| | | | |
ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
Добрый хозяин ворот понапрасну не распахивает, но и не закрывает наглухо. Знает, что во всем блюди меру: и в хлебосольстве — иначе всё развеешь по ветру, и в скрытости — всё уйдет в прах и ржавь. Ибо сладкое разлижут, а горькое — расплюют. Царь Петр лишь окно в Европу прорубил, но поленился раму вставить и застеклить — и сколько тут смраду нанесло. За двести лет не расхлебали и не подмели… А нынче, вот, всю русскую стену испроломили, раскатали по бревнышку, открылись до бесстыдства и можно представить здравым умом, сколько гили, сорому, всякой нежити и нечисти натянуло к нам по ветру. Подумаешь — и оторопь возьмет…
Святые писания говорят: "Не будь ни холодным, ни теплым, но иди средним путем". Железный занавес дает гнили и ядовитых паров, но марлевый полог не задерживает тлетворных воздухов, дающих хвори душе, и не останавливает злоумышленника. Царь Соломон утверждал: "Подпусти к себе инородника, и он погубит тебя". Древнерусский святитель учил, обращая проницательный взгляд на Запад, откуда с купеческими караванами притекала в русские пределы всяческая ересь: "Их платье не по нам, наше платье не по ним. Каждый народу свою одежду носит". Лучшие умы во все века размышляли о соседстве народов, о их взаимопроникновении: величайшие нации потиху истлевали и сходили на нет, если припускали в свои стены кочевников и давали им воли…
Каждый народ своей матерью-землей рожден, ею воспитан, ею кормится и в неё возвращается обратно. Что французу (к примеру) хорошо, то русскому смерть. Вот Франция каждый год получает урожаи хлебов по семьдесят центнеров, потому что вбивает в пашню удобрений и защитных средств по самую завязку. Нынче ветчины у французов не портятся даже в самую жару, но зато все обязаны перед едою съесть лист салату, чтобы притушить и вывести яды. Каждый русский, приехавший во Францию, с год мается животом. Это и есть "крохотные" недостатки тамошнего благополучия. С подобным вынуждена мириться Германия, изобретая всяческие "эрзацы" под приманчивыми этикетками, и Италия, стиснутая горами, и Голландия, прижавшаяся к морю. Люди, столетиями живущие в той природе, уже притерпелись к своей еде, ибо соки тамошней земли вошли в их кровь, растворились в ней и выработали противоядие.
Помнится, какой лютый голод вынесли русские люди в войну; ели кошек и собак, мох и липовую кору, лебеду, сосновые шишки, земляные коренья, березовые почки, но ведь лягушками-то брезговали, не ели змей и земляных червей, устриц, сушеную саранчу и скворцов, что с удовольствием пользуют другие народы. Значит, в каждой нации неистребимо живет своя историческая брезгливость, кою не побороть, ни воспитанием, ни насилием. И это природное чувство надо уважать, нельзя понуждать его к измене корневого, что вросло в гены. Но мировой ростовщик, не имеющий родины, от всего хочет получить прибытка, он по своей психологии варвара никогда не поймет национальных особенностей, чуждую ему этику и эстетику принимая за косность, убожество и недоразвитость корневого народа.
И вот нам лицемерно втюхивают сою и арахис, куриные окорочка, кока-колу, итальянскую пиццу, (словно бы наши стряпухи без рук), израильские яблоки и помидоры, которые не гниют, бананы из Аргентины, финское масло, похожее на глину, немецкое мясо и консервы, напичканные нитратами, колбасу из туалетной бумаги, гамбургеры, от которых можно порвать рот иль получить заворот кишок, жвачку, сжигающую желудок, не портящиеся торты и печенье с уксусом, конфеты и сладости с изжогою, шоколад из сои и ещё много прочей дряни, от которой легко заболеть и отплыть на тот свет, а также всякие мази и примочки, снадобья, китайские трусы и халаты на неделю, италианские погребальные тапочки, стиральный порошок, притирки от пота и перхоти, для бритья и мытья, корм для кошек и собак… Ну всего, братцы, не учесть, с неделю придется перечислять. Везут чаще всего то, что можно произвести у нас, и гораздо лучшего качества и нашего вкуса, из того, что дает родимая земля, но поры которой неистово забивают стиральным порошком.
Наглая атака на продовольственный рынок страны, пожалуй, не знает похожего в Европе. И вот самолетами, пароходами, железной дорогою и машинами со всех сторон везут к нам миллионы тонн всякого дерьмеца, ибо с каждого килограмма его какой-то чиновник, завхоз, рокер и брокер, маклер и квакер (с другой стороны) имеют гешефт, свой навар, на которые можно устроить свое благополучие.
Мне помнится, как в канун либеральной революции некий экономист Шмелев, пухлощекий, добродушный, смахивающий на Карлсона (который на крыше), внушал-де зачем нам, русским, работать и заниматься производством; ведь куда проще взять в Америке кредитов пару миллиардов, набрать за бугром товару и жить-поживать. Кончатся денежки, — занять снова; де, сейчас лишь ленивый и тупой не живут в кредит. Нам тогда показалось, что Шмелев, усмехаясь, шутит, жужжит, как жук, очаро- ванный запахом грядущих перемен. Но оказалось позднее, что путь государства именно таким и был задуман "тайным правительством", а Шмелев, посмеиваясь, лишь озвучил его, помог натянуть удавку на шею.
До переворота в стране выращивали около сорока процентов мировых овощей; из них, по нерадивости, половину пускали в отходы… Казалось бы, направь усилия на переработку — и прилавки заполнятся своими консервами. Но сады запустошили иль вырубили, поля забурьянили, фермы уронили, скотину пустили под нож; поле сражения за русское благостостояние коварно отдано врагу. И всю европейскую, да что там — мировую второсортицу и гниль потащили в Россию, превратив её в свалку.
Как земле надо произвести кадастр, так и ввозимому товару — качественную оценку, переборку, строгий учет и надзор, и вместо сотен тысяч наименований пропускать, быть может, тысячу, — но тот товар, без которого нам позарез невозможно, без которого обрушится вся наша жизнь. Шить, ткать, стряпать, варить мы обязаны сами и по своему вкусу; мы живем на родной матери-земле, на которой всё растет для русского человека; и всё будет, только бы не ставили народу препон, не загоняли в лишения и тоску, не натягивали новый хомут, не запихивали бы в грязное душное стойло.
Духовное противостояние и торговое противоборство были и будут всегда. И только от государства зависит, какие рогатки выставить и занавесы вывесить: тюлевые, железные, броневые иль ракетные.
Мы стоим на пороге крепостного права либерализма. И снова невольно возникает вопрос: кто кого…
Владимир Личутин
1.0x
