МНИМЫЕ ТРОФЕИ

| | | | |
№09(536)
25-02-2004
МНИМЫЕ ТРОФЕИ
По мнению сотрудников Фонда помощи охотничьим хозяйствам, публикацию в № 6 "Завтра" "Звериная охота" можно рассматривать, мягко говоря, только как пролог для серьезного разговора о судьбе русской земли в пределах одного охотничьего хозяйства — Суздальского. Как во всяком прологе, в статье, конечно же, была затронута лишь часть тем, причем не самых главных, а побочных. К тому же интервьюруемые (оставляем это на их совести) ввели в заблуждение читателей, обвиняя Фонд в поголовном отстреле животных и прочих бесчинствах. При знакомстве с этим "запевом" у читателя могло сложиться искаженное впечатление о настоящем положении дел в охотохозяйстве, руководимом до недавних пор А. Евсеенко, который и инициировал публикацию..
Как вы помните, статья "Зверская охота" заканчивалась словами директора А. А. Евсеенко: "Несколько дней назад ко мне в охотохозяйство нагрянула милиция. Ищут злоупотребления"...
И представьте себе, находят. Находят счет, выставленный сотрудниками А. А. Евсеенко "разбушевавшимся охотникам" для покрытия убытков ни много ни мало — на четыреста тысяч рублей! Люди Евсеенко обвиняют их в гибели двух животных. Пугают судом, оглаской. Рассчитывают на то, что охотники струсят и раскошелятся. Тут мы усматриваем если и не шантаж, то крайне незаконно завышенные требования. Потому что даже браконьер заплатил бы за подобное нарушение в 10-20 раз меньше. А если учесть, что у одного животного вообще не обнаружено пулевого отверстия, а другая туша была уже вся изглодана кабанами, то и сам факт "пьяной пальбы" отсутствует. О чем и сообщила общественности "нагрянувшая" милиция.
Что же еще заинтересовало "органы" при проверке деятельности директора охотохозяйства, на территории которого мы арендуем земли? А вот взять хотя бы такой его приказ. "Повысить расценки за убитого зверя до ... тысячи, двух, трех тысяч долларов". И причина вроде бы на первый взгляд благородная: "В связи с трудным материальным положением коллектива". Значит, конечно, и его, директора, тоже. Хотя речь идет, напомним, о государственном предприятии, сотрудники которого ходят в форме с петлицами. Это все равно, что гаишникам Суздаля издать приказ о сборе дани с водителей "в связи с неблагополучным материальным положение подразделения".
А вот и следующий факт. Егерь "гасит" лицензию на мелкую особь, хотя застрелена "трофейная". Чтобы потом по сэкономленной отчетной лицензии на крупного зверя побольше "взять".
Да, нагрянула милиция, с кем не бывает. Но суетиться при этом начинает только тот, кто " не заплатил налоги". Засуетился А. Евсеенко. Вдруг исчезла в его конторе гостевая книга. С сотнями адресов клиентов и гостей. Чтобы не найти тех, кто за десятки лет побывал у него на охоте, не опросить, сколько платил "за услуги", кому и как. На языке следствия это называется заметанием следов. Хорошо, что сотрудникам ОВД все-таки удалось раскопать несколько адресов московских клиентов А. А Евсеенко. Съездили, поговорили. Оказалось, один заплатил за удовольствие стрельбы, помимо лицензионных, двести долларов. Другой "дал" девятьсот сверху. Третий тысячу двести. Тоже в зеленых. Это теневые деньги государственного предприятия, нигде не учтенные.
Если вспомнить, что егерем в охотохозяйстве — сын директора, он "гасит" лицензии и получает деньги, а супруга ведет бухгалтерию, то выводы могут напроситься самые неожиданные. Читаем заключение предварительного.
Надо сказать, что конфликт между Фондом и А.А. Евсеенко обострился после того, как с ним, как с директором Суздальского охотохозяйства, входящего в Департамент развития охотохозяйств России, не продлили контракт. Ну, такая у него должность — контрактная, государственная. Такие сейчас времена и порядки. Коли он согласился на эту должность, должен и со всеми побочными моментами быть согласен. С кем-то контракт продлят, а с кем-то нет. А он решил "бороться" и наказать "обидчиков". И как — только подвернулась возможность, приехали на охоту люди, связанные с теми, кто не продлил контракт, он их и замарал по полной программе. Чуть ли не президенту страны полетели жалобы на "беззакония", густо приправленные красивыми словами о судьбе Отечества и любви к Родине.
Известно, лучшая зашита слабых — это нападение. А лучшая кадровая политика — запугивание. На кордоне Гридино лесник, подчиненный бывшего теперь уже директора А. А.Евсеенко, прямо заявляет:
— Если бы его не сняли, нам бы с женой здесь уже не работать.
