№31 (663) от 02 августа 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Владимир Овчинский:
«КОРРУПЦИЯ ПОЖИРАЕТ РОССИЮ!»
Главный редактор «Завтра» беседует с экс-главой Российского бюро Интерпола
Александр Проханов. Владимир Семёнович, мы в газете затеяли недавно новый проект под названием "Симфония Пятой Империи". Это идея русского Ренессанса, возможности русского рывка, усиления темпов нашего развития, которое робко, хрупко, подчас иллюзорно наметилось в последние годы. Совершенно ясно, что коррупция — тот самый клещ, который сжирает не обильные пока силы развития. Коррупция — это проблема номер один для новой русской государственности. По-видимому, есть примеры стран, которых сожрала коррупция. Каковы, на ваш взгляд, примеры, в близком или отдаленном прошлом, тех стран, которые, будучи коррупционными, похоронили себя в недрах этой исторической тьмы?
Владимир Овчинский. Думаю, тот уровень коррупции, который сейчас наблюдается в России, констатируется нашими и зарубежными исследователями, не сравним ни с чем, что было в нашей истории. Однако вопрос этот не столь прост, как кажется на первый взгляд.
Скажем, некоторые международные организации вроде "Transparency International" очень любят составлять разные рейтинги коррупции и ставить Россию ниже последних африканских стран. Введен даже новый термин — "несостоявшееся государство", который сначала применялся в отношении некоторых стран Африки, а теперь применяется при описании ситуации в ряде стран СНГ. Несостоявшееся государство — это страна, в которой руководство настолько коррумпировано и пронизано отношениями с мафией, что оно не выполняет собственные функции и занято лишь ограблением подчиненного ей страны и уничтожением своего населения. Однако при всем нашем олигархическо-мафиозном безумстве, при всей нашей коррумпированности ставить нас ниже африканских стран, Грузии или Киргизии — это издевательство. У нас власть пока существует, у нас остались властные механизмы. Как бы ни были коррумпированы суды, милиция, прокуратуры, они все-таки осуществляют свои функции — как осуществляли при всех перепадах последних двадцати лет. Уголовники-рецидивисты, отморозки, пока, слава Богу, к власти в России не пришли.
Кроме того, у России есть удивительная способность выживать в безвыходных ситуациях. Сопротивляться, когда, казалось бы, не осталось ресурсов. Я еще десять лет назад вывел формулу, согласно которой современная организованная преступность в России — это форма социальной организации жизни. Парадокс заключается в том, что оргпреступность у нас выполняет не только негативные, деструктивные функции, пожирая все вокруг себя, но и осуществляет нечто позитивное: когда государство разрушено и выражает неспособность действовать в тех или иных ситуациях, оргпреступность дает людям рабочие места. Обеспечивает безопасность. Борется с наркобизнесом. Иногда даже высказывает патриотические идеи. Правда, "конструктивная" роль мафии в итоге все равно оборачивается новой волной ограбления страны. Но это — диалектика.
В такой ситуации мы не можем сравнивать Россию с какими-то африканскими режимами. Не стоит забывать и то, что зачастую "международная борьба с коррупцией" — это форма идеологической, экономической и даже психологической войны. Борьба с коррупцией ведь может быть национальной идеей, а может — и антинациональным инструментом, вскрывающим государственность и уничтожающей целый народ. Мы знаем, что под видом борьбы с коррупцией на Украине проходила "оранжевая революция". Я не говорю, что режим Кучмы был хорошим, национально-ориентированным, но ведь то, что пришло на его смену, — несравнимо хуже. "Тюльпановая революция" в Киргизии проходила также под лозунгами борьбы с мафией, но акаевский режим сбрасывали бандитские кланы и наркомафия. "Революция гвоздик" в Грузии осуществлялась под флагом борьбы с коррупцией Шеварднадзе, и хотя его режим не отличался чистоплотностью, при его власти в Грузии было хоть какое-то подобие порядка. Но после прихода к власти Саакашвили Грузия превратилась в мафиозную страну, и грузинские банды даже хлынули к нам в Россию, действуют скоординированно, разделили на зоны нашу страну. Достаточно сказать, что почти все налеты на обменные пункты, инкассаторов и перевозчиков денег в Москве в прошлом и этом году совершены грузинскими бандитами.
