№50 (682) от 13 декабря 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Ольга Палатникова
ХРАНИТЕЛЬ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Русскую идею Иван Ильин определяет, как "идею сердца" и в развитие этого утверждения дает суждение о любви. По Ильину: "любовь есть основная духовно-творческая сила русской души". Эти заметки о фильмах, проникнутых силой духовно-творческой любви к своей земле, к своему народу. И об их авторе, исповедывающем в кинематографе идею сердца, самобытнейшем русском режиссере Борисе Лизнёве.
Он дебютировал в 1989 году, слава Богу, успел — до развала страны фильмы-дебюты снимались на всех киностудиях СССР, заботилось государство о входящей в кинорежиссуру молодежи. Вот и Лизнёв, успешный оператор-постановщик "Ленфильма", подал свой сценарий на конкурс, победил, получил положенные на кинопроизводство деньги, уехал на Нижегородчину (знал эти места, в армии там служил) и снял картину "Зеленинский погост" — о современной деревне и ее корнях, что питают жизнь молодого горожанина. Обдемократиченный худсовет "Ленфильма" эту деревенскую кинодраму принял прохладно, фильм отправили в студийную фильмотеку, где лежали тогда преданные забвению "Чапаев", "Депутат Балтики", "Семеро смелых", "Член правительства"… Но всегда была укорененная в матушку-Русь, национально мыслящая творческая интеллигенция. Николай Бурляев, сражаясь за русское искусство, фильм Лизнёва с "полки" забрал; наверное, почувствовал в нем духовную близость своему фестивалю фильмов православных народов "Золотой Витязь". Там дебютант "Витязя" и удостоился.
В первом фильме сразу мощно была явлена и в последующих работах столь же вдохновенно продолжена основная эстетическая составляющая режиссуры Бориса Лизнёва. Это привнесение в ткань киноповествования (игрового или документально-игрового) исторического фотоматериала — групповой фотографии, фотопортрета. Такой прием в киноязыке не нов, но у Лизнева свой поразительный подход. Он эту дошедшую из прошлого фотонаглядность воссоздает как бы заново и приближает к зрителю. В каждом его фильме проходит сохранившаяся в лицах ушедшая Россия. Крестьянствующая, работная, монашествующая, осененная Верой Россия начала прошлого века. Ученая Советская, осваивающая Северный Полюс Россия 30-х, и солдатская 40-х, удалая перед фотообъективом, тяжко воюющая на фронтах. Той же поры Россия-невестушка, чуть усталая, не сломленная, ждущая женихов-победителей. Или Россия недавней Чеченской войны, скрепленная солдатской, лейтенантской дружбой. Вся эта народная фотолетопись оживляется на экране палитрой звуков — русской музыкой, советскими песнями, молитвами, колокольным звоном, шумами природы, закадровым текстом. Поэтому эпизоды с фоторядом также животворны, как и экранное действие, как фиксируемая чутким взглядом жизнь. Так возникает уникальный лизнёвский эффект: между людьми на фото и нами никакого временного разрыва не ощущается, более того, кажется, не мы их разглядываем — они в нас пытливо всматриваются. И даже император Александр III улыбается нам с редких фото, а может, благословляет. (Неожиданно, с сочным народным юмором и восторгом создан образ царя-богатыря в фильме "Лукошко для дождя").
Наибольшей выразительности фотохудожественность Бориса Лизнёва достигает в фильме "Скобелевский марш". Этот печальный киносказ весь соткан из фотоизображений с русско-турецкой войны, найденных им в архивах, отреставрированных, совмещенных мастерским монтажом. И опять с экрана заглядывают нам в глаза удалые крестьяне — Георгиевские кавалеры, мужественное дворянское офицерство, русские красавицы — сестры милосердия. В ореоле их поклонения и всенародной любви явлен в фильме главный герой — Михаил Дмитриевич Скобелев. К этому образу режиссер подошел, как историк-патриот; сосредоточился на благоговении белого генерала перед святостью русской армии и на непримиримости к расползавшемуся в интеллигентских умах западничеству. Думы героя Лизнёв озвучил за кадром сам, актерски замечательно уловив его участливость к судьбе славянства, его тревогу за Россию. И сколько же душевной боли, горести и чести слышно в скобелевских словах: "Россия — для русских". В такой трактовке фигура Скобелева обрела современное трагическое звучание.
Ни в одном фильме Бориса Лизнёва нет по нервам бьющих кадров, нет борзого, клипового их мельтешения, нет отвязного штукарства с кровавой жестокостью. Его визуальный ряд отличается притягательной достоверностью, ясной простотой. Конечно, сказывается школа; все-таки, он выпускник прославленной во всем мире Советской вгиковской операторской школы. Но у каждого пластического художника экрана свой стиль и вкус. О качестве изображения фильмов Лизнёва можно сказать, что выполнено оно в русском вкусе — поэтично и ласково. Кроме того, его экран зачастую многозначен, ассоциативен. Например, кадры с Пушкиным в фильме "Тишина вечного города". Эта кинопесня о Москве сложена из фото и хроники первопрестольной прошлого и съемок современных. Небольшой эпизод: нынешняя столица в дожде, мрачная; светел только он, опекушинский. Камера приближается к лицу памятника, заставляет вглядеться, и покорные режиссерской воле мы вдруг понимаем: не дождь по лицу струится — это слезы Александра Сергеевича; оплакивает русский гений изуродованную Москву ХХI века… Или кадр из фильма "Прямой путь". Скромный деревянный крест, поставленный погибшим перед "Белым домом", снят в таком ракурсе, что вся эта махина кажется наваждением, а крест незыблем. Значит, бессильны сытые белодомовские сидельцы перед этой памятью.
