ТАЙФУН С ВОСТОКА. КНР сегодня: впечатления очевидца и прогноз аналитика

| | | | |
Александр Нагорный
ТАЙФУН С ВОСТОКА. КНР сегодня: впечатления очевидца и прогноз аналитика
"ЗАВТРА". Александр Алексеевич, вы недавно вернулись из КНР, причем не из туристической поездки, — у вас была возможность содержательно контактировать с представителями самых разных слоев китайского общества, снизу доверху. Что сейчас представляет собой "красный Китай" с вашей точки зрения, как очевидца и аналитика?
Александр НАГОРНЫЙ. Вы знаете, если отвечать на ваш вопрос одним словом, то это будет слово "грандиозно" или "невероятно". Дело в том, что последний раз я был в Китае около 15 лет назад, в начале 90-х годов, и перемены, которые произошли там за это время, иначе охарактеризовать просто нельзя. Причем я основываюсь не на впечатлениях от посещения какого-то одного или двух крупных городов: за три недели удалось побывать в десяти населенных пунктах: от Пекина и Шанхая до сельских местечек в самой что ни на есть глубинке. Кстати, поездка эта была организована Экспериментальным творческим центром под руководством Сергея Кургиняна по приглашению китайского Института ЕвроАзии, который раньше именовался Институтом Советского Союза. Люди, которые работают в этом институте, — это по преимуществу русисты, которые достаточно долгое время отработали в дипломатических ипостасях. Достаточно сказать, что на первом заседании было порядка семи или восьми бывших китайских послов, включая замминистра иностранных дел, который в свое время являлся послом в СССР в конце 80-х-начале 90-х годов, а его более молодые коллеги побывали послами КНР в бывших союзных республиках. Точно так же и другие наши собеседники: историки, экономисты, социологи, — были вполне квалифицированными специалистами, дискуссии с ними проходили весьма интересно и содержательно.
Так вот, возвращаясь к переменам в современном Китае, могу сказать, что я приехал в совершенно другую страну. Вас прежде всего встречают аэропорты, которые не имеют аналогов не только в азиатских странах, но и, по всей видимости, в Европе и в Америке. Они построены в основном за последние три-четыре года и рассчитаны на такие потоки пассажиров и грузов, которые чуть ли не на порядок превосходят всё, что можно увидеть на Западе. Далее — строительство. Вся страна представляет собой сплошную стройку. Строят не только жилье и офисы — строят промышленные зоны, строят технопарки, строят дороги, строят другие объекты инфраструктуры. Даже те здания, которые строились в 70-е годы, сносятся повсеместно, а на их месте возводятся новейшие красавцы-гиганты. При этом Новый Пекин немного напоминает Москву своими широкими проспектами и огромными домами, это такая версия Калининского или Кутузовского проспектов XXI века — настолько выше по качеству и архитектуре. Совершенно преобразился за последние 15 лет и Шанхай, деловая столица Китая. По-моему, он уже превосходит Нью-Йорк и этажностью своих небоскребов, и уровнем экономической активности.
"ЗАВТРА". Общий ритм жизни в китайских городах заметно отличается, скажем, от московского?
А.Н. Вообще, по сравнению с Москвой в китайских городах гораздо меньше машин — они очень дорогие, хотя автопромышленность КНР развивается быстро. Зато много велосипедистов и людей на мотороллерах. Причем все мотороллеры — с электромоторами, стоят от 500 до 1500 долларов. В крупных городах строится метро, я там был: вполне приличное, современное и красивое — не хуже, чем в мегаполисах Америки или Европы. Я думаю, темп жизни города лучше всего определяется в часы пик, когда люди идут на работу или возвращаются с работы. Никакого хаоса в Китае при этом не образуется, всё вполне организованно. Инфраструктура развивается стремительно — двух- трех- и даже четырехуровневые дорожные развязки являются нормой. Сравнивать это с широко разрекламированным строительством окружной дороги и "третьего транспортного кольца" в Москве просто смешно.
Добавьте сюда новейшие гостиницы и бизнес-центры, оборудованные по последнему слову техники, — я бы назвал это даже не "строительным бумом", а "строительным бешенством", за счет которого экономическая инфраструктура КНР уже через несколько лет будет превосходить американскую.
