Народный художник СССР Борис Ефимов — признанный мэтр политической сатиры, давно известный в нашей стране и за рубежом. Мастеру — 103 года! Но Борис Ефимович и поныне отличается завидной бодростью, жгучим интересом к культурным событиям нашей жизни.
Он охотно поделился с журналистом Станиславом Глушневым воспоминаниями о работе в годы Великой Отечественной войны, в целом о своей деятельности в советское время, высказался о будущем жанра карикатуры в России.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Я помню, Борис Ефимович, какое сильное впечатление произвел ваш альбом в 1943 году на меня, 8-летнего мальчика, и моих сверстников. Мы, помнится, даже копировали через кальку отдельные карикатуры.
Думаю, читателям интересно было бы узнать о содержании альбома. В него вошло 155, если не более, оригинальных рисунков 1942-1943гг., распределенных по разделам: "Их портреты" (разумеется, имеются в виду карикатуры на физиономии фашистов); "Их идеология"; "Соузники"; "Новый порядок"; "Блицкрик". В этом разделе вы, Борис Ефимович, беспощадно показали гитлеровцам, что их расчеты на скорую победу позорно провалились. Это было и поражение под Москвой, и бессилие фрицев перед стойким Ленинградом, и мощное сопротивление фашизму партизанских отрядов на оккупированной территории, и разгром вражеских дивизий под Сталинградом. Блестящей серией карикатур, показавших итог великой Сталинградской битвы вы укрепили в сердцах советских людей уверенность в скорой победе над врагом.
Замечательны последние карикатуры альбома. Зажигалку с головой Гитлера, захватив ее в клещи, бросают в бочку с водой три руки с эмблемами — с одной стороны, "СССР", с другой, "США" и “Великобритания".
Еще было долгих три года до Нюренбергского процесса над фашистскими главарями, а вы, Борис Ефимович, рисуете жалкую кучку гитлеровских приспешников, которым читается обвинение об ответственности за совершенные злодеяния. И как логический акт — в клетке на колесиках оказалась шайка военных преступников.
Борис Ефимович, а какова судьба оригиналов этих замечательных карикатур?
Борис ЕФИМОВ. Когда альбом вышел в свет (а печатали его в типографии "Красный пролетарий" в Москве на улице Краснопролетарская), я решил обратиться в издательство "Изогиз" к его тогдашнему директору тов. Сысоеву в просьбой вернуть мне оригиналы. А он мне говорит: "У нас нет ваших оригиналов". Я говорю "Как это нет? Да я на вас в суд подам!" "А рисунки у товарища Сталина. Когда в Москву приезжал премьер министр Англии Уинстон Черчилль, Сталин ему подарил ваши карикатуры".
Корр. А вы встречались со Сталиным?
Борис ЕФИМОВ. Я его видел много раз на различных общественных мероприятиях. Вообще-то я попал в орбиту его внимания в связи с арестом моего родного брата, видного журналиста Михаила Кольцова, статьями которого зачитывалась вся страна. В 30-е годы репрессий был неписаный закон, по которому после ареста кого-либо мгновенно арестовывались и его близкие родственники.
Корр. Что же спасло вас тогда, Борис Ефимович?
Борис ЕФИМОВ. Я уже был готов к аресту. Собрал все необходимое для такого случая. Но меня почему-то не трогали. Только много лет спустя я узнал, что на меня было заведено дело, в котором я "во всем признался", но поскольку я был все-таки известным художником, "следственное дело" должен был утвердить "Хозяин". А он сказал: "Не трогать!!!" Потом я узнал из достоверных источников, что он внимательно знакомился с моими карикатурами — они ему нравились.
Корр. Расскажите, как это выяснилось?
Борис ЕФИМОВ. Шёл 1937 год. Мой брат М.Кольцов находился в это время в Испании. Кажется, дело было осенью. Помню, что я плохо себя чувствовал. Был простужен. Решил пораньше лечь спать. Заснул, и вдруг звонок. "Товарищ Ефимов, говорят из редакции газеты "Правда". Сейчас с вами будет говорить тов. Мехлис". Он тогда был главным редактором. Я честно перепугался. Подумал, что ему от меня нужно. Все знали этого зловещего человека. Он был одним из самых лютых и коварных людей сталинского окружения, но при этом любимцем вождя. "Ефимов! Это Мэхлис говорит". Ну я-то узнал его голос. "Вы можете сейчас приехать в редакцию?" — "Лев Захарович, конечно, но я тут немножко приболел, простужен!" Мехлис изумился услышанному, сказав удивленным голосом. "Что? Вы не можете приехать в редакцию? А я хотел вам передать, что ОН сказал". У меня невольно вырвалось: "Что-нибудь неприятное для меня?". На что Мехлис мне назидательно ответил: "Когда ОН говорит — это всегда приятно! Приятно для дела! Понимаете?” Я говорю, сейчас соберусь. А Мехлис покровительным тоном: "Если плохо себя чувствуете, приезжайте завтра утром в редакцию". На следующий день утром приезжаю в редакцию. Мехлис приглашает меня в кабинет, который был кабинетом моего брата Михаила.