А.П. И все-таки коррупция в России столь масштабна, ее тормозящие эффекты столь очевидны, что борьба с ней — едва ли не самая актуальная задача для страны. Но прежде чем мы поговорим о том, какими методами с коррупцией можно сражаться, интересно понять, из каких компонентов состоит она в России сегодня. По-видимому, в разных слоях общества она имеет разный характер. Должна быть какая-то классификация, реестр коррупционных явлений…
В.О. В конце июня ВЦИОМ провел опрос, согласно которому, позитивно оценивая действия Путина во внешней и внутренней политике за последние 6 лет, 57% граждан России считают, что в сфере борьбы с коррупцией и оргпреступностью не сделано практически ничего позитивного. Более конкретный результат дает фонд ИНДЕМ: по его данным, за последние пять лет размер средней взятки в России вырос в 13 раз, и в 9 раз — объем коррупционного рынка, который стал сравним с доходами федерального бюджета.
В 2003 году в Мексике была принята конвенция ООН против коррупции. Россия была одним из разработчиков этой конвенции, первая ее подписала и недавно ее ратифицировала. Там даны четкие определения коррупции публичных должностных лиц, даны все направления борьбы с ней. Надо сказать, конвенция эта посвящена вовсе не тому, к чему у нас вечно сворачиваются все разговоры: взяткам врачам, взяткам гаишника — это всё ерунда! Конвенция посвящена борьбе с посягательством на огромные финансовые активы, которые находятся в руках государств, воровством этих активов с помощью должностного положения замешанных чиновников, распылением этих активов, переводом их в оффшорные зоны и последующим отмыванием этих активов. В качестве методов борьбы приводятся поиск активов, их арест, возвращение к себе на родину и конфискации. Вот чему посвящена конвенция ООН, а не той болтовне про гаишников, которая ведется на страницах наших СМИ.
Да, взятка врачу — это плохо. Плата налоговому инспектору — безобразие, с этим надо бороться. Но не это основная проблема. Когда воруются миллиарды в открытую, из бюджета, перегоняются под разными видами за границу, а мы ловим гаишников и сажаем "оборотней в погонах", восклицая: "Мы победили коррупцию!" — это называется "ложные цели". Такая "стрельба по ложным целям" часто ведется сознательно, с намерением увести общественное мнение от гораздо более значимой проблемы.
Поэтому, если говорить о реестре коррупции, то номер один — это хищения бюджетных средств, особенно в условиях наполнения бюджета и роста национального дохода. Затем это коррупция, связанная с уклонением от налогов, что, по сути, является тем же хищением государственного бюджета.
Прочитайте последние материалы Счетной палаты. Они говорят о том, что проверили такую-то нефтяную компанию. Укрытие от налогов на несколько миллиардов долларов. Официальный акт висит на сайте Счетной палаты. Но мер никто не принимает, поскольку этот факт дикого мошенничества, оказывается, можно рассматривать как "оптимизацию налогов". То есть то, что во всем мире считается одним из тягчайших преступлений, то, за что в США дают срок наказания от двадцати лет и больше, у нас называется "оптимизацией налоговых схем".
И главное, кто этим промышляет? Явно не палаточник, не заплативший налог с десяти кусков мыла, проданного налево, верно? А на что направлена деятельность Налоговой службы? Всё дербанят мелочь, какие-то магазины, малый бизнес, не дают им развиваться. Да в условиях, когда крупные олигархические компании уводят из бюджета миллиарды долларов, весь средний и малый бизнес вообще можно освободить от налогов — пусть развивается, пусть богатеет, а вы берите налоги с тех, кто миллиардами ворочает.