Но главное, что меня поразило, — это всё-таки люди. Потому что я помню китайцев начала 90-х годов: монотонно одетых, небольшого роста и — будем говорить прямо — в массе своей изможденных, которые, правда, вели себя очень дисциплинированно и достойно. Еще тогда меня поражало, как в шесть утра огромные толпы народа выходят на улицу для занятий гимнастикой. Сейчас население китайских городов выглядит совершенно иначе. Это люди достаточно высокого роста, которые в детстве, видимо, хорошо питались, прилично одетые и явно уверенные в себе, подтянутые, довольные жизнью, даже веселые. Подчеркну, картина практически одинаковая по всему Китаю: Сучжоу или Кунмин мало чем отличаются от Пекина и Шанхая.
В основном это, конечно, достаточно молодые люди: от 20 до 45 лет. Поскольку китайцы практически не пьют и не предаются другим излишествам, то выглядят они очень здоровыми людьми. А как старики? Это еще один ядерный удар по нынешней российской психике — потому что вы видите стариков в огромных парках, где они собираются, общаются, обсуждают какие-то новости, играют в карты, домино и шашки, занимаются гимнастикой, даже танцуют. Они раскованны, дружелюбны. И их — не сотни, их — десятки тысяч в каждом городе. Причем — а я общался с ними напрямую — к России и пенсионеры, и молодежь относятся очень хорошо.
Ни попрошаек, ни бомжей, ни проституток, ни наркоманов, ни слоняющейся без дела молодежи вы на улицах тоже не увидите. Это не значит, что их вообще нет, — есть, и, наверное, не так мало. Но это не массовое, не типичное явление, которое спрятано и показывается только в свое время и в своих местах, которые надо еще поискать.
Вот, наверное, пять или шесть узловых моментов, которые сразу бросаются в глаза при знакомстве с современным Китаем.
"ЗАВТРА". Вы говорите, что все эти перемены произошли за последние пятнадцать-двадцать лет. Невольно приходится сравнивать их с результатами российских "рыночно-демократических реформ". Поскольку сравнение оказывается не в нашу пользу, то возникают вопросы. Например, чем отличается наш путь от китайского, и могло ли российское общество и государство пойти этому по китайскому пути с тем же успехом, что и КНР?
А.Н. Знаете, я изучал китайскую экономику с 1976 года. Более того, когда в декабре 1978 года Дэн Сяопин объявил программу "четырех модернизаций", мне было поручено наблюдать за реализацией этой программы по линии Академии наук. Так что отличия китайских реформ от процессов, происходивших в Советском Союзе, мне достаточно четко видны. Но, прежде чем излагать собственную точку зрения, позволю себе обратиться, так сказать, к первоисточникам.
Во время нашего пребывания Пекин принимал форум "Китай и процесс глобализации", который проводился — уже не в первый раз — по инициативе американского журнала Fortune и крупнейшей медийной корпорации мира Time Warner Brothers-CNN-America on-line. Специфика этой международной конференции состояла в том, что она проходила в "запретном городе", то есть в бывшей резиденции императора, а ныне — штаб-квартире Китайской коммунистической партии, в помещении ВСНП, Всекитайского собрания народных представителей. В работе форума принимали участие ведущие политические деятели современного Китая, члены президиума политбюро КПК, то есть высшего исполнительного органа партии. Должен сказать, что это было очень интересно, потому что в огромном зале были расставлены столики, за которыми сидели представители мирового крупного бизнеса, преимущественно американцы, хотя были и европейцы, и японцы, и представители Юго-Восточной Азии. Всего около трех тысяч человек. Целями американской стороны было, конечно, установление контактов с представителями китайской политической и бизнес-элиты, открытые дискуссии по имеющимся разногласиям в финансово-экономической области и, наконец, требование ревальвации юаня. Открывал форум лично Ху Цзиньтао, который в своем небольшом докладе-приветствии очертил успехи Китайской Народной Республики. Он сказал приблизительно следующее: мы, благодаря нашему духовному отцу Дэн Сяопину получили правильный вектор движения, в результате валовой продукт современного Китая за прошедшие 27 лет увеличился практически в 30 раз и достиг около 1,5 трлн. долл. Это является огромным достижением, говорил Ху Цзиньтао, но у нас еще множество проблем, мы — развивающаяся страна, и нам нужно многому учиться. Поэтому мы приветствуем вас, мы готовы с вами работать, и так далее. Тут он сделал реверанс в отношении иностранного бизнеса и иностранных инвестиций, достигающих 45-50 млрд. долл. в год, а затем сообщил, что темпы экономического роста в 2005 году составят около 10%, если брать общий ВВП, и 16%, если брать промышленную продукцию. Это совершенно чудовищные цифры. Лично я не понимаю, как они вообще возможны в современной экономике. Правда, Ху Цзиньтао привел и некоторые другие цифры, которые дают возможность поразмышлять над феноменом китайского роста. Между прочим, он заявил, в порядке самокритики, что среди других китайских проблем — таких, например, как огромное население, которое не вышло еще из традиционного образа жизни, — присутствует высокая энергоемкость ВВП, которая в десять раз больше, чем у мирового лидера в области энергосбережения, Японии, в пять раз больше, чем у США, и в два раза — чем в среднем по миру. Здесь надо сказать, что многие специалисты-некитайцы, с которыми я общался и в России, и за рубежом, говорят, что всё не так плохо, что энергоемкость китайского ВВП на самом деле не превышает среднемировые показатели.
