ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

| | | | |
ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
В старообрядческой молитве Ефрема Сирина говорится: "…Господи, грех уныния и сребролюбия отжени от мене". Патриарх Никон в свое время лишь слегка приобновил её: "…Господи, грех уныния и сребролюбия не даждь ми". Кажется, велика ли разница в одном лишь слове? Но весь смысл молитвы неожиданно изменился коренным образом; разве Господь насылает на нас грехи, а не сама плотская природа сквернит наш душу, кою мы и пытаемся излечить с помощью Бога во всю жизнь? Вот в эту-то крохотную щель и протискивается клещ стяжательства и начинает иначить русский устоявшийся характер: дескать, в этой хвори нет нашей вины, если сам Господь насылает на человека, а может, сребролюбие и вовсе не болезнь, но достоинство для посвященного, коего Бог пометил своим перстом.
…Русский человек всегда презирал ростовщика, менялу, процентщика, ибо они, что клопы, живут, пия чужую кровь, как бы делают свои капиталы из воздуха, давая деньги в рост, и почитают свой добычливый промысел за главнейший на земле труд. В этом кроются насмешка и презрение ко всем, живущим на земле-матери, кто добывает хлеб в поте лица своего.
Это западные ростовщики ввели в России в оборот проценты, займы, заклады, банки, банкротство, векселя, акции, меняльные конторы, сутяжничество и прочие новейшие денежные операции. Ибо западный человек из меркантильного своего ума живет брюхом, земным раем, скапливая сокровища для рода своего. Наверное, это хорошо в разумной мере, когда капитал — не фетиш и не Бог: ибо строится добротный дом на многие поколения, чтобы выспело потомство и научилось уму-разуму, скапливаются на счетах денежки, заработанные со своих ногтей, чтобы сын уходил из родового гнезда не с пустою сумою. Но суть русской души была иная: "Голым явился в мир, голым и уйду", "Деньги даются богатому нищих ради", "Кинь добро назад и оно очутится попереди" и т. д. Потому русская торговля велась на доверии, на православном сознании, на совестном чувстве, когда не составлялось никаких актов, записных листов, нотариальных свидетельств, но хватало порой зарубки на палке или просто честного слова, чтобы доверить ближнему многие тысячи рублей. Было за честь отдать долг: не можешь вернуть — застрелись…
Академик Берг, путешествуя по Северу, писал, что однажды полярная экспедиция Пахтусова потерпела крушение у Новой Земли. Суда затонули, затертые льдами, но экипажи спаслись. Промышленник Еремин, что оказался на то время на Новой Земле, уступил Пахтусову свое судно с провиантом. Путешественник вернулся в Архангельск, но вскорости умер. Когда промышленник Еремин обратился в казначейство, чтобы ему вернули долг две тысячи рублей, его спросили, а было ли на то письменное заключение с капитаном, на что Еремин с гордостью ответил, что он не думал об этом, когда найдя погибающих людей на пустынном острове, принял Пахтусова к себе вместе с командою, поил-кормил их, служил им и оттого лишился добычи от целого промысла…
И подобных обстоятельств в русской истории не счесть: промышленник, предприниматель, купец часто были верны клятвенному слову, божбе.
И вот главное, быть может, качество русской души — нестяжательство — нынче всячески попирается, подвергается осаде, насмешке, искусу со всех сторон. Золотой телец, деньги, обман, игра, шулерство стали за обычай и заслугу; ловкий мошенник, обманувший миллионы честных граждан, становится почетным гражданином, его сияющее мурло не слезает с телевизионной картинки. Мировой ростовщик, породив на Руси сутяжников, крючкотворов, восхваляющих оборотистых денежных тузов, своим цепким меняльным когтем кровавит душу до незарастаемых язв. Процентщики и менялы нынче за благодетелей, за меценатов и покровителей, их имена высекают на мраморных досках, их принимают в почетные граждане столицы. Ишь вот, каковы прохвосты: ограбили вдову, затоптали младенца, загнали работника в землю, пролили реки крови, а ныне отстегивают от богатств латунный грошик и велят, чтобы мы поклонялись им земным поклоном, чтили и возносили их имя до небес, забыли все грехи, да чтобы и сам Господь зачел на небесах земные заслуги.
И ведь не сами деньги зло, но то, каким образом они попадают в карман, как они воспринимаются сердцем, сколько поклона отдается, какое место занимают в груди и в уме, насколько заслоняют живой мир. Если деньги заработаны в поте лица, то они благо. Как и сам труд — великий подарок. Без постоянного вековечного труда не выстраивается храм и в душе, и на земле. Но деньги ростовщика развращают, ибо окружающие видят легкость их добычи: они порождают тоску, зависть, жестокость и коварство, они зовут переступить через ближнего. Деньги ростовщика походят на паутину, в центре которой сидит меняла и пьет кровцу из очередной жертвы.
"Деньги угнетают и унижают совесть, — писал Беранже. — Ничего нельзя ожидать от общества, в котором честность сердца и благородство ума побеждаются союзом всяких выгод и всевозможной ложью"
Двадцать первый век — это время мировой борьбы нестяжателей со стяжателями. В этом скрыт и наш смысл сопротивления, наше жесткое неприятие Запада. Поэтому мы так неприятны и чужды Европе; мы лишь своим присутствием на земле не даем им жить так, как они хотят, досадим, даже молча, не упрекая, понуждаем перемениться. Потому так зол "золотой миллиард" и на арабский мир, потому что и он, в силу национальных свойств, тоже исповедует нестяжательство. Конфликт будет расширяться и не станет ему конца, пока всякий маленький народ не почувствует в полноте свою красоту и зрелость, пока не разглядит себя в подробностях в мировом цветнике культур.
А стяжатели этот Божий букет хотят подстричь под нулевку, оставив на память лишь жесткий скелет, стоянцы и сухие ветви от погубленных цветов.
Владимир Личутин