А.П. Из общего коррупционного мира мы выделили верхний, важнейший слой, где происходит расхищение госбюджета, причем крупнейшими чиновниками — ведь это недоступно околоточному. Второе — это неуплата налогов, что тоже, по-видимому, сопряжено с очень высоким должностным положением преступников. Сузим наш разговор до следующего: станем рассматривать коррумпированность высших российских чиновников и тех слоев общества, которые заинтересованы в коррупции, — речь поведем о чиновниках и олигархических суперструктурах, являющихся локомотивами коррупции.
Однако если в стране не существует центров, заинтересованных в развитии, то тогда весь разговор о борьбе с коррупцией бессмыслен. Только если власть наконец-то создала внутри себя некоторый субъект, который ставит для страны стратегические цели развития, а не просто выживание — а для этого необходимо аккумулировать средства, создавать инфраструктуру развития и т. д. — лишь тогда можно говорить о борьбе с коррупцией. Как, по-вашему: своевременно ли сегодня говорить о борьбе с коррупцией, либо же этот разговор остается фикцией? Есть ли заинтересованность не просто общества, а общественных элит в борьбе с коррупцией — или же нет?
В.О. Казалось бы, вот хорошее начинание: создание национальных проектов — точек роста, от которых Россию можно вывести в лидеры. Но вот началась разработка этих проектов, началось аккумулирование средств, и сразу же начались разговоры о возможном хищении денег, выделяемых по этим программам.
Почему? Потому что в условиях тотальной коррупционности нашего общества, когда российская экономика практически вся является экономикой криминальной, национальные проекты должны осуществляться в жестком режиме антикоррупционного контроля. Всё должно было быть просчитано, на каждом этапе движения денег. Но этого не сделано. Это даже нигде не обсуждалось.
И тут мы приходим к глобальной вещи — к отсутствию стратегии развития. Пока у нас "тяни-толкай", пока экономика России развивается в двух противоположных векторах — один связан с радикально-либеральным подходом, другой с прорывным мобилизационным подходом — до тех пор серьезно разбирать тему коррупции не приходится.
Китайцы до определенного времени тоже так развивались. У них тоже был подобный "тяни-толкай" в социально-экономических доктринах, когда радикал-либерализм спорил с нацпроектами, что привело в итоге к сумасшедшему разрыву в уровнях доходов. В результате 2005 год прошел под знаком крестьянских восстаний по всему Китаю. И тогда политика стала меняться, выравниваться. На октябрьском закрытом пленуме КПК было заявлено, что радикальный либерализм для Китая больше непригоден. Что модели, навязанные МВФ и другими международными структурами, — это вредоносные модели, которые уничтожили Советский Союз, государства Латинской Америки. Что Китай не будет повторять "ошибки друзей", и не допустит, чтобы с ним эти структуры поступили так же. В итоге либерализм в китайской экономике был признан вредным — именно в том его понимании, в как он до сих пор развивается в России и почти везде по СНГ. Был выдвинут лозунг "реформирвания реформ" — речь шла о реформах самого Дэн Сяопина, разработанных в конце 70-х годов — они сыграли свои положительную роль, но дальше проводить их было бы ошибкой. Нужно осуществлять политику выравнивания социальных уровней. И теперь Китай встал на путь социально ориентированного государства.
У нас — всё с точностью до наоборот. Первый вариант зурабовской монетизации льгот был абсолютно радикальным проектом по обнищанию населения. Не говорю уж о том, что сделал в России Гайдар.
А.П. Итак, в двойственном Китае было огромное политико-экономическое противоречие. Оно же, это противоречие, сковывало борьбу с тем, что мы называем коррупцией, поскольку существование либерального уклада имманентно предполагало коррупцию. В то же время контрлиберализм, мобилизационное направление предполагает осуществление антикоррупицонной деятельности. Сегодня в России, где такая двойственность по-прежнему существует, заказчик на коррупционность огромен: это олигархические и неолиберальные экономические структуры, а борец с коррупцией — это робкое государственное начало, которое пришло к идее нескольких мобилизационных национальных проектов. Начало это еще слишком слабо, чтобы заняться серьезной антикоррупционной деятельностью.