"ЗАВТРА". То есть на деле ВВП Китая приблизительно вдвое больше официальных цифр, и, таким образом, вот эти чудовищные темпы заявленного экономического роста — всего лишь своеобразный способ легализовать реальный потенциал китайской экономики, который до того скрывался от посторонних глаз?
А.Н. Похоже, что так. Ху Цзиньтао, например, сказал, что сегодня в Китае 450 миллионов мобильных телефонов — это на официальные миллиард триста миллионов населения, т.е. фактически у каждого третьего. На деле, наверное, население КНР давно перевалило за полтора миллиарда, однако этот потенциал по-прежнему скрывается. Им такие фокусы доступны — ведь в Китае социалистическая плановая система экономики сохранена, а то, что планирование там в основном не директивное, не императивное, а индикативное, ситуации не меняет. Да, нельзя не заметить предпринимательской активности — и это не только фермерство вокруг крупных городов, розничная торговля или сфера услуг. Очень много и средних, и даже крупных частных фирм. Но, во-первых, в Китае не всегда поймешь, где кончается частное и начинается государственное. А во-вторых, все базовые отрасли: энергетика, тяжелая индустрия, социальные программы, — остаются под контролем государства, точно так же, как базовые цены: на электроэнергию, горючее и т.д. Да, многие сектора экономики отданы на откуп рынку, но этот рынок обеспечивается со стороны государства дешевой электроэнергией, дешевым горючим, дешевым транспортом, дешевой связью и — очень важно — дешевыми кредитами. В Китае работают пять крупнейших государственных банков, соизмеримых с финансовыми гигантами Японии, Америки и Европы. Есть огромные холдинги, являющиеся по форме акционерными компаниями — как в Италии или в Норвегии, это помогает привлекать кредиты, работать на рынках, в том числе зарубежных, но базовые фонды принадлежат государству, и поэтому в Китае нет никаких "сырьевых олигархов", извлекающих сверхприбыли "на входе" за счет удушения остальной экономики. Нужно сказать, что в результате бензин на китайских бензоколонках дешевле, чем в России. Как такое может быть, если нефть большей частью импортируется в КНР из Индонезии, Брунея, стран Персидского залива и отчасти — из России? Значит, есть государственное вмешательство, есть государственное регулирование, которое на деле гораздо сильнее, чем кажется со стороны. То же самое — по электроэнергии, хотя здесь всё не так просто, поскольку в Китае действует многоуровневая система формирования цен на киловатт-час — в зависимости от месторасположения и характера потребителей электроэнергии. И когда сегодня экономический гуру Путина Андрей Илларионов начинает убеждать всех, что в Китае — самая либеральная экономика в мире (потому что самая эффективная, а государство якобы не может быть эффективным по определению), это даже не смешно — это не лечится.
"ЗАВТРА". В либеральных кругах присутствует и другая точка зрения на китайские реформы, которую, в частности, пропагандирует Владимир Мау: мол, модернизация там шла с "низкого старта", как в Советском Союзе 30-х годов, эта модель, как показывает опыт СССР, имеет встроенные "пределы роста", и КНР в самом ближайшем будущем столкнется с теми же проблемами, с которыми Советский Союз столкнулся в 80-е годы — с поправкой на время и на местные условия. Поэтому никакого "китайского пути" у нынешней России нет и быть не могло — нельзя же бесконечно ходить по кругу, повторяя собственное прошлое.
