Хорошо быть живым. Мертвечиной нельзя быть. У мертвечины нет осознанности бытия по большому счету, мертвечины даже нет. Всё живое делается живыми людьми. А живыми могут быть только дети. Фокус-покус — это культура. Специальный механизм по созданию и поддержанию жизни среди взрослых: «Мы еще не мертвы, мы только умираем, мы в процессе, жизнь — есть движение к смерти, все нормально, все в порядке».
Культура — это огород цивилизации, с Вавилонской башней вместо пугала. Те прекрасные девственные леса и поля, которые начисто лишены так называемой культуры, мы называем Зонами. В зоне нет места культуре, а есть лишь бесконечная жажда свободы. А свобода и культура — абсолютно несовместимы. Задача культурного возделывания — это борьба с сорняками — с одуванчиками, ромашками, как с эфемерностью, хрупкостью счастья и свободой выбора. Взамен Вавилон предлагает нам искусственные розы с шинельной вонью, уколовшись шипами которых мы навеки уснем перед телевизором в ожидании чуда, которое, конечно, произойдет, но только уже не с нами. Из журнала «Кора Дуба»
Этот ростовский музыкант пока еще малоизвестен, хотя говорят о нем и упоминают часто, а заинтересованные граждане именуют новой надеждой русского андеграунда. Известно, что он закончил Ростовский государственный университет, философ; издавал журнал «Кора Дуба»; был участником фестиваля «Культурные герои ХХI века». Третьяков приобрел приличную популярность в акустическом варианте (да так, что часть поклонников не очень приняла переход в электричество, нечто подобное было в свое время с Бобом Диланом), несмотря на то, что известны были всего две записи 2001 года — «Концерт на фестивале »Кровавое воскресенье« в Питере и »Концерт в клубе «Плеханов», позже изданные «Выргородом» на кассете «Денис Третьяков в питерском Зоопарке».
С одной стороны, это замечательно аранжированные акустические переливы, с другой, непредсказуемая, волнительная лирика, пропитанная густой пылью подворотен и воздухом ростовских улиц. Тема детства, затронутая Третьяковым, звучит здесь по иному. В отличие скажем от тюменского «Чернозема», Третьяков строит свои ностальгические эпосы на конкретных образах, не уходя в заоблачные дали беспрерывного потока сознания. Его песни— песни действия, в которых, как в хорошей драматургии, имеет место сюжет и прекрасно выведены образы действующих персонажей. Многие слушатели упрекают Третьякова в излишнем цинизме и, если хотите, в аморальности его творений. Но с таким же успехом можно обвинять в подобном фильмы Бунюэля и прозу Ирвина Уэлша, справедливости ради заметив, что своей ценности от этого они не потеряют. Песни Третьякова, растерзанные на цитаты и присказки, подтверждают вышесказанное.
Теперь не то, совсем не так,
Домов настроили, земля разрытая,
В кармане детского пальто
Лягушка мертвая, да лапки перебитые.
Как группа «ЦД» стала функционировать с начала 2003 года, когда к Денису Третьякову присоединились басист Олег Толстолуцкий (группа «М. Я. С. О. »), скрипач Никита Полянский и барабанщик Женя Лабыч (оба играют также в ростовской группе «Урблюдъ Драмадеръ», а Лабыч последнее время регулярно отмечается на записях и концертах московских андеграундных групп).
Звучание группы кем-то было обозначено: панк-шансон, замешанный на трипхоповых ритмах и фолковой мелодике. Сюда еще можно дополнить авангардный рок в сочетании с фри-джазовыми моментами. Третьяков обычно скромно говорит, что всегда был более ориентирован на западную музыку, нежели на доморощенных «героев рок-н-ролла», тем более, на рокапопс (Наш рок в эпоху развитого постмодернизма — это шея, смазанная йодом на месте отрубленной головы). Хотя можно уловить интонации несколько подзабытой в России таллиннской группы «Не ждали» (лидер которой Леонид Сойбельман давно живет в Берлине), а также ростовских — «Пекин роу-роу», «Зазеркалье». Третьяков и «Церковь детства» пополнили собой блестящий ряд имен, олицетворяющих собой феномен ростовского андеграунда и ростовской музыки в целом.
Третьякова называют Злобным Карликом и «покорителем душ любителей рок-н-ролла». Но он скорее похож на грустного искателя справедливости. Он своеобразен и откровенен. Третьяков, кидающий в лицо слушателя жизненную реальность, облаченную в словесную форму, не совместим с приторно-эмоциональными рокерами, звучащими из радиоэфира. Он резок, правдив, естественен и непредсказуем. Третьяков реально беспокоит. В память врезаются афористичные строчки, третьяковские слова — взрывы.