В.О.Мудрый Дэн Сяопин, когда только начинал свои реформы, сразу же сказал, что они будут сопряжены со страшным ростом групповой экономической преступности, и Китай к этому должен быть готов. По его социальным эскизам были созданы мощные службы аналитической и стратегической разведок правоохранительных органов, которые начали с 1983 года проводить ежегодные "Тотальные антимафиозные операции" в масштабах всего Китая. За этот период было проведено 12 таких операций, в результате которых было ликвидировано 1.200.000 преступных формирований — таковыми в Китае считаются преступные группы от пятидесяти и более человек. Ликвидации шла путем привлечения Китайской Народной армии, милиции, органов госбезопасности. Лидеров, как правило, приговаривали к расстрелу; расстреляно было несколько тысяч или даже десятков тысяч человек. Но даже такой подход в условиях двойственной политики и радикально-либеральной экономической модели, действовавшей в Китае, не смог сдержать рост коррупции.
Этот китайский опыт показывает: либеральные реформы приводят к пожирающему уровню коррупции и оргпреступности. Правда, в Китае есть еще и мощная коммунистическая власть: компартия смогла удержать страну в руках и даже смогла преодолеть кризис 1997 года, связанный с присоединением Гонконга и соответственно с приобретением местных мафиозных бандформиирований — "триад". Это, кстати, отдельная интересная тема, связанная и с Россией.
Сначала китайцы попытались использовать "триады" в своих целях с тем, чтобы инвестировать в экономику Китая деньги хуацяо, китайцев за пределами Китая. Миллиарды долларов двинулись в Китай, в китайскую экономику. Но при этом, по китайским же исследованиям, если до 1997 года коррумпирование шло, как правило, на уровне среднего чиновничества, глав районов и средних городов, то после 1997 года пошли попытки прорыва оргпреступности уже в высшие органы государственной власти, в руководство Компартии. И тогда, где-то с 2001 года, Китай объявил жесточайшую войну "триадам". В свою очередь, "триады" вынуждены были изменить стратегию действий: они пошли "вовне", оседлали весь миграционный процесс, а также взяли "на контроль" примерно десять процентов от 200 миллионов китайских безработных. Всё это двинулось в Юго-Восточную Азию, в Европу и, конечно, в Россию. И в настоящий момент, например, по данным японской полиции на начало 2006 года, китайские "триады" контролируют две трети героина в Японии, то есть они полностью подавили якудза на местном рынке наркотиков. Или, скажем, в докладе главного прокурора Италии за 2005 год говорится, что главной проблемой борьбы с мафией в Италии сегодня являются китайские мафиозные структуры. Что же касается России, то здесь всё еще страшнее.
Исследования, проведенные социологами и демографами (не криминалистами даже!) в регионах России, показывают, что практически все землячества китайцев в России организованы по типу "триад" и действуют по их законам: в Москве, Питере, на Кубани, не говоря уже о Сибири и Дальнем Востоке, где базируются основные китайские землячества. В России китайская мафия серьезно исследуется, и процессы констатируются очень плохие. Вывоз цветных металлов, биоресурсов, захват земель, а самое главное — уничтожение леса.
Пять лет назад в Китае были приняты законы, налагающие серьезные ограничения на вырубку хвойных лесов — в итоге весь лес пошел в Китай из России. Достаточно сказать, что за последние три года через таможенные посты на российско-китайской границе только официально прошло леса в 15 раз больше, чем за предыдущие 15 лет.
Национальной трагедией в этих условиях может обернуться реализация совместного "проекта" Рослесхоза и Гослесхоза КНР о предоставлении китайцам в долгосрочное пользование (не менее чем на 25 лет) одного миллиона гектаров лесных угодий в Сибирском федеральном округе. Переговоры об этом ведутся в эти дни.
Когда говорят о "китайском трудовом ресурсе" и когда многие наши сумасшедшие демографы и экономисты говорят о том, что надо открыть дорогу для китайских рабочих рук, специалистов это бросает в дрожь и ярость. Мафия никогда не становится трудовым ресурсом!
