| | | | |
ЖИЛИ-БЫЛИ
Спивается Галка. Вернее, уже законЧеннаЯ алкоголичка. Соседка говорит, что и заговаривается. Хотя, поскольку пьяной из дома она не выходит, то, увидев её, ни за что не подумаешь: ещё не пропитые вещи на ней опрятного вида. Они, конечно, старомодны и поношены, но чисты и отглажены. Волосы аккуратно прибраны, на лице лёгкий макияж. В свои 40 при беспробудном пьянстве она всё ещё красива.
Какой она была красавицей 20 лет назад, помнят почти все соседи, молодые семьи, получившие квартиры в ведомственной новостройке. И Галка получила комнату в коммуналке, когда вышла замуж. За москвича. Сама она приехала в столицу из Пермской области, устроилась работать на стройке, и вскоре вышла за "неровню", как считала его мать — за москвича, технолога на фабрике.
Галка привлекала не только красотой: пшеничная блондинка с ярко-голубыми глазами, статная, словно сошедшая с картин Константина Васильева, но и деревенским трудолюбием, покладистостью и обучаемостью всему. Приехав в Москву, она посетила почти все, в том числе не самые известные музеи и выставочные залы, зачастую выводила мужа в места, где он, москвич, никогда не бывал. И жилплощадь была получена ею, а не мужем. Но для свекрови она всё равно была неровней. Когда родилась Женечка, молодая семья получила и вторую комнату в квартире и зажила своим домом.
Когда дочке было 5 лет, Галка развелась с мужем, изменившим ей. Не потому, что мужскую измену считала тяжким грехом и не могла простить. А потому что изменил с москвичкой, "ровней", как выражалась его мать, заявившая после открывшихся неприятных обстоятельств, что "он к ровне тянется, а ты ему ровней никогда не будешь". Муж умолял простить, но Галка свою решимость на развод объяснила подруге Марине так: "Его мать этой "неровней" жизни не дает, всё время тыкает. Не общаться с ней? Так чего я буду сына от матери отлучать? Жён-мужей у человека сколько может быть? А мать — одна. И самой мне чего ради всё это терпеть? Ещё я и виновата!"
Размен жилплощади, от своей части в которой муж не думал отказываться в пользу жены и дочери, произвели оригинально: во вторую комнату квартиры, где осталась Галка с Женечкой, въехала женщина с сыном, а муж перебрался в квартиру оставленного мужа-пьяницы. Спился там и сам с новой женой — "ровней".
Дочь к школе Галка, перешедшая работать в магазин, готовила очень заботливо: форма, фартук, портфель, туфельки — всё было красивым, несмотря на тогдашнее неизобилие выбора.
Галка не может себе простить, что не обрывала коллегу-кассиршу, повторявшую приходившей к маме на работу Женечке: "Ну что, последнее лето гуляешь? Всё, скоро конец". Мол, последние денечки перед школой, а там запрягут.
…Хоронили Женечку в новой форме, в белом фартуке, в белых туфельках, положили в гроб портфель с букварём и тетрадками в косую линейку. Бегала Женечка во дворе, приехав от бабушки за пару дней до школы, и упала в открытый люк колодца.
Когда Галка вечером пошла искать не возвратившуюся домой дочь, по испуганным глазам гулявших с ней девочек поняла, что они знают, что случилось, но боятся сказать. В конце концов сказали: Женечка провалилась на их глазах, не заметив открытого люка. А они испугались и убежали, не позвав никого на помощь. Как потом выяснилось, помощь в этом случае была бесполезной: девочку засосало и унесло сточными водами после недавно прошедшего ливня. На "Водоканале" подсказали, где тело выплывет со стоком. Не укараулишь, унесёт в реку — вообще не найдёшь.
С приехавшей матерью они чередовали дежурство в ожидаемом месте, "Посчастливилось" Галке. Тело дочери выплыло из московской канализации на третий день. Державшаяся до обнаружения тела и похорон Галка после превратилась в тень. Она не ходила на работу, ни с кем не общалась, начала раздавать свои вещи, говоря, что они ей больше не понадобятся, и было ясно, что она готовится уйти вслед за дочерью. Добровольно. Отговорила её не просыхавшая от слез после смерти внучки мать, убедив, что этот её шаг падёт грехом на всю родню; и с Женечкой, ребёнком, прямиком попавшей в рай, она не встретится. Верующей Галка в то время не была, да и не стала, но жить продолжила. Если это можно назвать жизнью. Долго покрывавший её невыходы на работу ухаживавший за ней директор магазина вынужден был перевести её из кассиров в подсобные рабочие, так как она часто сидела, уставившись в одну точку, и обсчитывала покупателей как в ту, так и в другую сторону.