"Вот что!" — произносит Мехлис. "ОН обратил внимание, что когда вы изображаете японских милитаристов-самураев, то вы обязательно рисуете им огромные зубы, торчащие изо рта. ОН сказал, что этого не надо делать. Это оскорбляет национальное достоинстве каждого японца." Я говорю Мехлису: "О чем paзговор! Зубов больше не будет".
Корр. Если бы Сталин более внимательно присмотрелся к карикатурам, то понял бы, что японцы постоянно вежливо улыбаются при разговоре, понуждая вас рисовать им оскал.
Борис ЕФИМОВ. Понимаете, спорить с Мехлисом, выражавшим точку зрения вождя, я тогда и не помышлял. Но со Сталиным у меня связана еще одна любопытная история. Она произошла, помнится, в 1947 году, уже после Второй мировой войны.
Звонит мне как-то редактор газеты "Известия" Д.Ф. Ильичев (видный аппаратчик из ЦК) и говорит: "Вам надо быть завтра в ЦК. Там будет проходить дискуссия по книге академика Александрова "Западно-европейская философия". Пропуска вам не надо. Охрана будет предупреждена". Я спрашиваю: "Леонид Федорович, какое я имею отношение к западно-европейской философии?" А Ильичев внушительно говорит: "К десяти часам", — и положил трубку.
Когда я на следующий день приехал в ЦК, то перерыв заседания уже кончился, в зале все рассаживались. А я стою в проходе и, в сущности, не понимаю, зачем я пришел. Думаю, я вроде отметился, в самый раз пора ехать домой. Только я повернулся, чтобы уходить, как ко мне подлетают двое молодчиков в этих серых партийных кителях. Спрашивают меня: "Вы Ефимов?". Хватают меня под руки и аллюром тащат по проходу к сцене, к какой-то двери. Все с удивлением смотрят на это зрелище. Подводят меня молодчики к двери и говорят: " Пройдите туда к товарищу Жданову". А Андрей Александрович Жданов был тогда значительной персоной. Член Политбюро, Секретарь ЦК КПСС и между прочим родственником Сталина, так как его сын в то время был женат на дочери вождя Светлане Аллилуевой.
Я вхожу в большую комнату, заполненную людьми, но все тут же улетучились. Жданов вежливо просит меня сесть на стул. "Мы вас побеспокоили вот почему. Вы, возможно, читали в газетах, что американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра рвутся в Арктику под предлогом того, что им оттуда якобы грозит русская опасность". Я отвечаю, мол, что-то читал об этом. "Так вот, — продолжает Жданов. "Товарищ Сталин сказал, что эту затею надо побить смехом. Товарищ Сталин вспомнил о вас!" Когда я услышал фразу "вспомнил о вас", у меня невольно пот выступил на лбу. Попасть вновь в его орбиту при его феноменальной памяти, что я брат Михаила, арестованного и расстрелянного, сами понимаете, дело невеселенькое.
Но Жданов мирно продолжил: "Товарищ Сталин просил меня переговорить с вами: не нарисуете ли вы на эту тему карикатуру? Товарищ Сталин примерно так представляет себе этот рисунок. Генерал Эйзенхауер с большим войском рвется в Арктику. Тут же рядом с ним стоит простой американец и спрашивает его: "В чем дело, генерал? Почему такая боевая активность в этом мирном районе?". А Эйзенхауер ему отвечает: "Разве вы не видите, что отсюда нам грозит русская опасность? Или что-нибудь в этом pоде. Вы сами придумаете". Я говорю Жданову: "Ну, что вы! Это так прекрасно! Позвольте я так и нарисую!". "Хорошо, — говорит Жданов, — я так и доложу товарищу Сталину". Я говорю: "Андрей Александрович! Позвольте вам задать один вопрос: когда это нужно сделать?". "Но мы вас не торопим, но и задерживаться с рисунком особенно не следует. Всего хорошего".
