| | | | |
№17(544)
20-04-2004
ЖИЛИ-БЫЛИ
УСЛЫШАВ ОТ МЕНЯ, ЧТО В БАННОЙ ОЧЕРЕДИ ждёшь порой часами, приятель изумился: при нынешних ценах ещё и такие очереди?! А узнав, что в провинциальной бане можно мыться хоть целый день за 18р.50коп, изумился ещё больше: так дёшево! Согласна, что дёшево. Относительно московских цен — в 150-1000руб. Но относительно прежних, советских, очень дорого.
В эту баню я хожу всю, не только сознательную, жизнь. Первые годы была носима туда мамой на руках, затем за руку водима. На том этапе охаживаемая веником мечтала побыстрее вырасти, чтобы иметь возможность хлестать кого-нибудь и не париться самой вообще! Нет, мне не было больно. Мама за всю жизнь ни разу не причинила мне ни физической, ни моральной боли. Но парилку я не любила всем детским тельцем! Зато телом повзрослевшим возлюбила страстно, научившись хлестаться и хлестать, не причиняя боли, доставляя хлестаемому телу наслаждение. Это умение и искусство. Недоступное и необъяснимое, к примеру, иностранцам. Поведённый мужиками в баню знакомый немец, увидевший "самоистязание", категорически завозражал, когда ему было предложено попробовать. Увидев, в какой экстаз входят парящиеся, испугавшись, что и его начнут в угаре сечь и без согласия, убежал, не помывшись, от греха подальше. Затем вполне серьёзно стал рассуждать о том, что этот наш ритуал— суть религиозный, подобно самоистязанию металлическими прутьями диких народов. Мол, те своими действиями очищают лишь душу, да и то время от времени. А мы в русских банях сочетаем очищение и души, и тела. Иностранец проникся уважением к нам, регулярно это делающим да ещё и с видимым удовольствием, за которым, безусловно, мужественно скрываем жуткие страдания. Но сам не захотел. Мол, кто-то и сечёт себя, как мы, кто-то ползет на коленях километры к месту паломничества. Он всё это уважает, но сам не созрел духовно до таких страданий.
Может, в этих рассуждениях и есть здравый смысл. Не случайно ведь после парной чувствуешь себя заново рождённым, очистившимся. Тем более хорошо и приятно: и удовольствие получить, и грехи смыть в прямом и переносном смыслах.
Раньше такой обряд в этой самой бане стоил 18 копеек. Т.е. цена "дешёвого" билета повысилась в 102,5 раза. Притом, что доходы в среднем — в 15 раз. Так что дешевизна эта весьма спорна.
Радует даже само предвкушение водно-парных процедур, иногда, правда, омрачаемых трагикомическими ситуациями.
Мое удовлетворение отсутствием очереди было несколько омрачено стоящей у дверей в отделение собакой, сунувшей нос в щель между косяком и откосом. Крупный стафордширд без ошейника, весть в лишаях, не шевелясь, втягивал носом воздух из отделения. Было понятно, что, открой я дверь, чтобы войти, он ворвется туда. На меня он никак не реагировал, а когда я попыталась отвлечь его от двери посвистом, покриком "на-на", он лишь с ленивой меланхоличностью глянул на меня искоса словно прищуренными, налитыми кровью глазами и опять уткнул нос в щель. Не зная, как быть, я повторила попытку отвести собаку от двери, маня её обычным в таких случаях жестом руки, в которой якобы лежит какое-то угощение:"на-на" С подобными собаками такие шутки, думаю, плохи: протянутая рука может быть запросто откушенной, чтобы компенсировать таким способом отсутствие в ней обещанного угощения.
Бойцовый пёс глянул на меня на этот раз с таким выражением, что я поняла: начинаю его раздражать, и это может плохо кончиться. Для меня. Известно, что такие псы нападают без собачьего предупреждения рыком, позой угрозы, а просто с любого положения — лёжа, сидя, стоя — и такие кинологические трюки и изыски, гордость заводчиков, мне совершенно ни к чему.
Я не знала, как быть. Но вот дверь была открыта с той стороны выходящими женщинами. Воспользовавшись давно ожидаемым моментом, пёс шмыгнул прямо между ног помывшихся. Банщица, увидев его, а потом меня в проёме двери, закричала: "Чего вот вы делаете? Зачем собаку-то привели?" Мои объяснения относительно непричастности ни к собаке, ни к открытию двери утонули в воплях одевающихся-раздевающихся, между которыми стал бегать пёс, обнюхивая. Панические крики вскоре приняли организованный характер и стали, с подачи банщицы, адресоваться мне с упрёками в сумасшествии и требованиями вывести пса, который, тем временем, взяв след, направился к моечному отделению, приоткрытую дверь которого отворил носом и забежал внутрь, вызвав панику и там. Банщица направилась туда же, ругаясь на ходу: "Надоели эти цыганки— деньги не платят, да ещё и собаку опять привели. Не буду их больше пускать".
Т е. прекрасно знавшая, что злополучный и зловещий пёс приведён отнюдь не мной, банщица наорала на меня, направив ещё и гнев голых гражданок.
В итоге все двери — и в отделение, и в предбанник — оказались открытыми с целью изгнания пса, и кричащие голоса стали гулять по всему банному пространству. А пёс, найдя своих хозяек, и не думал их покидать. Они же на требование банщицы вывести собаку отвечали, что она им не мешает. Жалко, что ли, если собака помоется? Вот когда они сами станут уходить, то и та с ними. Любящие ругань и перебранку дочери степей стали упрекать остальных посетителей и перевели дискуссию в национальную плоскость. Мол, они, цыганки, добрые вообще, и к животным в частности, им не жалко, если и собака будет в бане. А русские — злые и жадные, им жалко, если собака помоется. Одна бабуля, пpeдуcмoтpитeльнo прикрывая места возможной собачьей атаки тазиком, парировала, что она в цыганской бане не мывалась, ничем, сделанным цыганками, не пользовалась, никогда у них не гадала, и таким образом без результатов их труда дожила до старости. А они, такие щедрые, палец о палец в жизни не ударившие, бесплатно моющиеся всем табором, ещё и собаку привели. Вот уж доброта так доброта!
В это время одна из женщин направилась в парилку, и вдруг стафордширд бросился к ней, вцепился зубами в веник и стал мотать из стороны в сторону, чуть не повалив бедную женщину, и без того от страха чуть не упавшую в обморок. Вырвав веник, чему несчастная и не сопротивлялась, пёс стал рвать его так яростно, что голые бабы кто побежал в прятаться в парилку, кто заскочил на лавку. Дети громко заревели от шумного переполоха. А цыганки при виде всего веселились, зная о своей безопасности, бахвалясь лишайным защитником. Уговоры тоже порядком струхнувшей банщицы на веселящихся не действовали, они сквозь смех объясняли поведение пса тем, что их дети, играя с ним, стегают его веником, и он, увидев голик, всегда расправляется с ним. А на людей не бросается. Редко по крайней мере.
Подействовала на обнаглевших лишь угроза банщицы впредь не пускать их бесплатно и обещание вызвать милицию, чтобы их забрали как постоянных неплательщиц. С милицией встречаться этой публике, открыто торгующей наркотиками в своём квартале, не хотелось, и, одна из них поманила собаку, сразу за ней побежавшую, и вывела её.
Анна Серафимова
1.0x