Иногда реакция на произведения «Церкви детства» приобретает чисто физические очертания. Нечто подобное происходит при знакомстве с необъятной, безумной реальностью из текстов Юрия Мамлеева. Впрочем, настоящие художники просто внимательнее смотрят вокруг и видят то, что скрыто от обычных глаз. Становится весело и страшно.
Иноземцы, столкнувшись с нашей вселенной, либо сходят с ума, либо в ужасе убегают, либо становятся русскими.
По дороге мчится интурист на тройке,
ветеран медалями звякает в помойке.
Гордо поют петухи в MTV
Ждут меня, ждут неприятности.
Я устал — меня зовут котенок Гав.
По большому счету, — это совсем уже не рок в привычном понимании.
Подлинный рок никакого отношения к «рок-музыке» не имеет. Часто он не имеет отношения даже просто к «музыке», то есть к игре на музыкальных инструментах. Рок — это не музыка, а сакральный акт, мистерия абсолютной детской свободы. Главное — это одержимость. Это содержание рока, а его форма не имеет никакого значения («Кора Дуба»).
Русские — детский народ. Вся наша беда в том, что, поддавшись на уговоры и соблазны оттуда и агентов энтропии, мы захотели стать «взрослыми». Но в Вавилоне Россия существовать не сможет
Денис Третьяков: «Основная идея »Церкви Детства« — передача информации для детей, создание так называемого определенного наивного детского уровня. Изначально очень хотел писать песни только для детей, заниматься детским творчеством. Мы выступали на утренниках, делали там разные представления, то есть пытались раскачивать детей. Ведь многие люди доходят до каких-то мыслей и идей к 20–30 годам, а хотелось бы, чтобы раньше, значительно раньше. Это ведь очень важно. Но это не должно быть воспитанием, воспитывать нельзя. Нельзя загонять людей, чтобы они ходили строем, а кто-то один им что-то вещал. Я против такого подхода, против »скаутских организаций«. Пионерия не была той организацией, которая ребенка травмировала. А сегодня всевозможные закрытые тусовки, пропагандирующие что-то, не симпатичны, даже толкиенисты.
Сейчас есть такая проблема — экстремистские формы передачи информации в культуре совершенно не работают; многие левацкие организации в итоге замыкаются в кругу одной авангардной тусовки, когда люди могут говорить матерное словцо на Красной площади, но дальше этого ничего не движется.
Мы решили воспользоваться известной схемой. Традиционная форма — форма рок-группы — меня вполне удовлетворяет. Видите же всех этих маленьких детей, которые »Арию«, »Король и Шут« слушают — эти люди нам очень нужны; они вполне реально могут въехать и врубиться. Их надо только переключить».
Сейчас есть такая проблема — экстремистские формы передачи информации в культуре совершенно не работают; многие левацкие организации в итоге замыкаются в кругу одной авангардной тусовки, когда люди могут говорить матерное словцо на Красной площади, но дальше этого ничего не движется.
Мы решили воспользоваться известной схемой. Традиционная форма — форма рок-группы — меня вполне удовлетворяет. Видите же всех этих маленьких детей, которые »Арию«, »Король и Шут« слушают — эти люди нам очень нужны; они вполне реально могут въехать и врубиться. Их надо только переключить».
«Церковь детства» — один из немногих коллективов, имеющих свою идеологию. Не являются сторонниками какого-то мировоззрения или пропагандистами оного, но владеют своей внутренней философией. Опять же, за редкими исключениями, в нашей музыке подобное возможно только в андеграунде.
«Философия детства включает восхищение первозданными ценностями, она связывает два человеческих состояния, кажущиеся несовместимыми: эгоцентризм и самозабвенное служение общим целям» (Сьюзан Зонтаг).
«Все мы родом из детства. Но не все остались на Родине. Многие предпочли Родине «историческую родину», октябрятской звёздочке — комсомольский билет, а ему в свою очередь — пластиковую карточку. Конечным итогом станет надгробная табличка. Человек знает, что в шесть ему уготована — школа, в восемнадцать — армия или институт, в двадцать два — семья, в сорок — старение, в семьдесят — смерть. Оказывается, ТВОРЧЕСТВО — не принцип жизни. Принцип жизни (точнее смерти) — программа.
На деле Творчество — это безотходный (статика, включающая в себя динамику, а не наоборот) циклический процесс. Лекарство против смерти. Детство есть мягчайшая дорога бегства от Культуры, оправдывающей обязательную смерть. Детство — бессмертно. И это не поэзия. Это физиология. Умирает тот, кто уходит. Мы остались.