А.Н. Да, Владимир Мау и его единомышленники правы в том, что основой для китайской модернизации, как и для сталинской, является традиционный мир деревни — именно оттуда черпается человеческий потенциал, оттуда черпаются основные средства на модернизацию. Но этим обстоятельством сходство практически и исчерпывается.
Эти "ученые" просто выполняют заказ — убедить российское общество, что всё идет единственно возможным и самым лучшим путем, а та либерально-монетаристская схема, которая вымывает огромные объемы финансовых, сырьевых и человеческих ресурсов из России — это неизбежность, другого пути нет. Конечно, это всё вранье. Мое научное кредо заключалось как раз в сопоставлении китайской, советской и американской моделей развития. И я очень хорошо понимаю, какой рывок мог совершить Советский Союз, если бы диверсия против него не увенчалась успехом, если бы партийным и государственным руководством была развязана личная инициатива при сохранении централизации стратегических ресурсов. Мы могли перейти в совершенно иное технологическое измерение, могли предложить миру новый образ жизни — нужно было только решить элементарную проблему "колбасы".
"ЗАВТРА". Ну, предположим, колбаса-то была, только вот чтобы купить ее, требовалось потратить немало времени на стояние в очереди.
А.Н. Речь идет о повышении некоторых жизненных стандартов — элементарной задаче, которую в Китае решили за два-три года, и у нас ее можно было решить за несколько лет, после чего начать заниматься совершенно иными вещами.
В Китае, несомненно, приняли на вооружение многие либеральные рецепты, которые помогают экономике эффективно функционировать. Существует шанхайская биржа с ценными бумагами, с акциями. Существует учетная ставка кредитования — правда, чрезвычайно низкая. Существуют и другие финансовые технологии, которые китайцы напрямую заимствуют у той же Америки. И действительно, если смотреть только в эту сторону, может возникнуть впечатление, что вот, мол, они всё то же самое делают. То же, да не то. Разница заключается в том, что использование этих финансовых инструментов происходит ровно настолько, насколько они привлекают новые инвестиции, новые технологии и не позволяют иностранцам воздействовать на важнейшие центры, на главные болевые точки китайского финансово-экономического организма.
Надо сказать, разрыв между городом и деревней растет. Разрыв между разными провинциями растет. И американцы рассчитывают, что верхушка предпринимательского слоя, который в Китае огромен, выступит против ограничений и контроля со стороны государства и КПК.
Разве не хотят эти капиталисты поднакопить денег и уехать куда-нибудь в Австралию? Мне отвечают: "Хотят, но не едут". Почему? Потому что основные объемы производства здесь, в Китае.
Партия внешне ушла в подполье, но на самом деле она руководит, и руководит достаточно жестко. Когда в провинции Гуанчжоу я спросил, кто является основным распорядителем стратегических средств — первый секретарь, который назначается Пекином. Хотя там есть губернатор, который выбирается из числа депутатов и заключает контракты, стратегические решения принимаются на уровне первого секретаря компартии.
Но всё это становится всё более сложным организмом, и как долго будет продолжаться, неизвестно. Существуют центробежные силы, аппарат не хочет бегать в райком партии по разным вопросам, сюда втягиваются и бизнес, и силовые структуры, и так далее. Всё это, конечно, может привести к серьезной дестабилизации. А она, в свою очередь, может возникнуть лишь если в Политбюро возникнут разные группы и платформы, которые начнут драку между собой, как в 1989 году. Пока такого нет, поскольку все понимают: как только они начнут драку, наступит хаос и вся гигантская конструкция рухнет. Потому что Китай живет в ситуации нехватки базовых ресурсов: вода, земля, энергоносители и т.д. Добавьте к этому растущие проблемы экологии. Так что никакой выгоды для себя в дестабилизации китайская элита не видит.
