ХАТА

| | | | |
Александр Брежнев
ХАТА
То, что творится в стране последние пятнадцать лет, иначе, как алкоголическим бумом не назовешь. Этот бум выкашивает из русских городов и сел тысячи когда-то работоспособных и здоровых людей. Еще несколько лет такого пьянства — и не то что восстанавливать империю, ВВП в два раза подымать будет некому. Об этом — в статье нашего корреспондента.
Мне предстоял визит в необычное для обывателя место, от попадания куда, впрочем, не застрахован никто. Как говорится, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Поэт или философ назвал бы это место царством смерти, потому что оттуда редко кто возвращается не то, что здоровым, но и живым. На языке современных россиян такие места называются проще и обыденней — хата. Когда-то безобидное, доброе русское слово теперь приобрело зловещий и мрачный смысл, исполненный безысходности.
Обычный подъезд в советского образца девятиэтажке. Давно немытая лестница, паутина, тонкой сетью растянутая по всему потолку. Исписанный и изрисованный скабрезностями лифт несет меня на седьмой этаж. На лестничной площадке — стойкий запах нечистот. Вот и дверь с нужным номером. Хата. Дверь деревянная, обитая старым, но целым дермантином. Напрасно ищу кнопку звонка, стучу в дверь кулаком. Долго не открывают, но, наконец, слышу неуверенные шаги. Робкий голос спрашивает: "Кто там?"
Открывают. Изнутри хата выглядит менее жутко, чем я ожидал. Приходилось видеть и пострашнее. Здесь никаких гор мусора, нет кучи фекалий в ванной и вообще не смердит.
Узкий, но длинный коридор напрочь лишен мебели, вдоль стены стоят пары грязных и заношенных до дыр кроссовок, допотопных ботинок, женские дешевые стоптанные туфли, а также дырявые туфли офицерского образца. На полу нечто, когда-то бывшее паркетом, — грязные, уложенные елочкой дощечки. Местами их нет, и оттуда смотрит черная пыльная пустота.
Сразу налево — крохотная кухня. Темный, давно небеленый потолок, всё та же паутина по углам. Покрашенные в зеленое стены. Линолеум, местами порванный, видимо, регулярно моют. Это видно по грязным разводам от швабры. Простой деревянный стол, замызганная плита, почерневшая раковина, на раковине моющее средство — мыльница, наполненная содой. Стол чисто вымыт, какие-то пятна на полу явно пытались оттереть, отчего линолеум получил множество узких параллельных порезов. На подоконнике тоже разводы от тряпки. В углу у раковины примостился еще действующий остаток веника. Убранство в комнате столь же лаконично, что и в коридоре. Вторая комната вообще пуста. Голые стены. Объединяет все комнаты общий элемент убранства: повсюду вдоль стен аккуратно расставлены батареи из пустых водочных бутылок. В зале под столом валяется несколько свежеопорожненных — не успели убрать со вчерашнего вечера.
Народ здесь живет самого разного возраста, пола и происхождения. Принято называть друг друга по полному имени, а иногда и по имени-отчеству. Фамилии и клички не в ходу. Одеты очень потрепанно, вообще очень старая одежда. Но, похоже, одежду здесь иногда стирают, по крайней мере, от нее не пахнет, как от бомжей. Лица суровые, морщинистые и загорелые — почти, как у древних воинов. Но бросается в глаза какая-то пугливость. Глаза выражают странный страх, как будто человек ждет, что его сейчас ударят. У собак бывает такой взгляд. Утром все двигаются по хате плавно, как тени. Резкие движения и, тем более, звуки не приветствуются. Всё делается медленно и нерешительно.
Живет хата общиной. Здесь всё общее и все равны. Между всеми одинаково уважительное отношение, смешанное со всеобщим сочувствием друг к другу. Хотя, как и в любом обществе, есть те, кто равнее, и те, кто равен в меньшей степени. Есть два авторитета — старые, по крайней мере, на вид, деды. Одному — сорок лет, другому аж пятьдесят. Имеют вид старейшин. Всё знают, каждому могут дать совет и вообще управляют жизнью общины. Это они спят на кроватях. Кроме кроватей, других привилегий у дедов нет, всё делают наравне со всеми, если, конечно, позволяет здоровье. Есть еще две статусные группы. Новички и те, кто живет на хате уже давно, больше двух недель. Человек, прошедший армию или любой другой нормальный коллектив, будет серьезно озадачен системой отношений с новичками на хате. Здесь всё наоборот. Новичок тут царь и бог. Вся хата, включая авторитетов, всячески угождает новичкам. Им дают для сна матрасы, освобождают от работ, окружают добротой и сочувствием. Женщины предоставляют ласку и могут постирать одежду.
