РЕКВИЕМ "НОВОРОССИЙСКУ"

| | | | |
№19(546)
05-05-2004
Владимир Заборский, капитан 1 ранга
РЕКВИЕМ "НОВОРОССИЙСКУ"
По Первому каналу центрального телевидения 31 марта с.г. прошел новый документальный фильм о гибели линкора "Новороссийск" в Севастопольской бухте 29 октября 1955 года. По нашему мнению, продемонстрированный фильм отличается непрофессиональной трактовкой ряда фрагментов, искажением некоторых давно установленных фактов катастрофы и тенденциозностью расстановки акцентов в отношении так называемых "виновников" гибели линкора. В преддверии годовщины Победы в Великой Отечественной войне редакция решила опубликовать уникальные воспоминания двух ее ветеранов о катастрофе линкора, прошедших все передряги и потрясения гибели корабля и его экипажа, вместе с ним тонувших и чудом уцелевших. Их воспоминания проясняют некоторые детали и подробности катастрофы.
В КАТАСТРОФЕ ЛК "НОВОРОССИЙСК", ПО МАСШТАБАМ И ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЖЕРТВАМ в несколько раз превосходящей катастрофу атомохода "Курск" (12.08.2000 г.), погибли 611 человек экипажа линкора, матросов, старшин и офицеров других кораблей, штабов и служб флота, оказывавших помощь гибнущему кораблю.
Причина гибели линкора однозначно не установлена. Существуют две ее версии: либо взрыв невытраленной немецкой донной мины, часовой механизм которой был "потревожен" вечером 28 октября при отдаче левого якоря линкором и постановке его на швартовные бочки; либо диверсия, — подозреваются подводные диверсанты одной из натовских стран, в первую очередь итальянские боевые пловцы бывшего спецподразделения диверсантов 10-й флотилии МАС, которой в годы войны командовал "черный князь" Боргезе.
Все меньше остается на этом свете членов экипажа ЛК "Новороссийск". Проживают в Москве сегодня контр-адмирал в отставке Никольский Николай Иванович, в то время начальник штаба эскадры ЧФ, и капитан 1 ранга в отставке Смоляков Иван Георгиевич, в то время капитан 2 ранга, флагманский артиллерист эскадры.. Никольский, будучи ВРИО командира эскадры (командир эскадры находился в отпуске), прибыл на корабль после взрыва. Смоляков, находясь на линкоре, нес службу оперативного дежурного (ОД) эскадры. Никольский и Смоляков находились на борту линкора до гибели корабля, со всеми тонули, но выплыли. Впоследствии оба оказались в числе главных "объектов" пристрастного разбирательства правительственной комиссией причин катастрофы.
Контр-адмирал Н.Никольский после долгих лет вынужденного молчания опубликовал написанную в соавторстве с сыном книгу о катастрофе линкора (Н.И.Никольский, В.Н.Никольский. "Почему погиб линкор "Новороссийск"?", Москва, изд. Сезам-Маркетинг, 1999 год). В ней приведены значительные уточнения событий развивающейся катастрофы корабля, ставящие под сомнения ряд ранее опубликованных сведений и некоторые выводы правительственной комиссии по расследованию обстоятельств гибели линкора. Также интересными для читателей будут ранее нигде не опубликованные оценки, которые дает контр-адмирал Н.Никольский как начальник штаба эскадры линкору, цитирую: "…Черноморский флот получил корабль, отслуживший почти двойной срок (с проржавевшими переборками), с конструктивными недостатками (все итальянские линкоры этой серии погибли от менее значительных повреждений)…По мнению специалистов-судостроителей, плавать на линкоре было опасно — он мог утонуть от любой навигационной аварии, связанной с поступлением воды внутрь корабля".
Конечно, линкор восхищал дилетантов своей внешней красотой и вроде бы грозным видом. Но, как считает Никольский (и большинство других офицеров ЧФ. — В.З.), его давно следовало бы сдать на слом. С высоты прошедших лет следует признать, что в этих оценках Никольский оказался совершенно прав.