В 1989 году я беседовал с представителями Всемирного Банка (ВБ), которые осуществляли мониторинг перестроечного Союза. Всё было на грани развала и быстро разведено по углам. Потом я получил от своих товарищей из Нью-Йорка доклад ВБ, где было черным по белому написано, что законы 1986-87 годов делают СССР нежизнеспособным, и он не сможет просуществовать более двух-трех лет. То есть западные специалисты правильно оценили нашу ситуацию, а почему ее не могли правильно оценить Горбачев и Рыжков, неясно. Скажем так.
Гласности в горбачевском понимании в Китае тоже нет, хотя там обсуждаются любые вопросы, вещает свыше тридцати общегосударственных телеканалов, плюс Си-Эн-Эн, Би-Би-Си на английском языке и так далее. Они по этому направлению не пошли и, естественно, сохранили единую ткань народного хозяйства несмотря на те диспропорции, которые есть. И если им позволят двигаться вперед дальше, то не только объем экономики, но и техническая вооруженность Китая достаточно быстро выйдет на уровень самых передовых стран мира.
Любые угрозы социальной и межнациональной стабильности моментально ставятся под жесточайший контроль и пресекаются в зародыше, даже если приходится пролить кровь, как во время событий на площади Тяньаньмынь в 1989 году. Стремитесь к личному и корпоративному благополучию — да, никто не против, но не за счет стабильности, не за счет интересов государства.
Очень важно и то, что Китай, в отличие от Советского Союза, практически моноэтничен. Национальные меньшинства, насчитывающие свыше 50 миллионов человек — это население, скажем Италии, — совершенно теряются в полуторамиллиардной массе ханьцев. Есть, конечно, Тибет, есть Синьцзян-Уйгурский автономный район, где национальный состав не столь однороден.
"ЗАВТРА". Александр Алексеевич, так что же всё-таки мешало в 80-х годах Советскому Союзу и мешает сегодня нынешней России пойти по "китайскому пути"? Только ли проблемы с нашей так называемой "элитой"? Ведь наверняка есть и более существенные причины такого развития событий.
А.Н. Вопрос, несомненно, сложный. Нам важна не китайская модель сама по себе, копировать ее в наших условиях нельзя. Нам важна адекватность китайской модели китайским условиям. Ведь наши доморощенные "либералы", пропагандируя монетаристскую экономику, занимаются, по сути дела, повторением хрущевской программы разведения кукурузы на Северном полюсе. Вот что важно понять. Экономических моделей много, они хорошо разработаны, и в одних условиях нужный эффект дает одна, в других — другая. И вот теперь я могу сказать еще несколько слов — уже от себя лично — о причинах китайских успехов, очень простыми словами, чтобы это стало понятно нашему отечественному лавочнику, челночнику и даже Путину, как президенту челночников-лавочников. Дело в том, что китайцы поняли одну базовую, определяющую вещь в учении Маркса: если капиталу предоставить 500% годовой прибыли, он сломает всё что угодно, любые препоны. И они предоставили капиталу такую возможность. Но на своих условиях. При этом никакого особого таможенного кодекса, никакого особого финансового законодательства там не разрабатывали и не утверждали. А сделали искусственно заниженный курс юаня к доллару, около 15 лет назад зафиксировали свою национальную валюту к американской в соотношении 8:1. Такой курс выше рассчитанного по паритету покупательной способности (ППС) в 3-3,5 раза. Поэтому, условно говоря, любой торговец, который живет в Таиланде, Америке или в Антарктиде — где угодно, когда приезжает в Китай, имея на руках 10 тысяч долларов, то поменяет их на 80 тысяч юаней. На свои 80 тысяч юаней он может купить в три раза больше товаров, везет это добро в свою страну, продает и получает три цены, то есть 30 тысяч долларов. С учетом всех возможных издержек получается пусть даже 50% прибыли за два месяца. За год, проведя шесть таких операций, он получит свыше 1000% прибыли. А еще выгоднее оказывается купить участок земли, построить на нем цех или завод и клепать необходимую продукцию. Вот вам и весь секрет огромных зарубежных инвестиций в "красный Китай" — тех самых зарубежных инвестиций, которых второе десятилетие безрезультатно дожидаются российские чиновники.
