальной проституции, детской и взрослой преступности, разворовывания народного добра, а как следствие — миллиардные состояния доморощенных грабителей, величаемых почему-то олигархами, ежедневно захлестывают берега многострадального нашего Отечества, заставляя с опаской задумываться о самых мрачных перспективах. Штормовые ураганы и цунами словно не касаются невозмутимых подельщиков от культуры, так называемых мастеров изобразительного искусства и щелкоперов из писательского цеха. Призванные вроде бы "сеять разумное, доброе, вечное" — прислужники распрекрасных муз, не устают захлестывать волнами пошлости, дурновкусия и откровенного цинизма отлученных ими от подлинной красоты россиян. Самое ужасное, что разнузданный, поправший духовные и ремесленные каноны беспредел охватил святая святых художественного творчества — мир монументальной скульптуры, призванной увековечивать людскую память о знаковых исторических событиях, воспевать воинские и трудовые подвиги, прославлять наиболее талантливых созидателей духовных ценностей.
Чувство стыда, неловкость и брезгливую оторопь вызывает, к сожалению, подавляющее большинство, будто грибы после дождя, лезущих на свет образчиков примитивной, лишенной здравого смысла "монументальной пропаганды", порожденной прислужниками "бархатной" нашей революции. Камерные, претендующие на утонченность и оригинальность безделушки, подобные битовским из пальца высосанным "чижикам-пыжикам", "пушкинским зайцам" или столь милым их сердцам "остапам бендерам", мало чем отличаются от упирающихся в московские и петербургские небеса церетелевских "петров", уродливого рукавишниковского "Достоевского" или "Шолохова", присевшего покурить рядом с лошадиным табуном, плывущим по заповедному Гоголевскому бульвару. И не надо винить за эти вампуки выделяющих на них деньги градоначальников, далеких от настоящего искусства и довольствующихся попсовыми откровениями пугачевых, юдашкиных, шиловых и жванецких. Разве услышали мы хотя бы раз протестующие голоса руководителей творческих союзов писателей, художников, композиторов или театральных деятелей, призывающих прекратить оскорблять саму память о великом прошлом России. Разве эти, заседающие в президиумах профессиональных съездов, "украшающие" фестивали и церковные соборы духовные вожди, торчащие на хлебных постах чуть ли не с хрущевских времен, помешали тому же Рукавишникову уничтожать Патриаршие пруды дьявольским булгаковским примусом. Нет, драгоценный уголок Москвы спасли бабушки-старожилки, которые легли в бульдозерные и автомобильные колеи, до смерти напугав всесильных заказчиков монументального чудища. Поспешили те убрать нелепую керосинку на Воробьевы горы, где она, ой как удачно, станет корреспондироваться с уродливым силуэтом "Петра Церетельевича" загородившего собою неповторимый вид отсюда на Московский Кремль, веками радовавший глаз жителей столицы и ее гостей.
Последним памятником, следующим традициям классической русской скульптуры, глубоко отражающим историческую суть возводимого монумента, стал продуманный, оригинальный в своем решении образ Заступника Русских земель Святого Сергия Радонежского, а также неповторимое по утонченному изяществу и глубине православного духа изваяние Великой Княгини, принявшей мученическую смерть от свердловских палачей, Святой Елизаветы, украсившее двор основанной ею Марфо-Мариинской обители. Щедро одаренный от природы, патриотически настроенный скульптор Вячеслав Клыков сумел и в памятнике славянским просветителям Святым Кириллу и Мефодию на Новой площади, строго соблюдая академические каноны, избежать каких-либо погрешностей и не нарушить многовековую гармонию столичного облика. Обвал и "мнимореальность", к сожалению, подстерегли Клыкова во время работы над памятником крупному советскому полководцу Георгию Жукову. Сейчас я, принимавший тогда участие в работе художественного совета, понимаю, что непоправимой ошибкой было решение об установке монумента на Красной площади. Нельзя рядом с Могилой Неизвестного Солдата увековечивать память одного, пусть даже и сыгравшего важную роль в разгроме нацистских полчищ маршала. Быть может эта конная статуя и открыла дорогу церетельевскому беспределу — устройству примитивнейшего лягушатника рядом со священным для русских людей местом воинской памяти и славы, расположенного под сенью кремлевских стен. Представьте себе на минутку, как бы отнеслись итальянцы, греки или французы, если подобные каляки-маляки обезобразили Колизей, Акрополь или Пантеон.
