| | | | |
Петр Ермаков
НЕЖИТЬ И ЧУДО
Как известно, Александр Пушкин в своем прославленном поэтическом романе создал "энциклопедию русской жизни". Между тем, роман Александра Проханова "Крейсерова соната" есть не что иное, как энциклопедия русской (впрочем, не только русской) нежити.
Читаем у Даля: "Нежить — все, что живет без души и без плоти, но в виде человека; нежить не живет и не умирает; у нежити своего обличья нет, она ходит в личинах…".
Роман Проханова — это прежде всего потрясающая коллекция махровой, окопавшейся в Первопрестольной нежити.
Город оккупирован, но только не дивизиями вермахта, не войском Наполеона, а некими потусторонними, запредельными силами, скинувшимися на время людьми. В этих-то кислотных потоках и водоворотах кромешной, неземной жизни, как щепка, кружится главный герой, движется в поисках своих.
"Из царских врат, напоминавших черный колючий терновник, на шипах которого сидели разноцветные злые светляки, вышел служитель. Он был огромен, тучен. Его небольшое гладкое темя напоминало округлое завершение пистолетной пули. Но уже от хрящевидных хищных ушей шло разрастание головы, страшное увеличение щек, утолщение шеи, от которой наплывами жира и мышц возникало огромное тулово. Оно было покрыто черной шелковой мантией с геральдикой тамплиеров, изображением лун и планет. В одной могучей заголенной руке служитель держал ритуальный серебряный кубок, оплетенный змеями, словно голова Медузы Горгоны, в другой, жилистой, голой по локоть, сжимал тоненький ножик с узким сверкающим лезвием и перламутровой рукоятью. Это был известный на всю Москву мясник Микита, в обычное время стоящий на рынке у размочаленной розовой плахи, сонно опираясь на огромный топор. Жрец Микита, расставляя под мантией толстенные ноги, приблизился к престолу, где возлежало хрупкое детское тельце, поставил на черный бархат тускло-серебряный кубок. Патриарх простер персты, которые светились, словно в них был зажат комок морской водоросли, возопил на исчезнувшем марсианском языке, лишь частично усвоенном эфиопами: "Эуао… Иауэ… Ыоую!.." Смысл речения остался неведом большинству собравшихся. Лишь вельможа по прозвищу Черная морда, понимавший язык истлевших костей, содрогнулся от ужаса и пал на колени. Воцарилась такая тишина, словно в храме образовался вакуум и исчезла сама среда, передающая колебания звука".
Но насколько все это имеет отношение к нам и нашей жизни? Насколько "энциклопедична" книга? Действительно ли Проханов подобрался к изначальной мифологической основе окружающего нас порядка вещей? Или типы и образы, отображенные в романе, суть порождения богатого воображения уважаемого автора?
Если бы на последний вопрос мы могли бы ответь утвердительно, как легко бы дышалось нам, с какой радостью и упоением мы бы взирали вокруг себя, принимая черные и больные стороны действительности лишь за "временные трудности", за привычные признаки несовершенства земного бытия, а то и за "издержки переходного периода".
Но, увы! Опытный взломщик изготовил ключ, идеально подошедший к тяжелой сейфовой двери, за которой скрыта наша… повседневность.
"Эсхатологическим апокрифом" назвали роман критики из газеты "Завтра", но разве судьба нашей Родины после 1991 года не есть всемирно-исторический апокриф? Разве похищение людей с целью продажи их органов, выбрасывание семей из домов за "неплатежи", использование престарелыми богатеями "стволовых клеток", взятых из спинного мозга нерожденных младенцев, взрывы вагонов метро, массовые убийства детей — разве это не сатанизм?
Я полагаю, что Проханов в своем "апокрифе", описавший общую атмосферу, царящую в обществе, сам был бы рад ошибаться.
Полагаю, что у Проханова-политика, общественного деятеля, идеолога и редактора газеты есть вопросы к Владимиру Путину, есть и определенная надежда на "смену курса", присутствуют остатки доверия к "питерским силовикам". Но у Проханова-художника к своему герою, президенту Счастливчику, нет никаких вопросов. Счастливчик уж точно никогда не переделается, ибо он гомункул, выращенный в специальной лаборатории монаха Стеклодува.