Мы были на ряде выставок в разных городах, и я могу сказать, что Китай сегодня производит абсолютно всё: итальянскую мебель, шведскую сантехнику, японскую электронику, швейцарские часы и так далее. И это не всегда контрафактная продукция — большие фирмы заинтересованы в том, чтобы открывать в КНР свои филиалы, свое производство и, пользуясь очень дешевой и очень способной китайской рабочей силой, получать уже не 1000% годовых, а в 1,5-2 раза больше. Я тут намеренно утрирую ситуацию, чтобы показать принцип работы китайского "экономического чуда", главные составляющие которого — дешевая энергетика, стабильный политический климат, наличие специальных экономических зон и, главное, заниженный обменный курс юаня.
Акцентирую на этом внимание, поскольку, в отличие от советской модели экономики, направленной на полное самообеспечение, китайская изначально создавалась как экспортная — скажем, американский дефицит торгового баланса с КНР достигает 120 миллиардов долларов — при общем объеме 160 миллиардов. Это грандиозные объемы, если учесть взаимное географическое положение двух стран. Например, с крупнейшим внешнеторговым партнером России, ФРГ, объем торговли составляет около 20 миллиардов долларов — разница почти на порядок.
Нужно сказать, что КНР активно использует свои внешнеэкономические позиции — китайцы всегда вкладывали большие капиталы в экономику сопредельных стран, они доминируют в Сингапуре, не говоря уже о Гонконге, они обладают значительным весом в Малайзии, Индонезии. Ни один крупный город мира — может быть, за исключением Москвы — уже не обходится без собственного "чайна-тауна". И все хуацяо остаются китайцами, работают на Китай. Ничего подобного в Советском Союзе не было, хотя известно, что многие представители еврейской и армянской диаспоры работали в его интересах. Но СССР не был ни для тех, ни для других в такой же степени Родиной, как Китай для китайцев. Китаец может всю жизнь прожить где-нибудь в Австралии или в США, но умирать он, если есть такая возможность, обязательно приедет на родину.
Наконец, ориентация Китая на высокотехнологичные отрасли. Поверьте, что 30-е годы, когда проводилась сталинская индустриализация, и нынешний high-tech — явления совершенно разного порядка. КНР с 1978 года вкладывает огромные средства в образование, в науку, миллионы китайцев учатся и работают в крупнейших образовательных и научных центрах Запада и России, где они получают новейшие знания и технологические навыки. Ни о каком переводе образования и науки, особенно фундаментальной, на самоокупаемость и речи не идет. При этом высшее образование работает в двухканальном режиме, но смысл его совершенно иной, чем у нас: если ты не сдал какой-то экзамен, но хочешь продолжать обучение — можешь идти по платному пути, это дорого, но сейчас уже достаточно большое количество китайцев способно позволить себе подобную роскошь.
"ЗАВТРА". А как всё-таки удается эффективно сочетать личную, частную инициативу с партийным и государственным руководством экономикой?
А.Н. Китайцы — прежде всего прагматики. Вспомните знаменитое изречение Дэн Сяопина насчет того, что неважно, какого цвета кошка — лишь бы она ловила мышей. Никакой идеологической "обязаловки" у них нет, никто не давит на сознание пропагандой. Портрет Мао Цзэдуна вывешен только на центральной площади Пекина, и большинство китайцев воспринимают его фигуру не как сакральный идеологический символ, а как объединителя страны. Другое дело, что партия контролирует все стороны жизни общества.
Например, как только оборот того или иного предпринимателя достигает уровня приблизительно в 10 миллионов долларов, он фактически обязан вступить в ряды КПК и регулярно, раз в две недели, отчитываться перед ее органами в своей деятельности. В Советском Союзе деятельность кооперативов сразу приобрела криминальный, воровской характер. Поскольку, с одной стороны, разрешили кооперативы, а с другой — убрали финансовый надзор за госпредприятиями. Это позволило их директорам прокачивать и присваивать через кооперативы огромные средства, что стало питательным бульоном для возникновения нынешнего олигархического капитализма. Такого в Китае быть не могло с самого начала. И важнейший элемент их чуда — сохранение партийного, государственного и народного контроля за деятельностью экономических субъектов. Ведется безжалостная борьба с неплательщиками налогов и расхитителями госсобственности, вплоть до смертной казни. В то же время степень прямой личной зависимости среднего китайца от государства невысока. Там по-прежнему огромную роль играют семейные, родственные и местнические, земляческие связи, поэтому китайское руководство активно задействует их для контроля над людьми.