Кстати, о женщинах. Вместе с двенадцатью мужиками здесь обитают четыре женщины. Они прибираются по дому, иногда варят какую-то закуску: вермишель, рис или картошку, иногда стирают. В правах они, по сравнению с мужчинами, несколько обделены. Их не допускают до принятия решений. Но отношение к ним очень корректное. Их не насилуют и не бьют. Близкое общение с женщиной на хате возможно только по любви, то есть с согласия и желания дамы. Наличие женщин сильно оживляет обстановку. Флирт, любовь, ухаживания — всё, как в обычном обществе. Бывают и любовные драмы, любовные треугольники, сцены ревности. Вся гамма простых человеческих чувств, игр и интриг. Однажды из-за Наташки, девушки из Смоленска, чуть не произошла на кухне дуэль. За ее любовь хотели сразиться, схватившись за столовые ножи, двое поклонников. Только вмешательство деда предотвратило кровопролитие.
Выглядят, правда, дамы не очень презентабельно. Драные колготки или старые протертые джинсы, старые застиранные кофты и блузки. Синие лица, мешки и синяки под глазами. Тем не менее, стремятся выглядеть привлекательно. Сверх меры мажут губы яркой дешевой помадой, такой же, чересчур усердный, макияж, подобия причесок.
Лидка, которая встретила меня на кухне, как раз опохмелялась стаканом водки, курила "Приму". Несчастные глаза осветились искрой надежды: то ли при виде нового человека, то ли от действия утреннего алкоголя. Обломанные, красные ногти, дрожа, держали стакан. Волосы стянуты назад и заколоты трогательной детской заколкой. Рядом с бутылкой лежал фантик от шоколадной конфеты, следы которой остались на губах. Потом оказалось, что ей всего восемнадцать, и она с Украины. Приехала в Москву на заработки. На работу не взяли. Два месяца провела на панели. Там ее пару раз избили клиенты. Потом сбежала и спряталась на этой хате, где ее никто не найдет. Эта история характерна и для остальной части местного дамского общества. Только Маринка попала сюда, бежав от мужа, который ее колотил. Здесь они находят последний приют и последнее в жизни теплое сочувствие.
Обычно новичок появляется в результате какой-то личной драмы. Скандал на работе, нелюбовь в семье и непонимание жены... Часто им просто движет непонятная тоска и разочарование. Так или иначе, однажды вполне презентабельный человек попадает под гравитационную силу хаты, неминуемо втягиваясь в ее орбиту. Больше всего любят новичков сразу после зарплаты. Подчас алкоголики нарочно выслеживают мужиков после получки, которые перед возвращением домой решают посидеть на скамеечке и выпить пивка. Жители хаты примерно знают обитателей своего района и безошибочно определяют, когда и к кому можно подсесть на скамеечку с душевным разговором. Дальше идет работа, как у сектантов. Очарованный душевными и всё с полуслова понимающими новыми друзьями, человек идет к ним в гости — подальше от обрыдших семейных и служебных проблем.
Первые несколько дней в угаре безудержного пьянства сливаются в сплошной праздник для новичка и для всей хаты. Но через неделю заканчивается даже хорошая зарплата. Через две недели новичок сливается с серой массой пьяниц, приобретая все известные медицине признаки хронического запоя. Сразу теряет статус, спит на полу и бедствует наравне со всеми. Уйти самостоятельно человек отсюда уже не может. Бывает, спасают жены или друзья, которые находят эту хату, волоком оттаскивают своего страдающего острым похмельем горемыку домой. Прогулявший с чужими людьми всю зарплату мужик, которого, испачканного рвотными массами и еще неизвестно чем, приносят на руках домой, несет в свою семью не меньше горя, чем покойник.