"Прямо из-под кадыка Томаса Доу выходил наружу пищевод, ребристая, кольчатая, полупрозрачная трубка, напоминающая пешеходный мост через Кольцевую автодорогу. Пешеходы двигались в этой мутно-желтой трубе, словно комки плохо пережеванной пищи. Этот пищевод выступал из рубашки и вновь погружался в тело в районе пупка, соединяясь с желудком. Сейчас он был пуст, слегка трепетал перистальтикой, которая перегоняла по нему струйки слюны.
— Все спрашивают, куда исчез Саддам Хусейн, и никто не задает вопрос, а как он возник… Несколько лет назад вы были у нас в гостях на секретном полигоне "Невада". Видели в пустыне вертикально пробуренные штольни, куда мы закачивали слабый настой жимолости, добавляли присадки из пивных дрожжей, вбрасывали в качестве катализатора яичники поклонниц Элвиса Пресли, а потом взрывали в штольне ядерный микрозаряд из калифорния. Тогда вы спросили меня, что все это значит. Я уклонился от ответа, ибо вы, мой друг, еще не достигли тогда должной степени посвящения. Теперь же я вам отвечу. На этом полигоне, используя новейшие достижения биоинженерии, политтехнологии и древние учения о метапсихозе, мы синтезируем политических лидеров…".
Патриарх-эфиоп, оккультные Мэр и Плинтус, скульптор Свиристели, адский Модельер — это только часть выведенных в романе образов нежити. Эти вымышленные, но легко узнаваемые персонажи вполне уживаются в пространстве романа с реальными, знакомыми по телевизионным сюжетам и газетным публикациям реальными фигурами. Оттого становится еще страшнее.
Неважно, что Примаков и Лужков ни за что не признают себя похожими на прохановских Мэра и Плинтуса. И насколько демоничен нынешний Глава администрации Президента, большой вопрос…
Никогда Конституционный суд не заявит, что Россией правит не "всенародноизбранный гарант", а синтезированный Счастливчик, на которого как из Рога изобилия льется поток нефтедолларов и правление которого ознаменовано цепью страшных катастроф и трагедий.
Этого никогда не произойдет. Но то, что произошло — публикация "Крейсеровой сонаты", — перевешивает постановления суда и мнения обывателей. Смыть печать, поставленную на прогнившем социуме, уже невозможно. Нежить сколько угодно может менять личины, но скрыть свою античеловеческую природу уже не сможет.
Проханова, даже на страницах его же "Завтра", литературные противники открыто упрекают в "постмодернизме". Но постмодернизм родился из детской счеталки про то, как "за скрюченной рекой, в скрюченном домишке жили летом и зимой скрюченные мышки", он инфантилен.
"Скрюченные мышки" постмодернизма паразитируют на инфантильности нашего общества. Но Проханов написал "взрослый" роман. При помощи этого произведения через много лет можно будет "читать" нашу эпоху. Роман снабдят комментариями, ссылками, и каждый персонаж, каждый тип, выведенный в "Крейсеровой сонате", станет отправной точкой для специального исследования.
“Надсадно ревя сиреной, полыхая фиолетовыми вспышками, лимузин прорвался сквозь пробки Тверской, преодолел по спецполосе заторы Ленинградского проспекта, выскользнул на Кольцевую дорогу, похожую на плазменное кольцо Сатурна. Свернул в золотые подмосковные рощи, сквозь которые влажной траурной лентой струилась просторная автострада с электронными ограничителями: "Скорость катафалка — не больше 80 км".
Здесь открывалось величественное, неповторимое зрелище… По осенним туманным холмам, под тучами, из которых выпадали холодные синие дожди, под сырыми небесами, где летели стада журавлей и гусей, на волнистом бескрайнем шоссе двигались погребальные процессии: с зажженными водянистыми фарами лакированные дорогие катафалки, в сопровождении "джипов" и "вольво"; горестные автобусы из бюро ритуальных услуг, где в мутных стеклах краснели гробы и размытые лица родни; открытые грузовики из отдаленных сельских районов, где лежали влажные от дождя бруски, окруженные печальными, хмельными селянами; кое-где, прижимаясь к обочинам, семенили лошадки с телегами, на которых тряслись домовины… И всему этому не было края, все наплывало из-за гор и лесов, переливалось через холмы, выстилало низины".