Уровень жизни в Китае по-прежнему очень низкий. Люди, с которыми мы встречались: переводчики, чиновники, военные, рабочие — все зарабатывают порядка тысячи юаней, или около 120 долларов, это средняя зарплата. Жить на эту сумму практически невозможно, поэтому китайцы, как правило, находят вторую и третью работу. В Сиане у нас был переводчик из туристического бюро, бывший подполковник, который работал в армейской разведке и уволился пять лет назад, поскольку прошло сокращение вооруженных сил. Он знал русский язык, быстро закончил специальные курсы и устроился в туристическое агентство. Зарплата у него — 1200 юаней, или 150 долларов. Я его спросил о других источниках доходов. Он ответил, что получает еще пенсию — 1000 юаней. Дальше я задаю ему вопрос о семье. Женат, есть сын, который вот-вот закончит школу, и Николай — так он попросил его называть — намерен отправить свое чадо на учебу в Россию или Казахстан, так дешевле и эффективнее. А как насчет квартиры? Квартира четырехкомнатная, 120 квадратных метров, получил для ее покупки в государственном банке льготный кредит на 30 лет и теперь предстоит этот кредит выплачивать. И, хотя это сложно, коммунальные расходы большие, но все-таки укладываюсь. Я спрашиваю: "Как успеваешь?" Он отвечает: "Перевожу дополнительно техническую документация, а еще у меня есть экскаватор". Тут мне стало совсем интересно: "Николай, откуда и зачем тебе экскаватор? Ты что, еще и на экскаваторе вечерком землю роешь?" Оказывается, нет — он взял кредит 80000 долларов, купил экскаватор и сдал его в аренду одной строительной организации. Сейчас получает 30 тысяч юаней в месяц за его аренду. У него работает экскаваторщик, которому он платит две тысячи, двадцать уходит на погашение кредита, восемь остается Николаю. Такая вот жизнь Китая сегодня. Это, что называется, случай из жизни, весьма показательный, кстати.
Но, самое главное, Китай — это совершенно иная цивилизация. Когда посещаешь исторические места, наподобие Сианя, где стоят многотысячные армии терракотовых воинов, причем у каждого — индивидуальные черты лица, понимаешь, что это какой-то параллельный мир — параллельный нашей, христианской цивилизации, которая берет свое начало от эллинов, может быть — от Древнего Египта и Шумера. У китайцев — всё своё, от кодекса поведения до письменности и географии.
Вокруг Сианя находится огромное количество пирамид, которые сегодня представляют собой холмы, засыпанные землей. Раскопки там запрещены. Вообще. И когда им задаешь вопрос, почему всё законсервировано, они отвечают, что очень боятся, как бы в ходе раскопок не были повреждены тончайшие образцы древнего искусства, технологии раскопок пока слишком примитивны. Этот историко-теологический маневр, по-моему, связан с тем, что китайцы стремятся оставить на потом предъявление остальному миру своей исторической первозданности — что не Египет создал человеческую цивилизацию, а Китай. Это будет еще одним рычагом утверждения китаецентризма во всем мире.
"ЗАВТРА". Куда может пойти Китай завтра?
А.Н. У КНР огромные проблемы — ка
к преодолеть нехватку углеводородов, как преодолеть нехватку воды, как занять население. Они стремятся к сотрудничеству со всеми нефтяными странами и, прежде всего — с Россией. Они хотели бы перевести это сотрудничество на долгосрочную основу, приобрести здесь собственность, а этого не допускает путинский Кремль, имеющий из Вашингтона четкую установку: китайцев к нефти и газу не пущать. И дальше возникает вопрос о будущем. Сумеет ли их верхушка преодолеть эти неблагоприятные тенденции, сумеют ли они вылепить нового китайца? Мне кажется, сумеют. Но для этого им нужно продержаться еще 8-10 лет и создать программы сотрудничества с соседними странами. И здесь возникает перспектива жесточайшей схватки с американцами.
"ЗАВТРА". Александр Алексеевич, в кругах аналитиков, близких к нашей газете, набирает силу мысль, что современный мир структурирован как трехполюсная система. При этом "полюсом потребления" выступает Америка и отчасти Европа, "полюсом производства" — Юго-Восточная Азия, прежде всего Китай и отчасти Япония, а "ресурсным полюсом" — мусульманские нефтеносные государства и Россия. Конкуренция за ресурсы между двумя полюсами, несомненно, будет возрастать, однако вряд ли эти противоречия приведут к какой-то конфронтации: Америка и Китай настолько нуждаются друг в друге, что, скорее всего, предпочтут решать свои проблемы за счет третьих стран и особенно России, что открыто предлагал Збигнев Бжезинский.
