| | | | |
Анатолий Ливри
РЕВАНШ ВАРВАРОВ
"Троя", последний фильм Вольфганга Петерсена, заинтересовал меня не только компьютерной графикой и батальными сценами. На первый взгляд создаётся впечатление, что сценарий сработан грубовато и поверхностно. И действительно, в фильме можно найти потрясающие ляпсусы вроде троянского солнца, встающего поутру из-за моря, хотя, исходя из географического положения города, оно должно было бы там садиться. А уж с трагическими поэтами сценарист и вовсе оказался непочтителен, решив уничтожить почти всех героев в Трое и, таким образом, лишить Софокла с Эсхилом персонажей "после-троянского" цикла. И всё-таки есть в этом фильме нечто, что заставило меня усомниться в поверхностном отношению сценариста к своей работе.
По-моему, автор сценария с особой тщательностью поработал с литературными источниками. Берусь утверждать это не только потому, что перед высадкой на Илионский берег один из царей вдруг начинает говорить парафразами Перикла из Истории Фукидида, заявляя о безумной смелости греков, проложившей им пути по всем странам и морям, что можно расценить как желание поиграть с кинокритиками: мол, найдёте или нет? Но автор сценария, несомненно, преследовал определённую цель, находящуюся выше исключительно интеллектуальных развлечений — цель идеологическую. Для этого на вооружение им была взяты вовсе не "Илиада", как об этом сообщается в конце фильма, а литературные труды куда более поздней эпохи — греческие и латинские книги эпохи Империи. Выбор этот можно расценить как интересный — когда, например, Парис всаживает стрелу в пяту Ахиллеса, а затем убивает его стрелами в грудь (как это происходит у Аполлодора). Но он, этот выбор, куда менее невинен, чем кажется вначале.
У Гомера можно проследить тенденцию свойственную ахейцам героического периода: так, воины, пришедшие к Трое, храбры, умны, а самое главное — любимы богами. Тем самым они противоставляются варварам: почти всегда глупым, немилосердным к врагам и трусливым, как Гектор, убегающий от Ахилла. Да и боги уже в самом начале войны предсказывают варварам поражение .
Но позже, в период, называемый англо-саксонскими историками "эллинистическим", появляются произведения, где явными симпатиями богов (и авторов) пользуются уже варвары. Одна из самых известных таких книг — "Энеида".
Выражение симпатии к троянцам со стороны Вергилия логично: Эней — один из варваров, потерпевших поражение в Трое, основывает Рим и становится прародителем императоров. Именно это, кстати, даёт полное право Данте в восьмом круге "Ада" называть римлян "троянцами".
И, что более всего поражает эллиниста, смотрящего фильм Петерсена, так это извращение кинематографическим идеологом самой структуры гомеровских произведений для повседневных нужд сегодняшней варварской империи-гегемона. Мало того, что в фильме царь варваров — Приам, вдруг ни с того ни с сего начинает заявлять о своей любви к народу: "демофилии", куда более присущей современному политическому деятелю, чем тирану Малой Азии. Более того, в Трое афишируется храбрость и благородные поступки варваров, благочестивых до такой степени, что они ужасаются оскорблению, нанесённому богам.
В противоположность варварам те, кого согласно Фукидиду только впоследствии назовут "эллинами", в буквальном смысле меняются местами с варварами. Так, в фильме только ахейцам присуще впадать в hybris — излишество, караемое богами. Будь то чрезмерная страсть к власти, как у Агамемнона Трои, или глупость Патрокла, якобы надевшего доспехи Пелида без его на то позволения. А уж подлинно "анархистский атеизм" Ахилла, срубающего голову статуе Аполлона и поносящего богов, — вовсе не вяжется с образом героя "Илиады".
Но, как бы то ни было, американский режиссёр достигает своей цели: ахейцы, ворвавшись в Трою, разбивают статуи своих, греческих богов. Царь греческих царей Агамемнон хватает за горло Брисеиду (подменившую тут Кассандру), находящуюся под защитой алтаря Аполлона (занявшего место Паллады), за что и карается рукой женщины-варварки, и проч. В то время, как благочестивые варвары фильма, напротив, не перестают клясться ахейскими богами и вступают в бой за благую цель — защиту "родины", о чём в фильме, кстати, говорится не раз.
Нетрудно понять, о ком думает автор фильма, представляя на экране "греков", некогда создавших своих богов и теперь презирающих их. Точно так же можно догадаться, кто именно эти варвары, защищающие от "эллинов" их же святые образы и дающие "эллинам" урок гуманизма, патриотизма и доблести: странным образом фильм появляется на экранах одновременно с изъятием из "жискаровской" конституции Евросоюза слов о христианских истоках Европы, декларацией Ширака об исламских корнях нашего континента и прочее.
И, конечно, реванш новых варваров должен произойти под эгидой заново созданной ими империи. Не потому ли в уже объятой огнём Трое нам показывают принца варваров Париса, который останавливает Энея и вручает ему троянский меч для основания нового Рима?
Париж—Сорбонна
1.0x
