ИГРА В «МОНОПОЛЬКУ»

| | | |
Михаил Ремизов
ИГРА В «МОНОПОЛЬКУ»

Споры о том, чем является современная Россия: "энергетической державой" или "энергетической колонией",— порой выглядят как пустая риторическая игра. Но за ними действительно стоит определенный конфликт проектов. Несложно представить себе два параллельных сценария развития России, в одном из которых энергетическая отрасль служит инструментом углубляющейся колониальной зависимости, а в другом — опорой регионального могущества. Вопрос в том, чтобы четко обозначить условия, критерии, отделяющие одно состояние от другого. На мой взгляд, ключевыми здесь являются два фактора:
— состояние самой энергетической отрасли и ее место в структуре экономики (ведь в зависимости от проводимой политики она может как подавлять промышленный рост в стране, так и быть его локомотивом);
— возможность использования инфраструктуры энергетической отрасли в качестве инструмента политического влияния и базиса реального суверенитета.
В том, что касается первого пункта, ни структура российской экономики, ни, главное, векторы государственной политики не дают оснований говорить о преодолении колониально-сырьевой модели. Соотношение внешнего и внутреннего энергопотребления, экспорта сырых нефти/газа и экспорта продуктов их переработки, "вывоза капитала" и инвестиций в основные фонды, — динамика этих и многих других показателей свидетельствует о продолжающейся деиндустриализации страны. И, больше того, о деградации самой энергетической отрасли. Что превращается в реальную угрозу национальной безопасности. Уже сегодня энергодефицитность Дальнего Востока стала привычным явлением, а завтра наша нефтеносная страна будет вынуждена импортировать бензин. Разумеется, всего этого более чем достаточно, чтобы поставить крест на амбициях "энергетической сверхдержавности". Но есть еще второй фактор "энергократии", политический, на котором я и хотел бы остановиться подробнее.
Вопрос о политическом разыгрывании энергетической карты стал главной темой в освещении газового конфликта с Украиной. В западной прессе из статьи в статью кочевало обвинение в том, что "газовый вопрос" используется Кремлем для обуздания "евроориентированной" Украины и контроля над постсоветским пространством. К сожалению, эти обвинения являются надуманными. Развитие конфликта (и в особенности, его разрешение) убедительно показало, что геополитический контроль над Украиной не был целью кампании со стороны Кремля. Но отсутствие стратегических мотивов отнюдь не означает отсутствия стратегических последствий. Ведь даже в тех случаях, когда российское руководство действует ситуативно и узкопрагматически (не в политическом, а скорее, в коммерческом смысле слова), западные элиты склонны воспринимать его действия и отвечать — в стратегической логике. В результате, по итогам пресловутой "газовой войны", мы сталкиваемся с обострением целого ряда вызовов.
Главная цель ЕС в отношении российской "энергократии" хорошо известна: преодолеть двойную зависимость — от российского газа и от российского посредничества при поставке энергоносителей из каспийско-азиатского региона. На данный момент РФ, благодаря контролю над инфраструктурой транзита, остается монополистом поставок среднеазиатского газа в Европу. В известном смысле эта монополия для "Газпрома" сегодня даже важнее, чем собственная газодобыча. Себестоимость добычи газа в той же Туркмении ниже, чем в России, а объемы не только разведанных, но и уже разработанных месторождений весьма значительны. Но главное, собственную газодобычу можно рассматривать — пока — как тылы, стратегический резерв, а транзитный геополитический ресурс — как главный предмет борьбы на ближайшие годы. В этом смысле газовый конфликт с Украиной — лишь эпизод в более широком конфликте, т.е. в настоящей, а не игровой "газовой войне", объективным противником в которой является Евросоюз. Эта война не сопровождается телевизионными фанфарами, но ставки в ней несоизмеримо выше.
Итак, вопрос в том, какое влияние "малая газовая война" (с Украиной) оказала на ход "большой газовой войны" (с Европой)? К сожалению, для нас оно весьма негативно. Перечислим основные итоги на данном направлении.
— ЕС форсирует программу диверсификации энергопотребления и создания альтернативных маршрутов доставки газа из прикаспийского региона в Европу. Строительство новых трубопроводных линий для прокачки среднеазиатского газа в обход России является отныне вопросом времени, порядка нескольких лет.
— Отсутствие общих регулирующих правил на постсоветском пространстве оценено как угроза для энергетической безопасности ЕС. Это станет серьезным поводом для принуждения РФ к ратификации договора Энергетической хартии (ДЭХ). Этот договор предусматривает беспрепятственный транзит любого иностранного газа через российскую газоперекачивающую систему. Правила ДЭХ не только "разблокируют" транзитную монополию РФ на пути из Средней Азии в Европу, но дают возможность западным компаниям участвовать в освоении российских газовых месторождений, получая при этом "равный доступ" к национальным трубопроводным магистралям. Разумеется, всё это приведет к снижению цены на поставляемый из России газ и, главное, фактически сведет на нет суверенитет РФ над природными и инфраструктурными ресурсами.
— Передача реэкспорта среднеазиатского газа под контроль оффшорной компании РосУкрЭнерго наносит удар по стратегической транзитной монополии России. Она создает конкурента, нового крупного поставщика постсоветского газа на украинский и европейский рынок. Кроме того, откровенно коррупционный стиль использования своей монополии ослабляет политические позиции "Газпрома" в борьбе за ее сохранение. Для Европы коррупционность схемы поставок — аргумент в пользу ее ненадежности. Для Средней Азии — аргумент в пользу ее несправедливости. Скажем откровенно: с точки зрения среднеазиатских государств, готовность "Газпрома" делиться прибылью от реэкспорта "их" газа с кем угодно, только не с ними, справедливо расценивается как демонстративное пренебрежение к их законным интересам.