Давайте ознакомимся с частью воспоминаний этих двух ветеранов о катастрофе.
Я когда-то был подчиненным по службе у Ивана Георгиевича. После моих неоднократных просьб Смоляков все же согласился наконец рассказать и об этой трагической эпопее. И разрешил опубликовать свой рассказ.
"ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ДНЯ 28 ОКТЯБРЯ 1955 ГОДА отряд кораблей во главе с флагманским кораблем эскадры ЧФ крейсером "Фрунзе" возвращался из похода в Севастополь. Я было собрался сойти на берег, но получил неожиданное приказание заступить оперативным дежурным эскадры и перевести ее флагманский командный пункт (ФКП) на линкор "Новороссийск", — прежнего ОД отправили зачем-то на берег и мне его пришлось заменить.
Где-то к часу ночи принял доклады от дежурных по бригадам эсминцев, кораблей и служб эскадры и доложил обстановку ОД флота. Помню, что где-то в 1ч. 15 мин. прилег прикорнуть на раскладушку.
Проснулся от сотрясения корпуса корабля — какой-то глухой двойной толчок, не очень сильный. Машинально взглянул на часы — 1час 30 мин. Подумал, что, наверное, в борт ударил при швартовке буксир, которого ожидали с продовольствием. Выскочил на флагманский мостик. Палубное освещение не горит, видно плохо, но передо мной внизу, на палубе, просматривается странная картина и творится что-то непонятное. Перед первой башней главного калибра смутно различаю какой-то черный ком. Как потом оказалось, это была вырванная взрывом сужающаяся вверх "роза" листьев стального настила палубы с рваными краями. Вокруг этого "кома" суетятся матросы, причем все почему-то черные! Телефон не работает. Послал помощника узнать, что случилось. По кораблю раздались сигналы аварийной тревоги, отбиваемые корабельной рындой, поскольку громкоговорящая трансляция дежурного по кораблю и звонковая сигнализация тоже вышли из строя.
Вернулся помощник и доложил, что, вероятно, взорвалось бензохранилище, расположенное под палубой. На самом деле, как впоследствии выяснилось в ходе расследования после осмотра водолазами, корабль от взрыва получил гигантскую пробоину от днища до верхней палубы. Вверх выбросило громадное количество придонного ила и грязи, поэтому все, кто попал под взрыв,— и живые, и раненые, и убитые, — были в грязи.
Через некоторое время Никольский приказал мне как флагарту эскадры лично проверить артпогреба носовых башен главного калибра. В первую башню не попасть — ее барбет полностью в воде, так как корабль уже получил значительный диффирент на нос (в итальянских башнях вход снизу через барбет). Спустился на броневую палубу и проник в верхнее перегрузочное снарядное отделение. Оно полузатоплено, но снаряды стоят целыми и невредимыми. На броневой палубе вода доходила уже до верха комингсов люков погребов. Люки открыты. Кричу в зарядный погреб: "Есть кто живой в погребах?". Через некоторое время получаю ответ: "Есть, матрос такой-то". Спрашиваю, что творится в погребе. Он мне отвечает, что в погребе сухо, заряды в порядке (то есть вода подступала сверху, через броневую палубу, но погреба еще не заливало. — В.З.). Даю ему приказание: "Выходите наверх". Отвечает: "Не могу, старшина команды приказал мне оставаться в погребе, в случае поступления воды конопатить швы". Кричу ему: "Я, флагарт эскадры, капитан 2 ранга… Приказываю выйти наверх!". Только после этого матрос вылез ко мне. Жаль, не запомнил его фамилию, не знаю, уцелел ли он. Рядовой матрос, а какая ответственность! Гибнет, а приказание всего лишь старшины команды неукоснительно выполняет! И таких примеров было множество.