Что делает китайское руководство? Оно выдавливает оргпреступность из страны и заставляет её работать в своих национальных интересах. Когда они на территории России осуществляют политику выжженной земли, то это — в интересах Китая. Когда они наводят террор в Европе и Юго-Восточной Азии — это в национальных интересах Китая. А государство при этом вроде как не причем.
Как это обычно происходит? В Россию из Китая выезжает группа, с мешками денег. В ней находятся отставные офицеры Китайской армии или госбезопасности, представители "триад", боевики-охранники. Они коррумпируют лесхозы, инспекторов, налоговые службы, милицию и таможенников. Входят в контакт с местными преступными структурами. Те нанимают "бичей", оказывают им полное содействие, те валят лес, который беспрепятственно гонится в Китай. И мы не можем даже обвинить в этом руководство Китая: это всё наша беспомощность. Такая же история — с нашими крабами, которых прибирают японцы на Дальнем Востоке, кстати. И вот мы возвращаемся к нашей коррупции.
Вспомним последний скандал со снятием генпрокурора, руководства таможни, членов Совета Федерации… С чего всё началось? С грандиозного скандала, когда была осуществлена "контролируемая поставка" 150 железнодорожных вагонов ширпотреба, который шел из Китая контрабандным путем в Россию. Всего одна поставка, три поезда. Они прошли, их загнали в тупики в Московской области, и была начата реализация товаров. В результате было вскрыто, что в этом участвует руководство таможни страны, региональных таможен, руководители управлений ФСБ, работники МВД России на уровне начальников отделов. Дальше дело стало обрастать как снежный ком, и в результате мы получили крупный коррупционный скандал.
Сейчас мировые специалисты — например, аналитики Национального разведывательного совета США, подготовившие в прошлом году доклад "Контуры мирового будущего (доклад по "Проекту-2020)" — говорят о том, что через пятнадцать лет Китай станет лидером глобального процесса. Мы должны понимать, что если Китай становится лидером, то и китайская мафия также становится всемирным лидером, на своем уровне. Россия к этому не готова совершенно. Как выступал недавно губернатор Хабаровского края, федеральный Центр фактически сам прерывает связи с Сибирью и Дальним Востоком, вздымая, например, тарифы на перевозки, цены на топливо и т. д. — в результате чего единственным экономическим партнером Дальнего Востока становится Китай. И начинается замкнутый круг.
А.П. Этот заколдованный круг, так или иначе, может быть разорван. Надо понять, кто в сегодняшней России может быть инициатором антикоррупционных тенденций. Кто это? Партии? Крупные корпорации? Интеллектуальная среда? Спецструктуры? Аналитические центры типа Совбеза? Правительство? Президент? Где гнездится этот антикоррупционный импульс?
В.О. Чтобы начал действовать антикоррупционный импульс, должна быть сначала продекларирована национальная политика. Без проекта развития страны, который соответствует тенденциям развития мира, невозможно говорить об антикоррупционной политике. Можно вести речь лишь о самых необходимых, первоочередных мерах.
Прежде всего необходимо отказаться от радикально-либеральной уголовной политики. Наш Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс — это плоды либеральных концепций права. Ведь это же шизофрения, когда наш Конституционный суд ежегодно отменяет по нескольку статей Уголовно-процессуального кодекса, признает их неконституционными, поскольку статьи эти не защищают права и свободы наших граждан! О чем говорить, если у нас в УПК некоторые статьи были так сформулированы, что от человека, избитого на улице хулиганами, в милиции требовали, чтобы он привел в мировой суд обидчиков — и лишь после этого возможно возбуждение уголовного дела!