Через какое-то время Галка стала принимать ухаживания овдовевшего покупателя, давно положившего глаз на красивую кассиршу. Её статус подсобной рабочей его, главного инженера на заводе, не смущал. Бездетный вдовец стал рьяно и нежно заботиться о несчастной женщине, почти сразу предложив ей выйти за него замуж. Замуж Галка не согласилась, и через какое-то время даже погнала своего поклонника, которому так рады были и её мать, и подруги, надеявшиеся, что интеллигентный, надёжный мужчина вернёт Галку к жизни. Но она стала встречаться с принимавшим у них в магазине стеклотару любителем выпить и подраться. А поскольку отвергнутый инженер не хотел отступать, справедливо считая, что Галка погибнет с таким кавалером, то она зарегистрировалась с приёмщиком бутылок и прописала его у себя.
Ревнивый и сумасбродный, он, хорошо имея со своей стеклотары, запретил жене работать, заставлял сидеть дома, не думая, что заточение в четырёх стенах не пойдёт ей на пользу. Каждый день пивший, он заставлял и жену прикладываться к рюмке, превратившейся вскоре в стакан…
Соседка и её повзрослевший сын с риском для себя оттаскивали молотившего Галку пьяницу, а она даже не кричала, когда её били смертным боем.
Муж-пьяница потерял даже место приёмщика тары, и они стали сдавать койку торговцам с рынка. Галка ни с кем не общалась, хотя в доме у неё было немало подруг, с кем работали, гуляли с детьми во дворе…
К ним вдруг зачастил живший в их доме в одной из коммунальных квартир таксист, в эпоху перемен походивший и в малиновом пиджаке, и с пудовой цепью на бычьей шее, не оставлявшей сомнения в нынешних занятиях её обладателя. Поскольку переехавший в апартаменты на Кутузовском проспекте бывший таксист, ставший немелким владельцем и торговцем недвижимости, уже переселил из дома пару пьяниц куда-то за пределы Москвы, не было сомнений, чего он ходит и почему поит супругов. Когда соседка по квартире сказала, что Галка подписала договор об обмене их комнаты на часть дома в Тверской области, её подруга Марина, в один день с которой они родили дочерей и дружили — не разлей вода, решила с Галкой всё-таки поговорить. Но неожиданно та сама пришла к ней утром. В день рождения дочери. Она принесла в подарок той золотые часики, купленные уже покойной Галкиной матерью внучке на совершеннолетие.
— Сегодня нашим дочкам по 18 лет, — сказала она, достав часы. — Пусть твоя носит. О нас с Женечкой помнит. Я ей хотела в гроб положить, но оставила на память, вот вы и помните. Только уроду моему не говори. Ты вот мне сказала как-то, что я себя гублю. А я смерти ищу. Ведь я вместе с Женечкой умерла. Умереть-то умерла, а смерть за мной не пришла… Не дай Бог никому почувствовать, каково это — дочь потерять. Как это — себя каждую секунду винить, что одну гулять отпустила. Соболезнования никакие не нужны, они только раздражают. А уж за разговоры о том, чтобы ещё родить, жизнь наладить — прибила бы советчика. Что, если бы я родила — то Женьку бы свою снова, что ли? Её бы воскресила? После разговора с матерью пошла к батюшке. Он мне сказал, что страдания очищают, что человек через страдания в Царствие небесное попадает, куда и любой умерший ребёнок. Не сказать, что я верующей стала, но что-то запало в душу. Ну и чего мне тогда было, как вы все советовали, за Аркадия Петровича выходить? Он бы с меня пылинки сдувал, жила бы лет до 100. Зачем? Да и мне бы самой надо было о ком-то заботиться. И не надо мне примеров, что вот тот после смерти ребёнка ещё родил и зажил хорошо, этот... У них другой уровень чувствительности. А у меня — такой. Я вот за урода своего вышла, потому что пожалела: родители алкоголики, пили, били, в ласке нуждается, в заботе. Ну, он жизнь мою ещё в большую муку превратил. Если через страдания в рай попадают, то мне после жизни с этим извергом там — самое место. С доченькой своей. Я и пить-то почему стала? Вообще спать не могла. Ночь лежу — глаз не сомкну. А выпью — усну. И дочку во сне вижу. Она придёт, сядет или станет возле, по голове гладит и жалеет меня. И обо всём мы с ней поговорим. А проснусь — и договорить хочется. Вот и разговариваю с ней. А соседка уж думает, что я заговариваться стала. А это я с дочкой. Не жалей меня. Лучше дочки меня никто не пожалеет, а я уж, дай Бог, скоро с ней встречусь. Мы ведь в деревню глухую переселяемся. Мой все деньги за комнату пропил. С нашими навыками, без всякого инвентаря в деревне мы и картошки не посадим. Чем жить? Так что на верную смерть отправляюсь. А я её давно ищу. Или с голоду помрём, или он меня насмерть забьёт. Ты уж через год начинай за меня свечки за упокой ставить. И за Женечку. После смерти матери за меня и помолиться некому… Больше года я не протяну. Не жалей меня и ни в чём не убеждай. У меня 10 лет на размышления было. Я не понимала раньше, когда про умерших говорили: "Отстрадался". Вот сейчас поняла. Дай Бог, скоро и я отстрадаюсь.
Анна Серафимова
1.0x