По миропониманию, мироощущению Борис Лизнёв художник православный. И действующих лиц для своих картин он находит таких же; может, не слишком набожных — христиан по делам и мыслям, по чувству долга и совести, по состраданию. Героиня фильма "Окно" изо дня в день спешит к петербургским дамам, доживающим век в нищете и болезнях, ухаживает, кормит, подбадривает веселым словом. Героиня фильма "Дежурство", московский хирург-онколог, может сутками не отходить от операционного стола, лишь бы спасать жизни, и плачет, как слабая женщина, когда не спасает. Герой фильма "Вешки над рекой", редактор газеты в маленьком приволжском городке, участлив к бедам каждого земляка и не боится признаться в презрении к алчной власти, ведь от нее в родном краю лишь запустенье. Другой герой этой ленты — местный отшельник — знает, что многим он не по сердцу, но каждую зиму первым пробует лед на Волге и прокладывает вешки — сосновые ветки, указывая так безопасный путь на другой берег. Один из героев картины "Прямой путь" — историк искусства, профессор, ополченец у "Белого дома", оставшийся инвалидом, каждый год в печальную дату, превозмогая боль, обходит места боев, кладет к портретам гвоздики. И без всякого пафоса говорит об октябре 93-го: "Это была победа нашей нравственности, нашей совести. Победа нашего великого многонационального русского народа". Вообще, так как отобразил ту трагедию в "Прямом пути" Лизнёв, так, как он высветил в ней красоту и величие народного духа, в нашем документальном кино никто не высветил.
Картине "Прямой путь" предпослано авторское посвящение, простое и всеобъемлющее: "Русскому солдату". С моей точки зрения, на сегодня это киносказание — вершина творчества Бориса Лизнёва. Эта его работа обогатила искусство кино художественным открытием. В фильме оживают убитые воины Великой Отечественной. Аналогов тому, как кинематографическими средствами это выполнено, ни в родном кино, ни в мировом я не знаю. Он готовит оживание исподволь, чередует редчайшую военную кинохронику с поставленными игровыми эпизодами. Тяжелейшие бои, сражены солдаты. Дальше — разбомбленная, но уже освобожденная деревня, молящиеся перед иконой старушки, довольный, смотрящий в небо Сталин, победные наступления. И, наконец, тишина, широкий луг, лица спящих мертвым сном освещают солнечные лучи, и бойцы поднимают головы, тоже к небу. Опять уже известнейшая хроника триумфа Великой Победы и сразу, в стык с черно-белыми кадрами 45-го — яркий цвет, современный кадр: мальчик на крестном ходу сжимает хоругвь с ликом Спасителя. Режиссерская мысль отчетлива: пока жива народная, православная душа — жива страна.
Не менее для него знаковую и очень титулованную картину "Неоставленные" Лизнёв снял на малой Родине своих родителей — в деревне Малые Кулики, Моршанского района Тамбовской области. Там его знают с детства, любят, всегда готовы помочь, даже сняться. Есть в фильме сценка: деревенская бабушка сложила натруженные руки, присела к телевизору, а оттуда поэт Вознесенский, брызгая слюной, ей кричит: "Чмо! Чмо! Чмо!". Теперь это "чмо" с голубых экранов обрушилось лавиной. Беспредельное скабрезное смехачество государственных телеканалов — уже притча во языцех. Нет на ТВ дня без хроники преступлений, нет недели без чистосердечных признаний и журналистских расследований, в которых сплошная скверна. Россия предстает блудницей, пьяницей, насильницей, воровкой, убийцей. Такое впечатление, что нынешним телезаправилам не нужна чистая Россия; не привлекательна им она, по-прежнему геройская, работящая и задушевная. Той исконной, глубинной России, что запечатлена мастерством, талантом, любовью, сердцем Бориса Лизнёва, телевидение чуждается, может, потому и не показывает его картины. Конечно же, он не прозябает в безвестности. Его фильмы могли видеть в небольших кинозалах зрители Москвы, Серпухова, Выборга, Екатеринбурга, Иркутска, Киева, Тирасполя, Белграда — там, где проходили кинофестивали; где Лизнёв или победитель, или дипломант. В каждой работе он отстаивает честь народа, каждый его фильм — это одухотворенный призыв к национальному самосознанию.
Свое 50-летие Борис Александрович Лизнёв встретил в напряженной работе над своим одиннадцатым фильмом. Осуществляется давний его замысел и заветный — раскрыть на экране светлый образ Иоанна Кронштадского. По выбору темы ясно: режиссер полностью отдается борьбе с агрессией на Православие и с выбранного пути не сворачивает. Это путь художника совестливого, бескорыстного и бескомпромиссного; тернистый путь, по которому отважно и гордо из века в век идут подвижники, радетели, хранители русской цивилизации.
1.0x