Рефлексия не в чести ребенка. Он не перепевает чужих песен, он сочиняет свои! Ребенок делает это сам, минуя посредников, ведь Господь смотрит в глаза ребенка! В глазницы взрослого смотрит телевизор. Ребенок бесконечен, ибо границы есть только у культуры. Она сама и есть культура. Колючая проволока ограничений.
Да, самодельная литература — это детство, самодельная музыка (рок) — это детство. Самодельное искусство — детство. Ведь только в них, посредством творчества реализуется основной принцип деятельности — делай, что хочешь».(«Кора Дуба»).
Денис Третьяков : «Существующая в нашем обществе идея »надо спасать детей«, столкнулась с мыслью, что детство это не возраст, а состояние души — наиболее радикальное из всех состояний, местами злое, если использовать моральные категории. И мы пришли к выводу, что состояние, которое мы ищем, не обязательно должно быть только у ребенка, оно может быть и у взрослого человека. А идея неподкупности, правдоискательства из всех существующих сегодня форм Российской культуры присутствует, к сожалению, только в андеграунде. Только в контркультуре — в литературе, музыке. Здесь собрались наиболее честные люди, взгляды которых соответствуют моим. Есть как раз то, что я называю »проблемой детства«. Вне пола, вне возраста, и прочего».
Это не апология инфантилизма. Вокруг и так слишком много инфантильных. Прямо по списку, начиная с ВВП. И это не шутка, тем более, не пресловутый эпатаж.
«И что вообще такое эпатаж — Жириновский в Думе? Зелёные волосы на дискотеке? Запомните, собака, которая лает, не кусает. Эпатаж — это там, где шумно и грязно. Нас там нет. Мы там, где тихо, чисто прибрано и страшно. Потому что — всерьез. Тут так живут и (или) умирают».
«Нам нечего терять, но нам нечего и приобретать. Мы не в магазине. Мы в могиле. Там, наверху— прогнившие бочки с химическим оружием, вагоны радиоактивных отходов… Там — кончилась История. Мир Вавилона — это мир принципиально одинаковых ценностей, выбирать среди которых не только нельзя, но, и, по большому счету, невозможно. «Добро» и «зло» Вавилона тоже абсолютно равнозначные силы, необходимые для поддержания друг друга, для поддержания здания Вавилона. («Кора Дуба»)
Эта суровая логика. Но неизбежная. Примирение с системой невозможно. Хорошо «там», и хорошо «здесь» — полярны. Неканонический сухой язык лучших представителей отечественного андеграунда звучит порой с канонической чистотой. Да и теория детства — почти евангельское «Будьте, как дети…».
Мир Вавилона вообще только «порождает». Он принципиально не в состоянии остановиться и насладиться уже имеющимся результатом, он подминает под себя все новое, через секунду уже забыв о нем, ради еще более нового. Свалки этого мира переполнены новыми диванами и «устаревшими» компьютерами, беспризорными больными детьми и безработными лишними людьми«. (»Кора Дуба«)
У нас уже нет прошлого. Возможно, не будет будущего. Но есть настоящее. И пока оно есть, мы живем, а Вавилон спокойно спать не будет. Третьяков, как подлинный экстремист, не утешает, но насмехается, и на его лице гримаса, а не улыбка. Для следования за ним нужен иной тип сознания, лишенный любых элементов буржуазного. »Церковь детства«, »Кооператив ништяк« или Сантима невозможно понять филистеру. »Рационалист будет читать, слушать о духовных материях, но ему так и не удастся постичь их: человек-животное не понимает людей духа«. Но людей андеграунда с каждым годом все больше.
Денис Третьяков: »Рок-форма устарела, но, парадоксальным образом, работает. Проблема в том, русская культура сегодня не только в музыке. Она, скорее, заключена в другие формы — в литературные, в философские… Французская культура — это не группа »Телефон«, это Жиль Делёз, например. И по аналогии, современная русская культура — это не Борис Гребенщиков, а допустим, Валерий Подорога. Есть масса явлений, дающих яркое представление о нашей культуре и не имеющих никакого отношения к року. Хотя бы те же философы. Идеи у них значительнее и разнообразнее, чем в рок-музыке. К тому же, есть современная русская литература. И есть андеграунд. Уровень, понятно, пока ниже, чем у философов, но там происходят серьезные вещи, рождаются интересные идеи, там преодолевается Вавилон«.
Над материалом работали Иван Калиничев, Александра Оболонкова, Андрей Смирнов