Я еду домой и думаю, как это понимать: мы вас не торопим, но и не советуем задерживаться с работой. Значит, если я сделаю карикатуру завтра, то скажут: поторопился, схалтурил, несерьезно отнесся к делу. Это — опасно! А если сделать рисунок через три-четыре дня, могут сказать: отнесся небрежно к важной просьбе, занимался другими делами, не понял оперативности задания самого товарища Сталина. Это еще опаснее! Ну, что делать в таких случаях — надо выбирать золотую середину. И я решил завтра с утра возьму большой лист ватмана (я же понимал от кого исходило задание), сделаю эскиз-черновичок, потом обведу тушью. А после послезавтра позвоню и скажу, что рисунок готов. Я так и поступил. Закончил после обеда эскиз, потянулся. Думаю, на сегодня хватит. И вдруг раздался телефонный звонок. "Товарищ Ефимов?" "Да". "Ждите у телефона. С вами будет говорить товарищ Сталин". Я невольно встал навытяжку у телефонного аппарата. И слышу голос, который не приветствовал, а сразу к делу: "С вами вчера говорил товарищ Жданов об одной сатире? Вы понимаете, о чем я говорю?" "Понимаю, товарищ Сталин". "Там вы изображаете одну персону. Вы понимаете о ком я говорю?". "Понимаю, товарищ Сталин". "Так вот, эту личность надо изобразить, как говорится, вооруженной до зубов. Там должны быть пушки, самолеты, танки и тому подобное. Вам понятно?" На одну секунду у меня мелькнуло в голове сказать, что я так и изобразил на эскизе. Но понял, что предвосхищать замысел вождя будет для меня самоубийственно. Я ответил послушно: "Понимаю вас, товарищ Сталин". "Когда мы сможем получить эту штуку?". "Товарищ Сталин, мне товарищ Жданов сказал, что со сроками меня не торопят". Но Сталин спокойно закончил: "Сегодня к шести часам мы к вам за этим пришлем". И положил трубку. Я посмотрел на часы. Была половина четвертого. Ну, долго рассказывать, что я пережил в эти мгновения. Думаю, что если приедет курьер и выяснится, что рисунок не готов, то Сталин кому поручит разобраться — Берии, почему его задание оказалось не выполненным. А мрачному приспешнику понадобятся считанные минуты, чтобы я признался, что сорвал выполнение распоряжения товарища Сталина "по заданию американской разведки", на которую я "работаю давно со своим, оказавшимся неблагонадежным, родным братцем".
Но я не стал больше размышлять, а засучил рукава и к шести часам рисунок был готов. Между прочим, лист с эскизом этой карикатуры до сих пор хранится в моей квартире в память об историческом звонке.
Корр. Борис Ефимович, приходилось ли вам встречаться с зарубежными коллегами по политической сатире?
Борис ЕФИМОВ. Хочу назвать два ярких имени. Полагаю, что политического фельетониста из США Артура Бухвальда еще помнят наши люди старшего поколения. Его злободневные и остроумные фельетоны охотно перепечатывались в советское время различными изданиями. Бухвальд приезжал в СССР, посетил редакцию журнала "Крокодил"', где я и познакомился с ним — исключительно тонким и умным публицистом.
А вот имя карикатуриста Дэвида Лоу у нас, возможно, призабыли. Я же считаю его, в известной степени, учителем с давних пор. Я очень внимательно всегда изучал стиль его карикатур, поражался мастерству большинства его сюжетных заготовок. Он был умным, честным и объективным интерпретатором происходивших политических событий.
Разумеется, Лоу имел представление о моей творческой деятельности. В 1942 году я написал ему письмо, инициатива которого исходила от советского правительства. Дело в том, что когда 22 июня 1941 г. Гитлер напал на Советский Союз, то общее мнение было таковым, что он договорился с Черчиллем, потому что фюрер не хотел воевать на два фронта. Наше руководство решило предпринять кампанию, чтобы английская общественность осознала, что позиция Англии — невмешательство — это преступление против нашей страны. Сталин дал указание деятелям культуры, интеллигенции осуществить пропаганду, смыслом которой было показать английской общественности, что Великобритания замирилась с Германией, предав интересы СССР.
У нас тогда существовало Совинформбюро. С его помощью предполагалось организовать обращения от деятелей культуры, искусства, науки к английским коллегам. Из Советского Союза полетели послания к ним, чтобы они повлияли на изменение отношения английского правительства к открытию Второго фронта.