Таким образом, с точки зрения наших взаимоотношений с Европой последствия произошедшего не ограничиваются "репутационным уроном". Объединенная Европа предельно серьезно отнеслась к новогодней попытке "газового шантажа", и ее ответные действия могут привести к перекройке всей сложившейся системы энергопоставок и "разгрому" российской газотранспортной монополии.
Разумеется, на все это мне могут возразить: зачем Европе оттеснять "Газпром" от прикаспийского газа посредством дорогостоящих альтернативных маршрутов и демонополизировать его посредством Энергетической хартии, если у нее есть возможность установить прямой контроль над корпорацией? И через экономические, и через политические механизмы… Вполне возможно, что ответственные лица в руководстве РФ, которым данные механизмы слишком хорошо известны, успокаивают себя именно этим доводом. Если это действительно так, то они исходят из упрощенного понимания ЕС как политического субъекта. Дело в том, что политика Европы не является "прагматичной" в том смысле слова, который подразумевается российским истеблишментом. В ней однозначно отдается приоритет системным решениям перед тактическими и рамочным правилам игры, выражающим интересы объединенной Европы, — перед интересами конкретных, пусть и дружественных игроков. Европейские партнеры "Газпрома" — лишь одна из групп в балансе корпоративных интересов ЕС. Поэтому стратегические приоритеты ЕС, нацеленные на установление своих правил игры в энергополитике Северной Евразии, не будут принесены в жертву европейским акционерам "Газпрома".
Значит ли это, что России нечего противопоставить планам по демонтажу ее транзитной монополии? Безусловно, не значит. С технической точки зрения российские маршруты удобнее "обходных", а модернизация и расширение российской ГТС дешевле новых транзитных проектов. От чего же зависит успех в борьбе за монополию? Прежде всего — от готовности сопротивляться давлению (в том числе, в ходе ближайшего саммита G-8) и ни при каких условиях не ратифицировать присоединение к Энергетической хартии. Но для того, чтобы противиться установлению чужих правил игры, необходимо предлагать собственные, а не ловить рыбу в мутной воде. Монополия — это не игрушка, она ко многому обязывает. В частности, чтобы обеспечить ее сохранение, Москва должна серьезно заинтересовать в ней своих "смежников". Прежде всего — среднеазиатских поставщиков. Имея надежные "тылы" в Средней Азии, Россия сможет уверенно чувствовать себя в "энергодиалоге" с Евросоюзом. Эти тылы необходимо укрепить в первую очередь. Действий, которые уже предприняты в этом направлении, — таких, как подписание пятилетнего контракта с Казахстаном, или заключение договора с Узбекистаном о разработке месторождений на условиях СРП (соглашения о разделе продукции) — явно недостаточно. И дело не только в том, что их положительный эффект во многом снивелирован коррупционной аферой с РосУкрЭнерго, но и в том, что они носят сугубо тактический характер. Стратегия же остается проигрышной.
В целом ряде программных документов европейцы требуют от постсоветских партнеров соблюдать приоритет экономической конкуренции перед геополитикой. К сожалению, в этой логике и действует сегодня "Газпром". Но с точки зрения российских интересов, приоритет должен быть строго обратным: энергетическая отрасль должна стать инструментом блокового строительства. Конкуренция поставщиков в этой сфере нам категорически невыгодна. Поэтому по-настоящему сильным шагом в позиционной борьбе с Евросоюзом станет создание полноценного газового альянса России со странами Средней Азии. Эта идея несколько раз звучала со стороны президента Казахстана Н.Назарбаева, не получив, к сожалению, серьезного отклика. Но по существу, такое интеграционное предложение должно исходить от России, и на данном этапе среднеазиатские лидеры были бы готовы его принять. Сферой действия объединения должны стать: экспорт среднеазиатского газа в Европу и страны СНГ, реконструкция и строительство транзитных маршрутов, разработка новых прикаспийских месторождений. Аналогичные интеграционные проекты необходимы и в ряде других отраслей, где действуют масштабные технологически единые системы, доставшиеся в наследство от СССР. Это электроэнергетика, транспортная, атомная, космическая отрасли. Принципом подобных инфраструктурных "партнерств" должно стать обеспечение преимуществ целостного функционирования технологически и экономически единых систем при сохранении национальной собственности на их сегменты.
Создание газового альянса со странами Средней Азии требует выполнения по меньшей мере двух условий. Одно из них является "частным" — это готовность "Газпрома" делиться прибылью от реэкспорта среднеазиатского газа не с "оффшорными партнерами", а с государствами-поставщиками. Второе условие является системным. Это инициирование Россией нового политического интеграционного проекта на постсоветском пространстве. На данном этапе (как неоднократно писали эксперты ИНС) он требует не создания новых надгосударственных структур, а применения новой российской концепции союзничества, в которой будут жестко увязаны партнерство в геоэкономической области (включая и "инфраструктурные партнерства", и таможенный союз, и многое другое), военно-стратегической и социально-культурной областях. В этом случае все вопросы о произвольном или несимметричном подходе в энергетических отношениях с прирубежными странами будут сняты. Для проведения последовательной политики на постсоветском пространстве России следует четко сформулировать, чего она требует от своих союзников во всех названных сферах и какие преимущества готова им предоставить. Было бы полезно публично зафиксировать статус страны-союзника в законодательных актах. Подробная разработка новой концепции союзничества — отдельная и большая тема. Но уже сейчас можно с уверенностью утверждать: именно от способности Москвы использовать свой "монопольный" энерготранзитный ресурс для формирования устойчивого регионального блока зависит ее выбор между статусом "энергетической колонии" и "энергетической державы".