После недолгой беседы с парнем вырисовалось еще одно звено в технологической цепочке выживания на директорской должности. От лесника А. Евсеенко требовал подписать бумагу, в которой трактовка событий той злополучной охоты парня не устраивала. Не хотел человек наговаривать на людей, участвовать в заговоре. После чего ему было многозначительно сказано : " Вот так и проверяются люди". Намек был ясен. Ты, Андрей, проверку не прошел. И он ждал увольнения под каким-либо предлогом. Но уволили директора.
Здесь перечисляется только малая часть известных нам фактов, рисующих неблаговидные поступки А.А. Евсеенко.
Когда-то он с распростертыми объятиями встретил нашу инициативу помощи охотохозяйству. И он прекрасно видел и знал, что за время сотрудничества с Фондом и благодаря Фонду Суздальское хозяйство вышло на совершенно новый уровень развития. Можно только догадываться, что заставило его заявлять в статье "Зверская охота", опубликованной в "Завтра" № 6, о том, что "Фонд, как собственник, ничем себя не проявил".
Так, весьма эмоционально и резко, разъясняли мне сложившуюся ситуацию сотрудники Фонда. Затем была поездка на северо-восток от столицы, во Владимирскую область, где располагаются угодья.
Собственность неприкосновенна. Особенно государственная, думал я по дороге. Можно уважать подобные убеждения и считать, что никто и ничто кроме Государства и назначенного им Директора не способен на должном уровне вести дела. И я бы, наверно, согласился, если речь шла о социалистическом государстве лучших времен СССР. Беда в том, что теперешнее государство не только не способно как следует поддерживать жизнь своих служащих, но и не собирается этого делать. Для любого госслужащего — это аксиома. Директора только и знают, что "выкручиваться", сводить концы с концами. И они с распростертыми объятиями встречают любые частные инициативы. Вот и Суздальское охотохозяйство несколько лет назад "стало дружить" с "Фондом помощи охотничьим хозяйствам" как арендатором большого количества земли. За время сотрудничества Фондом в Суздальское хозяйство было вкачано около полутора миллионов долларов капитальных вложений. Окупить эти затраты продажей лицензий на охоту, которые выдаются Фонду в пропорции один к десяти в сравнении со всем хозяйством, невозможно будет и за сто лет. Проект абсолютно затратный, меценатский.
За годы обитания Фонда в пределах Суздальского охотохозяйства им были построены двадцать четыре километра дорог, водохранилище, с которого может взлететь гидросамолет, и комплекс зданий вокруг восстановленного Фондом православного храма необычайной красоты.
Во-первых, дорога. Дорога в лесу. В северном русском лесу. Через овраги и топи. В плывуне и буреломе. Дорога, как философия и национальная идея. 24 километра. Ну, или хотя бы возьмем для начала семь ее километров от границ угодий до кордона Фонда, находящегося в самом сердце массива. По ней, как по трассе, можно и под девяносто. Но олени на обочине и на осевой. Чистые, неземные создания. Божьи одуванчики — ресницы заиндевелые. Рассуждаем со спутником: как такого убивать? Нет, он никогда бы не выстрелил, хотя сибиряк по рождению и духу, таежник.
Олени стадом на поляне у кормушки. Парок от дыхания. Голов тридцать, и рогатых, и комолых. Они не из той породы, что кочуют по тундрам и сами себе добывают корм из-под снега. Им, как домашним коровам и овцам, на полгода Фонд кормов готовит. А это сотни тонн сена, зерна, картофеля. И если бы их потом просто продавать, как телят, на мясо, то, конечно, убытки были бы вообще гигантские. Шкурка не стоит выделки. Но их "отстреливают" люди, которым нравится это делать. В которых древний инстинкт мужчины-добытчика еще жив, не размыт цивилизацией в генной памяти. Для них охота — отрада и заряд бодрости. Акт самоутверждения. Спорт. И с этим ничего не поделаешь. Да и надо ли что-то делать в смысле запрета. Если делать, так для поощрения, отчего в нации только крепнет мужское начало. Это я к тому, что охотохозяйство может быть с каким-то денежным оборотом, но абсолютно бесприбыльным. Тем более, что охота — дело сезонное. Доходы от лицензий невелики, даже если сделать их цену рыночной и заманивать богатых людей с Запада. По крайней мере они точно не покроют расходов, если организация на хозрасчете и хозяйствует капитально, как Фонд, выплачивая зарплату наемным рабочим из средств, никак не связанных с охотничьими угодьями. Источники — в большом бизнесе. Оттуда текут деньги сюда, в эти кущи и рощи, в этих оленей и кабанов. В Фонде говорят: " Кто-то любит отдыхать под пальмами, а мы — под соснами".