Мое письмо к Дэвиду Лоу, в котором я высказал массу комплиментов к его мастерству, содержало просьбу, чтобы он — авторитетнейший художник повлиял на общественное мнение и вынудил бы тем самым свое правительство выступить против Германии. Письмо было направлено в газету "Морнинг Пост", и через месяц я получил от Дэвида Лоу ответ. Он сообщал в нем, как бы оправдываясь, что Англия не могла объявить войну Гитлеру будучи слабой и неподготовленной. У нее не было необходимых ресурсов. Вступление в войну могло закончиться для Великобритании катастрофой.
Но, как известно из истории, Второй фронт с участием Англии позже был все-таки открыт.
Я и мои коллеги Кукрыниксы встретились с Лоу после войны на Нюренбергском процессе. В одной из моих книг имеется фотоснимок, где мы сидим рядом с английским карикатуристом, одетым в военную форму. Лоу был выразителем типично английского юмора. Известно, что когда немцы вошли в Париж, то Гитлер пожелал сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни. Дэвид Лоу решил откликнуться на этот факт весьма своеобразной карикатурой: он показал Адольфа Гитлера, с нарочитой помпой вступающего в Букингемский дворец. Я заметил Лоу, что вряд ли кто из русских карикатуристов рискнул бы так, по-английски, посмеяться над Гитлером и изобразить его шагающим по Красной площади к Кремлю. Лоу же с усмешкой ответил мне, что он будет рисовать фашистов именно амбициозными, чтобы все, глядя на них, зевали бы от скуки.
Кто-то из Кукрыниксов спросил Лоу, почему люди должны зевать? Лоу ответил:"А потому что я хочу показать, какая скучная вещь фашизм". Я все-таки возразил художнику: "Фашизм — скучная вещь? Я думаю, нам с вами не приходилось в последнее время зевать". "Да, — ответил Дэвид Лоу, — но я хочу представить фашизм скучным явлением, чтобы никому не приходило в голову поддерживать его". Вот вам и английская логика!
Корр. Вы являетесь патриархом политической сатиры. Как вы считаете, этот жанр останется востребованным жизнью в нашей стране?
Борис ЕФИМОВ. С политической сатирой дело обстоит так. Я лично от нее отошел. Почему? В то время, когда творили наши видные сатирики — Кукрыниксы, Моор, Дени и другие, все было ясно. Это — друзья, это — враги. Так было со времен Гражданской войны: это — красные, это — белые. А в Великую Отечественную войну: это — немцы, это — наши. Сейчас этого нет.
Корр. Но у нас остаются внутренние "враги", которые мешают нашему государству интенсивно развиваться.
Борис ЕФИМОВ. Сейчас времена наступили сложные. Раньше было ясно, кого надо бичевать, кого разить стрелами сатиры. Этих надо поддерживать, других подвергать резкой критике. Теперь этого нет. Сидишь у телевизора, слушаешь выступления наших политиков, депутатов Государственной думы, известных социологов. Все они говорят много и по существу, а потому невольно сознаешь, что все они правы. Выражают желание поправить дела. Поэтому нельзя над такими смеяться, некого бичевать. Получается, как в старом анекдоте. Приходят к судье два спорщика. Судья выслушал одного и говорит: "Ты прав". Другой высказал свои претензии. Судья ему: "Ты тоже прав". Жена судьи, услышав все это, говорит ему: "Как ты можешь утверждать, что оба они правы". А он в ответ: "И ты жена права!". Так и теперь. Выступает Жириновский. Слушаешь его — он прав. Выступает другой лидер — тоже здравую позицию излагает. Невольно и с ним соглашаешься.
Корр. Борис Ефимович, через год юбилейная дата — 60 лет нашей Победы над фашизмом. Ветераны войны и тыла помнят ваше имя, любят ваше творчество. Каково ваше напутствие и им, и молодёжи?
Борис ЕФИМОВ. К сожалению, я очень часто слышу горькие слова о том, что нашим ветеранам оказывается недостаточное внимание. Ветераны справедливо жалуются на то, что постепенно как-то забывается то, что они сделали в годы войны.
Современную молодежь, мне кажется, сделали сегодня безучастной к нашему героическому прошлому. Поэтому она нередко цинично оценивает события, связанные с защитой нашего Отечества от врагов. Это, мол, было, это прошло, поэтому нас не интересует. Но, чтобы жить в настоящем и мечтать о достойном будущем, надо помнить обо всем достойном, что осталось в прошлом!
№17(544)
20-04-2004