Почему мы говорим о кризисе российской уголовной политики? Потому что произошла вещь совершенно дикая. Начиная с 1981 года количество преступлений за каждые десять лет увеличивалось на один миллион. Но с введением в 2002 году нового УПК, направленного на уменьшение количества уголовных дел, эту же дистанцию мы прошли за три года! Криминологи называют это "криминальным взрывом". Это значит, что действующая уголовная политика не срабатывает, несет обратный эффект. В 2005 году мы вышли на первое место в мире по количеству убийств на долю населения (21,5 на 100 тысяч). Кроме того, 18.000 человек в 2005 году умерли от тяжкого причинения вреда здоровью — это те же убийства фактически. 20.000 пропали без вести — среди них, по оценкам экспертов, убитых не менее трети. 50.000 покончили жизнь самоубийством — в этом числе не менее 5% закамуфлированных убийств. Реальное минимальное число убитых за прошлый год, по нашим данным, — 60.000! Это позор, это кризис всей социальной политики государства! Это значит, что государство не справляется со своей главной функцией, защитой граждан от посягательств на их жизнь и здоровье.
Всё это результат отсутствия вразумительной национальной политики в целом и, в частности, радикально-либерального подхода к уголовной политике.
А.П. Выходит, говорить сейчас о тотальной борьбе с коррупцией бессмысленно, поскольку не определены главные философемы, доктрины развития страны. И вся борьба с коррупцией в таких условиях сведется к паллиативам, к сражению с фантомами или к политической борьбе различных кланов, которые "битву с оборотнями" станут использовать как инструмент в достижении своих политических целей. Следует ли на этом остановиться в беседе, или же все-таки есть смысл продолжить разговор? Ведь не может быть такого, чтобы сначала провозглашалась национальная доктрина, и из нее вдруг тут же выводилось всё остальное, дотоле даже не сформулированное. Обычно всё делается иначе: синергетически, различные проекты и реформы замысливаются одновременно, в разных точках, по разным направлениям. Может быть, уже сегодня возможно сформулировать основные требования для создания инструментария по борьбе с мафиозными структурами и коррупцией? Откуда должны вербоваться "новые опричники"? Кто будет носителем этой новой идеологии? Правоохранительные органы? Тайная полиция, разведка, закрытый антикоррупционный штаб, включающий в себя крупных политиков, философов, церковников? Могла бы Счетная палата при определенных условиях стать базовой структурой для тотальной борьбы с коррупцией в России?
В.О. Опять сошлюсь на Китай. При Цзян Цзямине борьба с коррупцией велась жестко. Но он не трогал людей своего круга, своих кланов, которые в основном находились в точках развития. Теперь в Китае провозглашено нечто другое — равные условия борьбы с коррупцией в отношении всех, кто бы какую должность ни занимал, какие бы земляческие или даже родственные связи ни были задействованы. Сегодня Китай перешел на тотальную борьбу с коррупцией. Уйти от выборочности — вот главный принцип такой борьбы. А у нас та же идея "равноудаленности олигархов" в итоге выродилась в то, что кого-то в тюрьму отправили, а кого-то еще сильнее к кормушке приблизили, и весь мир наблюдает покупку иностранных клубов, яхт и самолетов. При этом урезаются основные социальные права для пенсионеров, военнослужащих, бюджетников — где здесь равные условия борьбы с коррупцией?
Другой принцип: должны быть применены жесткие средства ко всем без исключения чиновникам, особенно высокого уровня, против их участия в различных коммерческих структурах. Когда высокий чиновник одновременно является членом совета директоров крупного ОАО и получает там миллионы долларов в качестве "бонуса", то это не борьба с коррупцией.
Для этого не надо придумывать никаких новых органов. Если мы думаем, что вот сейчас создадим некий "комитет по борьбе с коррупцией" и он начнет эффективно работать, то мы ошибаемся. Есть милиция, есть органы госбезопасности, есть наркополиция, есть Счетная палата как орган выявления финансовых нарушений — нужно лишь весь этот механизм заставить работать в одном направлении. Надо объявить: "С сегодняшнего дня — нулевой вариант, начинаем действовать в таком-то направлении".
А.П. "Большая Восьмерка", озвучившая коррупционную проблему, каким-то образом стимулировала эту борьбу, или это тоже — не более чем ширма, паллиатив?