Нет сомнения в том, что Проханов написал мистический роман. Но дух социального и религиозного пессимизма не определяет его содержание.
"Чем больше я углубляюсь в это оголтелое царство, тем более всем существом овладевает оторопь и сознание отупелой безнадежности…." Это Михаил Салтыков-Щедрин. У Проханова другое. Показав, выворотив наружу весь спектр общественного упадка, он вместе со своим героем Плужниковым ищет и обрящет несгоревшие, живые души, чудом сохранившие свойство любви, уцелевшие среди мертвых плясок торжествующей нежити.
Блуждая по некрополю погибших смыслов и мертвых идей, они находят и как всегда неожиданный, неведомый и единственный ресурс спасения, явленный через абсолютное и неподдающееся объяснению, чудо.
Да, Проханов расшифровал "черный ящик" современности. И мы услышали древнюю истину. Чудо спасения — не просто Божья милость, но награда. Без жертвы чуда не случается… "Соната" — это повествование о жертве и чуде.
Катастрофа подводного крейсера "Курск" в сознании многих русских людей была не просто очередной катастрофой, повлекшей многочисленные человеческие жертвы, но знаком беды, символом конца русской истории. Когда "Курск" упал на дно и решалась судьба моряков, многие молились за спасение и сравнивали всю нашу Россию с этой подлодкой. И когда все было кончено, надежда исчезла.
И даже записка погибающего офицера (записка обращенная к нам) со словами "не надо отчаиваться…", даже это вполне определенное указание не смогло развеять уныние.
Как ученики оплакивали распятого Христа, так и мы сейчас оплакиваем погребенную под развалинами идей Россию.
Сейчас всякий знает, что Господь воскреснет, но каково было ученикам Христа в ту черную субботу?
Описав в романе Победу, сцену уничтожения антихриста при помощи небесного крейсера "Москва", Проханов преодолел собственное отчаяние. Возможно, раскрыл смысл трагедии, случившейся с "Курском".
На разбухшем, набитом фальшивыми справками и лжесвидетельствами "Деле о гибели России" появилась большая синяя печать: "Дело закрыто".
"Модельер выпал из переломанного медного горла, стал падать к земле. Вид божественного, парящего в небе ковчега был ему невыносим. В падении он стал рвать на себе волосы, сдирая с черепа скальп. Хватал куски своего мяса на груди и боках, сдирал их с костей. Расшвыривая свою плоть, он превратился в голый скелет с оскаленным хохочущим черепом. Сгруппировался, прижав костяные колени к костяному подбородку. Из глаз его валил смрадный дым. Тоскливо воя, он помчался в отдаленные пределы Вселенной, где истлевала Черная Галактика Смерти, — вслед за своим учителем и патроном, Магом Томасом Доу.
Исполин распался на отдельные ломти. Остались стоять одни обломанные по колено ноги. Из них вылезали изможденные рабы, расправляли утомленные плечи. Их обнимали, угощали оставшимся от пиршества виноградным соком и яблоками.
Страшное побоище завершилось. Медная поднебесная башня, где затворились несметные силы Зла, была сокрушена. Узрев свой позор, разом обессилев, страшась возмездия, демоны покидали Москву: срывались с жестяных крыш и голых деревьев бульвара, пробивали волосатыми лбами кирпичные стены домов и мчались опрометью, путаясь в проводах. Лопалось то одно, то другое окно в великосветских домах, и оттуда в брызгах стекла выбрасывались ревущие чудовища, взмахивая перепончатыми крыльями, мчались прочь".
Из словаря Владимира Даля мы узнаем, что "всякая нежить бессловесна". То есть она может быть и многословна, и болтлива, и велеречива. Но произнося слова, выразить ничего не может. Ее речь — это бред, бормотание, набор звуков. Нежить существует вне смыслов, вне истории и вне русского языка.
Настанет момент — и она сгинет из мира живых, снова уйдет за кром бытия, и мы уже не услышим ее "заявлений", приветственных речей, эстрадных шуток — только бульканье гниющего болота да невнятный шорох под корой старой березы.
Русский язык — есть орудие живых. На великом поле, среди туш убитых драконов Проханов с крестьянским упорством делает свою работу, ожидая новых всходов.
Ведь язык и меч борьбы, и плуг для великой весенней пахоты.
Тобольск
1.0x