Стали подходить буксиры и суда АСС для буксировки линкора за корму. Корабль довольно долго стоял на ровном киле, постепенно погружаясь носом. Крен на левый борт начался после того, как корабль попытались отбуксировать за корму, разворачивая влево к берегу. Потом крен стал быстро расти. Я уже не мог стоять, не держась за переборки оперативной рубки.
До сих пор не могу забыть такой эпизод. Где-то около 3 ч. 30 мин. получаю доклад от старшины радиовахты приемо-передающего поста радиосвязи (под броневой палубой глубоко внизу. — В.З.): "Товарищ Оперативный, через две-три минуты затопит агрегатную, связь прекратится. Разрешите радиовахты флагманского корабля передать на крейсер "Фрунзе". Крейсер к приему радиовахт готов". У меня буквально горло перехватило — вот такой был этот старшина! Настоящий герой! Гибнет вместе с расчетом поста, но, прежде всего думает о своем долге, важности обеспечения радиосвязью флагманского корабля. Отвечаю ему: "Добро! После передачи радиовахт с расчетом немедленно выходите наверх!" Действительно, через две минуты мой ВПС обесточился, радиосвязь по УКВ прекратилась. Послал рассыльного доложить командованию о переносе радиосвязи флагманского корабля. Крен к этому времени еще больше увеличился. Откровенно говоря, я уже не надеялся, что мой рассыльный, совсем молодой матрос, доберется до юта и возвратится. Но он все выполнил и возвратился с приказом Никольского перевести ФКП эскадры тоже на крейсер "Фрунзе". Мы с рассыльным подхватили сейф (переносный) с секретными документами, пенал с картами и двинулись на ют. Пробираться было очень трудно — крен еще больше возрос, в помещениях темнота. Выбрались с трудом на верхнюю палубу. На юте и шкафуте правого борта скопилось, на мой взгляд, около трехсот человек личного состава. Держатся кто за что: те, что у лееров, — держатся за них, последующие ряды — друг за друга. Обстановка напряженная, но никакой паники. Леера левого борта уже погрузились в воду. А глубоко внизу уже плавают сорвавшиеся в воду люди, и по поверхности разливается большое пятно мазута.
Палубное освещение на корабле еще было, и я заметил, как фокмачта стала вдруг быстро клониться на левый борт. Первым полетел в воду сейф, затем мы буквально скатились с брони вниз с высоты метров 13-15. Я летел "солдатиком" и, видимо, оказался довольно глубоко. Ну, в такие минуты мысли проносятся, как говорится, "быстрее света". За минуту-две, что я был под водой, инстинктивно успел понять, что спастись не удастся, — накроет палубой. Мысленно попрощался с женой, детьми, — что поделаешь, погиб. Пару раз хлебнул грязной, заилинной и замазученной воды и вдруг… вынырнул. Хватанул воздуха и попытался отдышаться. Увидел киль корабля, людей, карабкающимся по нему, фонтаны воды, бьющие около корабля (воздух вырывался из помещений опрокинувшегося корабля. — В.З.) и массу голов вокруг. И вдруг на меня сзади наваливается и пытается вскарабкаться на спину какой-то, видимо, молодой, плохо плавающий матрос. При этом он не кричит, а издает звук, похожий на сирену, — видимо, парень в шоке. Я ему говорю, чтобы отпустил меня, дотащу его до берега, — плавал я хорошо. Но он не понимает, хватает меня за руки, за шею и топит. Я, как поплавок: то ухожу под воду, пытаясь освободиться от захватов, то всплываю, судорожно хватая воздух. И снова он меня топит. Погрузился, ну, думаю, все! И вдруг моя левая рука опирается на что-то плавучее и упругое. Оказалось, это дульная крышка от орудия главного калибра — у итальянцев они кожаные, как диванные подушки. Она и помогла мне удержаться над водой секунд пять и хоть чуть отдышаться. Вижу, недалеко от меня большой крейсерский баркас. На нем битком вытащенные из воды, а вдоль борта множество людей в воде держатся за борт баркаса. Мой "спутник", увидев баркас, оттолкнулся, последний раз меня притопив, и ринулся к нему. Я вынырнул. И здесь меня с баркаса заметили. Крючковые подцепили меня крюками за китель, подвели к борту и вытащили.