Для наших же ваятелей не существует никаких законов и норм приличия. Весьма посредственный ремесленник Бурганов занимает огромный квартал в тихих арбатских переулках под личный скульптурный "Диснейленд", а на самом Арбате водружает сомнительного вкуса, с купеческим размахом вызолоченных "Турандот" и "Пушкина с супругой". "А чем я хуже",— думает другой бездарный лепила и с благословения московских чиновников от культуры обезображивает пространство рядом с церковью Большого Вознесения, где проходило венчание Пушкина и Гончаровой, аляповатой беседкой, куда помещает микроскопические чучелки новобрачных.
Поражают суетливая торопливость и желание поскорее увековечить память "героев" перестройки, славильщиков ельцинского беспредела. И вот уже на все терпящем Арбате, словно черт из табакерки, выскакивает несуразная статуэтка Окуджавы. Петербургские власти говорят, что мемориальную доску — дань памяти, "музейщику №1" Василию Пушкареву, по закону поставить можно лишь спустя тридцать лет, а вот социально близкому барду скульптурку хоть на сороковой день водружайте. Поэт Юрий Кублановский назвал этот широкий жест властей предержащих благодарностью за поддержку Окуджавой расстрела сотен невинных жертв у стен “Белого дома” в октябре 1993-го. Зачем "пропадать поодиночке", когда можно уложить штабелями защитников конституционного права. С той же поспешностью, уместной при ловле блох, питерские законопослушные чиновники отливают в бронзе создателя бандитского Петербурга, болтливого бракоразводного юриста Собчака; едва сдерживают слезы на открытии мемориала г-же Старовойтовой, прославившейся разве что заполошными криками о демократии да участием в десятках нефтяных и прочих компаний, приносящих немалую прибыль, за которую и заплатила думская "свобода на баррикадах" ценой собственной жизни, отнятой обычными бандюганами, позарившимися на сумку, полную незаконно приобретенной зелени. При поддержке зарубежных инвесторов, проводя конкурс за конкурсом, пытались демократические старатели осчастливить петербуржцев и изваянием Бродского, который только в стихах собирался умереть на Васильевском острове, однако живым не пожелал навестить родной город. Да, как говорится, бес шельму метит, и умерились инициаторы прославления Бродского в идею установить подобие мемориала, состоящего из абстрактных деталей.
Хороший памятник академику Сахарову получился у питерского скульптора Лазарева. Интимный, с глубоким внутренним смыслом, отражающий противоречивую сущность искателя правды, защитника человеческих прав, так и не сумевшего понять, что, действуя по указке ненавидящей Россию и все русское своей жены Елены Боннэр, ставшей нынче мощным рупором ЦРУ, "век свободы не видать". Только уж больно неудачное место выбрали этому творению петербургские градостроители. Думается, что удачно вписался бы он в пространство двора филологического факультета Санкт-Петербургского университета, где пока расположилась своего рода свалка из бронзовых чертей "Скамьи советов"; безногой "Мадам Баттерфляй", отцеживающей молоко из грудей; головы Бродского, почему-то положенной на рваный саквояж; совсем неуместной здесь аляповатой доски с изображением Святой Ксении Блаженной и карикатурного до неприличия Александра Блока.
Один приятель сочувственно попенял мне: "Вот ты всюду говоришь, чтобы вместо "свояков" возводили памятники Станиславскому, Шостаковичу, Гумилеву. Да не слышат начальники праведный сей голос. Зато бюст здравствующему балетмейстеру Б. Эйфману на Аллее почетных докторов в Санкт-Петербурге установили". Прав приятель: не до Станиславского с Шостаковичем нынешним хозяевам жизни. Маршалу Маннергейму на Шпалерной они быстренько умудрились мемориал сварганить. Знаковая фигура для Финляндии — выдающийся этот полководец и государственный деятель. К России неплохо относился; Петербург, где учился на военного, любил даже и стрелять по нему отказывался. Но воевал-то он против нас на стороне нацистской Германии. Так ведь дождемся мы на наших улицах и памятников Наполеону — блестящему воину или генералиссимусу Франко, сумевшему примирить испанский народ. Вот только, как с памятью о героях Бородина или советских добровольцах, защищавших Мадрид от франко-гитлеровских банд. Что скажете, господа хорошие?
Пишу эти строки, а перед глазами в особо извращенной форме обезображенная бесконечно любимая моя улица Пречистенка. К 250-летнему юбилею Российской Академии художеств нынешний ее хозяин Церетели, которому мало собственных ресторана и непотребной галереи внутри заповедного здания, изуродовал классическую московскую постройку XIX века еще двумя бронзовыми истуканами, отлитыми со старых форм бездарными его помощниками. Доколе же будет терпеть матушка Россия такое варварское надругательство над своими святынями?
1.0x