Авторский блог Редакция Завтра 03:00 15 ноября 2005

МУЗЫКА ДЛЯ БАРОНА ЭВОЛЫ

| | | | |
Саша Андреев
МУЗЫКА ДЛЯ БАРОНА ЭВОЛЫ

Анализируя выдвинутую Антонио Грамши концепцию "культурной власти", Ален де Бенуа отмечал ее опережающую актуальность: именно в наши дни становится особенно заметна несостоятельность марксистского представления о культуре как о "надстройке" над более фундаментальным уровнем экономических и политических отношений. Напротив, сейчас совершенно очевидно, что именно культура является первичным пространством, на котором разыгрываются основные политические ставки, и что в борьбе за преимущественное овладение этим пространством во многом решается вопрос политической власти.
Именно поэтому представляется важным анализ, направленный на выявление идеологических импликаций различных культурных явлений, в том числе — или в особенности — тех, которые предстают в качестве "аполитичных" и принципиально отстраненных от всего, что имеет отношение к сфере идеологии. Как констатирует де Бенуа, "факт, который отныне нужно считать окончательно решенным, заключается в том, что нейтральности не существует. Если ты молчишь — значит, ты просто отдаешь власть тем, кто говорит".
Есть, впрочем, область, в которой соответствие между культурным (конкретнее — музыкальным) течением и политической установкой представляется вполне определенным. Речь идет о так называемой "правой музыке". Любой, кто сколько-нибудь интересуется подобной проблематикой, без труда скажет, что подразумевается под этим понятием: oi!, rac, реже — специфические панк- или металл-группы составляют основную часть российской "правой сцены", в чем нетрудно убедиться на примере образцовой в этом плане серии "Бритоголовые идут", выходящей под кураторством бессменного этой самой сцены патриарха С. Троицкого ("Паука").
Именно в безусловности такого представления о "правой" музыке хотелось бы усомниться. Представляется, что существует течение, в котором "правый" архетип реализуется на гораздо более существенном уровне. Речь идет о так называемой пост индустриальной музыке. Возникнув в середине 70-х годов из радикальных экспериментов (как в области звукоизвлечения, так и в психофизических сферах) музыкантов таких групп, как "Throbbing Gristle", "Cabaret Voltaire", "NON" etc., это направление стало одним из самых значительных и интригующих явлений в культуре конца прошлого века и сохраняет свою тревожную притягательность и по сей день. (Собственно, с распадом в 81-м г. проекта "Throbbing Gristle" заканчивается "классический" период "индастриала", и все употребления этого термина, относящиеся к последующему периоду, предваряются приставкой "пост").
Границы этого течения постепенно стали настолько широки, что в них умещались самые различные по форме произведения: от "бессмысленного и беспощадного" noise до вполне мелодичного dark-folk, от меланхоличных фортепьянных пьес до милитаристских маршей.
То, что объединяло все это многобразие музыкальных и духовных исканий, — это постановка под вопрос социокультурных оснований современного европейского общества, своего рода "переоценка ценностей" Модерна, под знаком которого развивалась Европа со времен Французской революции.
Одним из центральных здесь был вопрос о власти. И в отличие от малодушного уклонизма хиппи, стремления сбежать от жестокого ока власти в некий умозрительный анархический парадиз, творческая интуиция постиндастриала отправлялась скорее от осознания вездесущности и неотменимости факта власти и двигалась в сторону ее интериоризации, оседлания тигра могущества. Здесь вообще не было места хиппистскому наивному идеализму и розовым гуманистическим декларациям, скорее — осознание необратимой катастрофы и ничтожности современного человеческого существования. Стояние посреди руин — такой виделась из этого лагеря безрадостная перспектива. Вполне "правый" взгляд. И дело даже не в том, что проекты исхода из "пустыни современности", исходившие от участников постиндустриального движения, были зачастую окрашены во вполне определенные, "реакционные", "консервативно-революционные" тона, апеллировали к ценностям Традиции, европейского Средневековья, императивам духовной и социальной иерархии.
Корреляция между "правой" позицией и постиндустриальной музыкой лежит не на уровне содержания: сама форма, а точнее, многообразие форм — последней воплощает в себе базовые черты "правого" гештальта: героический пессимизм, мистицизм, антигуманизм, элитаризм. Кстати, эта последняя черта особенно выделяет постиндастриал в оспаривании преимущественной "правизны" у oi! и прочего пивного угара: вы можете представить себе барона Эволу, веселящегося в кабаке под "Screwdriwer" или там "Totenkampf"? Зато левацкие призывы каких-нибудь антифа с легкостью ложатся в те же самые ритмы. А вот среди множества постиндустриальных коллективов приверженцев левомарксистского дискурса замечено доселе не было (адепты советского коммунизма возможны, но это совсем другая история).
Именно элитаризм и интеллектуальный флер, присущие этому направлению, позволяют ему осуществлять постепенную экспансию в те культурные сферы, куда, казалось бы, вход ему должны были преграждать "железным занавесом" его "мракобесие" и демонстративное презрение к общечеловеческим ценностям. Однако же одна из самых блестящих по аналитическому уровню и выверенных по интонации статей, посвященных взаимопересечению правой идеологии и постиндустриальной музыки, была опубликована не где-нибудь, а в журнале "Новый мир". В этой статье с характерным названием "Странности на завтра" ее автор, Михаил Бутов, констатирует: "Музыка правой контркультуры сегодня, пожалуй, самая серьезная в нефилармонической музыке область. Ее деятели не имеют ничего общего с массовым шоу-бизнесом (хотя многие могли бы)…Их мыслительная деятельность не ограничивается сексом, деньгами, кокаином и защитой мохнатых животных — даже на андерграундном фоне они откровенно умны и куда основательней подключены к "высокой" мировой культуре, нежели подавляющее большинство рок- или поп-музыкантов…". Панегирик правым музыкантам в рупоре культур-либерализма — может быть, так и начинается та самая "консервативная культурная революция", курс на которую провозгласил Ален де Бенуа?
Обзор — даже поверхностный — россйской постиндустриальной формации потребует отдельной статьи, поэтому пока ограничимся упоминанием некоторых основных на данный момент представителей этого направления. В области электронной (нетанцевальной) музыки безусловным лидером является ставший уже культовым проект "Reutoff". В их многослойные музыкальные полотна, сотканные из обволакивающих пульсаций, жестких ритмов, гула подсознания и машинного скрежета, проникают порой вербальные послания, наполненные то здоровым цинизмом, то не менее здоровым национальным чувством.
Сохранение в исследовании психоделических глубин социокультурной трезвости и вменяемости — одно из несомненных достоинств этого коллектива.
Коллегой "Reutoff" по части эксперимента со звуком и сознанием является основатель проекта "Cisfinitum" Е. Вороновский, чьи радикальные музыкальные опыты фундируются консерваторским образованием по классу скрипки.
Заслуживает отдельного упоминания и архангельский дарк-фолковый коллектив "Moon Far Away", достаточно давно являющийся одним из фаворитов российской готической сцены, в том числе и по своей представленности в европейской среде. Их последний (вышедший в этом году) альбом "Беловодье" целиком посвящен глубинной русской традиции, вдохновлен северным фольклором и наполнен аутентичными напевами поморских деревень.
Что касается экспериментальной "танцевальной" музыки, то здесь главным "промышленным центром" является Ижевск, породивший неимоверное множество проектов.
1.0x