На крейсере все с себя сбросил — грязный, мокрый... Младший штурман крейсера лейтенант А.Чувашин, такой же высокий, как я, принес мне китель и брюки. Переоделся, прошел в каюту командира БЧ-2 крейсера к капитану 3 ранга В.Боярскому (фамилии этих сослуживцев врезались в память на всю жизнь). Он налил мне стакан спирта. Я его выпил, как воду, не пьянея, и… пошел продолжать оперативное дежурство. Часов в 8 меня сменили. Я опять ушел в каюту к Боярскому, рухнул на койку и провалился в тяжелый сон. Но в 10 часов меня подняли и отправили на первую беседу с председателем Правительственной комиссии В.А.Малышевым и адмиралом С.Г.Горшковым.
Потом начался длительный и тяжелый период расследования катастрофы. Меня неоднократно вызывали на беседы (именно беседы, а не допросы) и Малышев, и Горшков, и адмирал Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов, и другие члены комиссии. Но это уже другая тема воспоминаний. Самые же тяжелые, разрывающие душу и сердце моменты приходилось переживать при встречах с прибывающими родственниками погибших.
Что бы хотелось добавить к рассказанному? Правительственной комиссией дана высокая оценка действиям прежде всего личного состава БЧ-5 линкора. Как оперативный дежурный считаю необходимым также отметить доблестное, ответственное исполнение своего долга личным составом радио- и сигнальных постов, обеспечивающих в тяжелейших условиях катастрофы связь линкора с кораблями эскадры и берегом. Командир радиотелеграфной группы боевой части связи линкора старший лейтенант А.Астафьев (командир БЧ-4 был в отпуске), обеспечивая связь корабля, в последний момент успел вывести большинство связистов из постов в нижних помещениях корабля. Но сам, видимо, выйти не успел и погиб. Как флагарт эскадры, отмечаю, что бесстрашно, героически действовали и артиллеристы линкора, составлявшие значительную часть аварийных партий корабля. Часть из них погибли, в том числе командир 3-й башни главного калибра старший лейтенант Ф.Тюменцев, мужественный, отважный офицер.
Стуки из корабля раздавались до третьего дня. Но помочь гибнущим в чреве линкора ни средств, ни сил просто не было. К концу третьего дня корпус корабля погрузился полностью. В первые два дня удалось спасти из опрокинувшегося линкора девять человек. Двоих вывели водолазы, передав им изолирующие противогазы (ИП). Семь человек высвободили из кормовых дизелей, вырезав часть днища. Когда их на вторые сутки вытащили из отсека, все спасатели были уверены, что спасаемые уже тронулись умом. А они вышли наружу, протерли глаза и первое, что сказали: "Ребята, дайте закурить!".
Оказавшиеся в затопленном корабле пели "Варяга" и "Раскинулось море широко". Представляете, каково задыхающимся людям в затоплямом постепенно отсеке, в темноте, воздуха все меньше, — петь при уверенности в собственной грядущей гибели! Это для нынешней молодежи пример героизма, презрения к собственной смерти матросов тех лет. Впрочем, такие качества были всегда присущи русским морякам.
Не буду повторять множество известных деталей катастрофы, но о случае личного характера должен рассказать. Через несколько дней раздался звонок в дверь моей квартиры. Жена открыла дверь — стоит офицер. "Возьмите, — говорит, — часы вашего погибшего мужа". Хорошо я был дома, не знаю, что было бы с женой. Все наши жены были на пределе нервного напряжения в эти дни. Часы были действительно мои (золотая "Победа"). Я передал их кому-то, когда переодевался на крейсере "Фрунзе" и забыл о них. В сумятице этих дней кто-то решил, что я тоже погиб. А на часах, — 4 час. 15 мин., — время, когда опрокинулся линкор и я оказался в воде.