Иногда в пирамидальной системе хаты наступает дефолт. Слишком долго не появляются новички. Вечерние вылазки по дворам в поисках одиноких выпивающих людей тоже не приносят результата. Тогда наступают черные дни, которые, впрочем, занимают большую часть исторического времени хаты. Тогда, чтоб выжить и не допустить мучительного отрезвления, мобилизуются все ресурсы. Баб отправляют ночью на дорогу. Они натягивают дырявые, в черную крупную клетку колготки, нещадно мажутся всеми имеющимися средствами макияжа, опрыскиваются жгучими духами. На большом проспекте их быстро выловят менты, поэтому идут на улочки поменьше. Непредвзято оценивая свои внешние данные, становятся подальше от фонарей, предлагая проезжающим дешевый интим. На полноценный акт с такой путаной решаются только самые отчаянные или солдаты. Но на оральный секс по-быстрому, за пятьдесят рублей, часто удается развести какого-нибудь шоферюгу или извращенца. В итоге, утром женщины все вместе приносят своим мужикам рублей триста, а то и пятьсот. Против такой ночной работы своих дам не возражают даже их признанные на хате любовники. Любовь любовью, но когда нестерпимо горят трубы, здесь идут на всё.
Сами мужики заработать денег не могут. Можно было бы той же ночью пойти разгрузить вагон. Но нещадно дрожат руки, нет никаких сил, и вообще работать не хочется. Мужчины начинают работать с шести утра, разбредаясь по району в поисках пустых бутылок. Основные точки сбора уже давно распределены. Метро, железнодорожная станция, ДК. Приходится искать и подбирать свежие бутылки, почти хватая их из рук бегущих на работу людей. Все, что могло бы остаться с вечера от молодежных гулянок, вечером же и собрали "батл-хантеры" -— трезвые бабушки и дедушки, которые работали здесь, пока хата гуляла.
Всё заработанное на бутылках и на ночной дороге собирают в общак. Почти всё тратится на дешевую паленую водку. Из еды берут в магазине только черный хлеб и лук. Пить паленую водку, покупаемую в ларьках кавказцев, здесь не боятся. Мало кто на хате верит в свою долгую жизнь. Больше двух лет здесь просто не живут, а часто "кондратий" хватает новичка уже через месяц. Поэтому отравление водкой выглядит ничуть не страшнее разрыва печени или чего-нибудь подобного. По крайней мере, пока это отравление не настанет. К смерти здесь вообще привыкли. Регулярно вызывают "скорую" для кого-то из дружков. Врачи, отлично зная этот адрес, едут не торопясь, полагая, что откачивать этих смертников бесполезно, а ценности для общества они никакой не представляют. Приезжают через час-два, хладнокровно констатируют смерть. Уродливое тело забирают в морг. Судьбою этого тела на хате уже не интересуются, и вообще довольно быстро забывают о своем бывшем товарище, его место уже занял новый друг с получкой. Хотя, конечно, поминки справляют охотно.
То, что можно увидеть на подобных хатах — лишь одна из составляющих стремительной деградации населения и его психологического нездоровья. Суициды, наркомания, конфликтное поведение, ведущее к необоснованным трагедиям — все это симптомы одной болезни, поразившей страну. Массовый алкоголизм, особенно в его самых опасных формах, больше всего поражает те слои населения, которые в результате реформ лишились будущего, особенно молодежь. Государство и общество не только не помогают пострадавшим согражданам, но с удовольствие используют их беду. "Чем больше быдло будет пить, тем больше прибыль!" Пусть всё выносят из дома и продают по дешевке, найдется кому купить. По-прежнему присматриваются к пьяницам участковые, но уже с другой целью. Это подходящий клиент, чтоб пришить ему глухое дело, за него никто не заступится. А главное, скоро алкаш помрет, и знакомая фирма приберет к рукам его квартиру.
Главное, миллионы людей цветущего возраста выключаются из активной политической и экономической жизни. Лучше миллионы пугливых алкоголиков, чем трезвых бунтарей и революционеров. Государство борется за здоровье нации лишь на словах. На деле, близкие к нему структуры с удовольствием накачивают страну наркотиками и дешевой водкой, провоцируя все более высокую смертность и нетрудоспособность миллионов людей. Фашисты использовали для аналогичных целей лагеря смерти. В России работают такие вот хаты.