А.Н. Вы знаете, американцы ни с кем ни о чем договариваться не собираются — не хотят. Они привыкли вламываться в любую страну, захватывать ее управленческие центры с помощью кнута и пряника, чтобы потом моделировать ситуацию в своих интересах. Они надеются на то же самое и в Китае. Поэтому идет жесткий мониторинг за китайским руководством, но ничего не получается пока. Однако процесс "приручения" это не останавливает. Китайские режиссеры постоянно получают Оскары, китайские спортсмены выступают в профессиональных лигах Америки, и так далее. Американцы считают и, видимо, это отработано в верхушке, что если в течение 3-4 лет не найти ключа и не остановить Китай в его движении вперед, то будет поздно. Отсюда их желание начать схватку с Китаем как можно раньше. В Пекине же, напротив, стремятся оттянуть этот "момент истины" лет на 10-15. А потом мирным путем предъявить свои козыри, от блока с Индией и Ираном до ракетно-ядерного арсенала, который к тому времени может сравняться с американским. В результате последует предложение модифицировать "новый мировой порядок" и перейти на другую расчетную единицу, в которой доллару будет отведено процентов 15-20, а процентов 60 — юаню. Эта стратегия мирного переваривания вполне традиционна для китайского мышления, она действует в отношении не только Америки, но и России. Это "сотрудничество" с переселением, заселением и т.д.
Но американцы не могут допустить, чтобы появилась вторая сверхдержава. Значит, они в ближайшее время должны начать уничтожать китайцев, создавая конфликтные точки по периметру их границ, для чего будет использоваться, скорее всего, "огненный ислам" и революции в Средней Азии — чтобы напугать китайцев и заставить их ввести в регион свои войска, как это было сделано с СССР и Афганистаном. Если китайско-мусульманский конфликт им разжечь удастся, то Америка займет излюбленную позицию "третейского судьи" — с поставками гуманитарной помощи, воплями о правах человека и точечным введением миротворческих сил.
Однако времени на эту схему катастрофически не хватает, тем более, что и на Ближнем Востоке всё развивается как-то не так, особенно в Ираке, но с Китаем что-то нужно делать, и делать быстро. Поэтому мне кажется, что некий момент "Ч" в американо-китайских отношениях неминуемо возникнет уже в ближайшие полтора-два года. Если американцы за это время ситуацию в Китае не раскачают, они могут пустить в ход и сценарий Бжезинского — с дроблением России и бросанием кусков ее территории Китаю. Такая альтернатива не исключена, но пока этого нет, пока у России есть возможность сохранить себя, во-первых, отойдя от Соединенных Штатов, для чего, во-вторых, необходимо сохранить независимый ракетно-ядерный потенциал и независимые атомные электростанции. В таком случае мы остаемся величиной, которую не смогут проглотить ни американцы, ни китайцы, а потому они будут вынуждены с нами сотрудничать. И третий момент — налаживание экономических отношений с Китаем. Это не означает прямой конфронтации с Западом и с Америкой, но потребует коренного изменения вектора нашей политической и экономической системы.
"ЗАВТРА". А что может предложить Китай России?
А.Н. Китай высказывает всё более четкое недовольство состоянием двухсторонних отношений. Они могут закупать у нас больше энергоносителей, они предлагали схему сотрудничества в Средней Азии без американцев, и Ху Цзиньтао, который сейчас приедет в Москву, несомненно, будет говорить о том, что приватизация в "Роснефти" должна иметь китайский акцент, что они готовы заплатить больше, чем западные контрагенты. Но зависимость Путина и его окружения от Америки настолько сильна, что они будут в очередной раз блефовать усилением сотрудничества с Китаем, чтобы что-то выторговать у американского хозяина, мне так представляется. Этот визит будет крайне важным — и не столько по конкретным документам, которые будут подписаны, сколько по выяснению перспектив дальнейшего сотрудничества.
Беседу вёл Владимир ВИННИКОВ