И последнее. Все разящие громы и молнии были обрушены на Пархоменко и Никольского. Что касается обвинений их задним числом за то, что корабль не был отбуксирован на мелкое место (буксировка предпринималась, но не удалась, поскольку нос корабля уже прочно застрял в грунте), не принято было своевременно решение личному составу покинуть корабль (такое приказание было отдано перед опрокидыванем корабля), — они безосновательны. Кроме того, на все это следует смотреть с позиций обстановки того времени, начавшегося "хрущевского" погрома флота и требований корабельного устава тех времен.
После гибели "Новороссийска" еще не снятый по-хамски с должности Хрущевым наш самый уважаемый военными моряками Главнокомандующий ВМФ Н.Г.Кузнецов успел приказать внести в корабельный устав статью, разрешающую командиру корабля при угрозе его гибели выброситься на берег или ближайшую отмель, а экипажу по приказанию командира покинуть корабль. Ранее в уставе такой статьи не было, а требовалось бороться за непотопляемость корабля до последней возможности. И никакой командир не имел права пренебречь этими требованиями под угрозой уголовной ответственности и обвинения в собственной трусости (такое обвинение для настоящего офицера страшнее уголовного преследования и собственной смерти).
Есть на флоте такое понятие, касающееся катастроф на море, — его, кажется, впервые сформулировал адмирал С.О.Макаров: непреодолимые обстоятельства. Здесь они были налицо.
Большинство офицеров-черноморцев тех лет Пархоменко и Никольского уважали, уважают сегодня и считают несправедливым возложение всей вины за катастрофу на них. Оба оказались вместе со всеми за бортом и тонули. И если бы они погибли, — наверное, их бы объявили героями. Но они не погибли, выплыли и были "назначены" главными "виновниками", полностью ответственными за гибель корабля и ее последствия".
ВОТ ТАКУЮ ИСТОРИЮ ПОВЕДАЛ КАПИТАН 1 РАНГА В ОТСТАВКЕ, ветеран Великой Отечественной войны Смоляков Иван Георгиевич. Службу свою Смоляков закончил в должности, как она раньше называлась, главного артиллериста ВМФ (потом еще и "ракетчика"). И сегодня он в добром здравии, чего ему пожелаем и в дальнейшем!
Перехожу теперь к личности контр-адмирал Николая Ивановича Никольского. Подытоживая всю эту негативно (считаю незаслуженно жестоко) отразившуюся на его службе, но не сломившую его эпопею гибели линкора "Новороссийск", я решил рассказать подробнее об этом удивительном человеке — уникальной, необычайно блестящей, героической и одновременно трагической военно-морской службы и личной судьбы, выдающемся военном моряке нашего флота довоенных, военных и послевоенных лет. Рассказать для примера к подражанию и в некотором роде назидания нынешнему поколению военно-морских (и других видов ВС) офицеров. Вот всего лишь небольшой экскурс в его удивительную биографию и послужной список.
Родился в самой глубинке матушки-России, в деревне Ханеневка, Саратовской губернии в 1913 году (сегодня ему идет 92-й год!). Начал военно-морскую службу на торпедных катерах Тихоокеанского флота. Участвовал в событиях на озере Хасан (награжден знаком "Участник Хасанских боев 1938 года"). Затем назначен командиром тральщика, который перевел в 1939 году южным путем из Севастополя во Владивосток. В возрасте 25 лет — командир эскадренного миноносца. Во Владивостоке на швартовку его миноносца к причалу выходили смотреть, как на театральное представление, весь портовый люд и гуляющая на набережных публика. В 1942 году в составе ЭОН-18 (экспедиция особого назначения) перевел Северным морским путем эскадренный миноносец "Разъяренный" на Северный флот. А далее вдруг…рядовой штрафного батальона (!). Могут спросить: за что? В войну особенно не разбирались: произошла навигационная авария с кораблем,— значит, виноват командир!