В.О."Восьмерка" уже несколько лет на своих саммитах принимает подобные решения. И парадокс в том, что Россия всё поддерживает, всё подписывает, но делает всё с точностью до наоборот. Россия ратифицировала конвенцию ООН против коррупции, а на днях (25 июля) и конвенцию Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию. Россия поддержала все решения "Восьмерки" по борьбе с коррупцией, а в этих решениях главным стержнем идет идея выявления и поиска похищенных активов коррупционерами и мафией, их конфискация и возвращение в доход государству. Но ведь у нас еще в 2003 году конфискацию как вид наказания вообще исключили из Уголовного кодекса! И Россия на три года выпала из международного сотрудничества по борьбе с коррупцией в части поиска украденных активов. Все в мире были в шоке от такого маргинального шага России. Вдумайтесь: мы — единственная страна на планете, которая ликвидировала институт конфискации в уголовном праве. Лишь совсем недавно, в конце июля, соответствующая статья вновь появилась в Уголовном кодексе России!
Другой пример. У нас создана специальная Федеральная служба по финансовому мониторингу, которая должна бороться с отмыванием преступных доходов и финансированием терроризма. Но эта служба не является субъектом оперативно-розыскной деятельности, она только отслеживает официальные данные, которые приходят из банковских и других финансовых структур. Но ведь только агентурным путем, только с помощью технических мероприятий можно разведать, кто и куда перевел деньги, откуда они вообще взялись.
Наше законодательство таким образом смоделировано, что и в Уголовном кодексе, и в федеральном законе о противодействии отмыванию преступных доходов в число преступлений, от которых отмываются деньги, не включено уклонение от налогов. Тогда как во всем мире это главное преступление, по которому ищутся похищенные деньги.
Из-за своего правового нигилизма власть сама себя загнала в ловушку. Почему она не может ничего поделать с финансами ЮКОСа? Потому что, с одной стороны, у нас уклонение от налогов не входит в число преступлений, по которым включается механизм по борьбе с отмыванием, и поэтому эти деньги никто не может искать. С другой стороны, отменена конфискация, и даже если эти деньги нашлись, их нельзя вернуть государству. И к тому же, в России отменили вторую часть статьи 112 Налогового кодекса, по которой, если длящееся правонарушение связано с налоговым уклонением, деньги изымаются, зато оставили часть первую, согласно которой дело прекращается через три года "простоя". В итоге с ЮКОСА не могли взыскать деньги ни по конфискации, ни по борьбе с отмыванием, ни по Налоговому кодексу. То есть в России сегодня нет даже законодательных условий для борьбы с коррупцией! Можно только за взятку сажать, а ведь взятки — это маленький эпизод в коррупционных делах. Тем более, настоящие коррупционеры не берут банальные взятки "в чемодане", там все иначе решается, с переводом на счета, но отслеживать это не получается, поскольку механизм такой у нас сломан. Стало быть, третий принцип борьбы с коррупцией — восстановление самого законодательного механизма, направленного против нее.
Парадокс в том, что достаточно выполнять свои же международные обязательства, ввести необходимые нормы в законодательство — и борьба с коррупцией улучшится на порядок.
А.П. Подводя итог этой печальной беседы, скажу следующее: методики и формы борьбы с коррупцией очевидны. Они понятны в Китае, понятны в Европе, понятны и в России. Дело за малым — за усилением государства. Усилившееся государство само выработает стратегические цели развития и почувствует насущность средств, обеспечивающих это развитие, — в том числе защищающих от коррупции и оргпреступности.
В.О. Завершая эту мысль, скажу: в документе, принятом только что, на Саммите в Петербурге 16 июля, под названием "Борьба с коррупцией на высоком уровне" черным по белому записано, что мы, "Восьмерка", признаем существование взаимосвязи между коррупцией и неэффективным государственным управлением. То есть, чтобы бороться с коррупцией, нужно прежде всего повысить эффективность государственного управления. Пока же мы видим лишь странные вещи по перемещению из кресла в кресло крупнейших чиновников, да еще безо всякого объяснения причин происходящего.
Владимир ОВЧИНСКИЙ — доктор юридических наук, генерал-майор милиции (в отставке), в 1997-99 гг. — начальник российского бюро Интерпола.
1.0x