Далее в биографии Никольского "искупление" вины в штрафбате и возвращение на флот, с назначение сразу командиром эскадренного миноносца (Нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов знал, ценил и заботился о своих командирах кораблей!). Он прибыл на корабль прямо из штрафбата в обмотках и гимнастерке без погон, заявив ошеломленным командиру вахтенного поста на юте и прибывшему "разбираться" старпому: "Я командир". Войну Никольский завершил на Северном флоте командиром эскадренного миноносца "Громкий". Участвовал более чем в 100 операциях по сопровождению и защите транспортов союзных конвоев и в других боевых действиях флота.
После войны и окончания Военно-Морской академии Никольский назначен командиром 187-й бригады эсминцев (БЭМ) ЧФ. Под его командованием как выдающегося, если не самого лучшего в ВМФ "миноносника" военных и послевоенных лет, бригада, в состав которой входили 9 эсминцев, стала самой отработанной и боевой в ВМФ и получила прозвище на флоте "королевская бригада". За три года (1952-1954) бригадой завоевано 8 призов ВМФ за артиллерийские, торпедные стрельбы и минные постановки. Причем торпедные стрельбы выполнялись не одной, как было принято всегда на учениях, а двумя, тремя, пятью торпедами. Наконец, эсминец "Беззаветный" в 1954 году впервые и, насколько мне известно, единственный раз в истории ВМФ, выполнил стрельбу полным торпедным залпом корабля — десятью торпедами. Из них девять торпед прошли под целью. Именно на "Беззаветном" в 1957 году началась и моя служба.
Ну а далее последовало назначение Николая Ивановича начальником штаба эскадры ЧФ, затем катастрофа линкора "Новороссийск", разжалование в капитаны 1 ранга, назначение с понижением на Камчатку, мучительные нравственные и душевные передряги. Но это не сломило Никольского. Он остался верен своим выкованным войной и предыдущей службой принципам "служить делу", не впадать в прострацию, и с мужеством, не распространяясь в своих "обидах" и никому не жалуясь, переносить нахлынувшие тяжелые удары судьбы и неприятности, которые некоторым слабодушным могли бы показаться крахом всей жизни. В 1962 году ему вторично присваивается звание контр-адмирала. Свою продолжительную службу (41 год) Никольский закончил старшим преподавателем Академии Генерального штаба. Кандидат военных наук, доцент. Имеет более 100 научных работ в области военно-морского искусства и теории управления. Можно только поражаться и восхищаться поразительной жизнестойкостью этого мужественного человека. Он и сегодня в здравом уме и здоровье — чего дай ему Бог и в дальнейшем!
Многие знающие Никольского офицеры уверены (я тоже) — не случись в его службе катастрофы линкора "Новороссийск" (читатели, видимо, поняли, что обвинять Никольского и Пархоменко как главных виновников катастрофы — несправедливо и безосновательно) — быть бы ему и командующим флотом, и начальником Главного штаба, а может быть, и Главкомом ВМФ. Но, как говорится, мы предполагаем, а жизнь и, может, Бог (?), располагают.
Все это я написал, чтобы отдать, хоть и с большим опозданием, публично долг уважения и признания незаслуженно находящемуся до сих пор как бы в тени одному из выдающихся моряков нашего ВМФ военных и послевоенных времен. С таких офицеров нужно брать пример современной офицерской молодежи. К сожалению, таких офицеров очень не хватает нашему нынешнему Российскому Военно-Морскому Флоту.
И последнее. Привожу выдержку из доклада Правительственной комиссии от 17.11.1955 года о расследовании катастрофы линкора "Новороссийск".
"…Политико-моральное состояние личного состава линкора "Новороссийск", начиная с момента взрыва и до опрокидывания линкора, было высоким…Не было и следа растерянности, паники, ни одного случая нарушения дисциплины и воинского долга. Наоборот, матросы, старшины и офицеры показывали образцы мужества и героизма. Комиссия считает необходимым наградить некоторых из них, в том числе и посмертно…"
Однако никаких награждений не последовало…