Вот что вспоминалось мне, когда я любовался тонконогими парнокопытными, что живут себе, как сто тысяч лет назад, в двух часах езды от мегаполиса. Благодаря в огромной степени и этой дороге. Иначе бы человеку, их радетелю и помощнику, не пробраться к ним по дебрям на помощь.
Эта дорога рассекает лесной массив радиально и является лишь частью транспортной системы. Фонд переводит дорожным организациям средства, и специалисты с мощной техникой выстраивают в болотах и оврагах капитальную насыпь по кольцу. С этого кольца проводят пути-лучи ко всем подкормочным площадкам. Дорога в лесу — это и быстрый выезд на место пожара или преступления. Браконьеров вокруг хозяйства достаточно.
Дорожное кольцо еще не закончено. И для дальнейшей поездки по угодьям мы пересаживаемся в трактор на резиновом ходу с широченными гусеницами. В просторной двухуровневой кабине могут уместиться шестеро. Едем по снежной целине. Пылим. Трактор канадский. Не прошедший боевого крещения в русских болотах. Прежний владелец машины загнал его в трясину, утопил, бросил. Фонд выкупил "железо". Нашел умельца, который не только мотор перебрал и электрику, но и перепланировал кабину. В ней два обогревателя. Тепло, хотя за окошками под двадцать. И глухой, непроходимый лес. Трактор словно плывет по снегу.
Смотришь в окно и думаешь, сколько таких непроходимых лесов на Руси, сколько снегов. Ни на лыжах, ни на лошадке не пробьешься. Безжизненны, не освоены, враждебны. А здесь у Фонда каждый куст под хозяйским присмотром, каждая белка. И волки целы, и овцы сыты.
Оленята действительно похожи на овец.
Дорога выводит нас к поляне, на которой экскаватор копает траншею. Это могильник для пней и прочей лесной гнили. На деньги Фонда чистят лес.
Вот дорогу пересекает снегоход с санным прицепом, полным зерна. Везут завтрак лесной живности, заложенный в смету Фонда.
В холодный зимний день оживленно в лесу благодаря дороге. И человек проходит как хозяин, деятельный и разумный.
Во-вторых, украсил Фонд этот кусок русской земли под названием Суздальское охотохозяйство дивным водохранилищем. В Москве, при всем старании Лужкова, такого не реализовывалось и даже не замышлялось. В Москве десятки прудов еще не чищены, а тут выгребли болото на сотни гектаров, которое образовалось от бездарной попытки предыдущих "хозяев" угодий запрудить речку. Запрудили — и лес вокруг сгнил на корню. Топь образовалась среди угодий, земли вышли из обращения. И люди из Фонда вложили сюда сотни тысяч долларов. Сперва осушили, потом вычистили, углубили и расширили до размеров маленького моря.
В несколько печатных строк умещается смысл предприятия, но потребовались годы усилий, воля организаторов, их душа, чтобы одним красивым местом на земле стало больше. Водохранилище безымянное. Но это, конечно, не навсегда. Есть Кенозеро, Белозеро. Будет Фондозеро. Народу — охотничьему и просто отдыхающему— виднее, как назвать это творение московски-сибирских меценатов.
Сейчас водохранилище подо льдом и запорошено снегом. Летом — с гусями и утками, со щуками и карасями. С бесподобными закатами и восходами.
Всего несколько лет назад земля здесь дышала смрадом запустения. И вот получился рукотворный храм природы.
В-третьих, храм православный на окраине Суздаля возродился стараниями Фонда. С домом священника и ЦПШ (церковно— приходской школой). Тоже топь духовная и смрад житейский царили здесь до прихода деловых русских людей из Фонда.
Мы въезжаем в обширный церковный двор и останавливаемся у дома отца Виталия, вернее тоже — церковного дома. Строение будет переходить по наследству от священника к священнику. Кирпичный особнячок невелик. Кухня, две комнаты, мезонин. Из трубы дым валит. Ночью выстыло жилье. Отец Виталий в камилавке и рясе без проблем выдерживает двадцатиградусный мороз. Показывает двухэтажное здания ЦПШ. Отца Виталия зовут "детский батюшка", он любит ребятишек. Собирает окрестных детей под своим крылом, крестит, пестует, воспитывает. У него своя демографическая статистика. Крещений в его приходе, созданном силами Фонда, намного больше, чем отпеваний. Значит, возрождаются православные.
Мы идем в храм Александра Невского в стиле неоклассицизма девятнадцатого века. Изощренная кирпичная кладка, компактность. Внутри теплынь. Стены для росписи просушиваются собственной газовой котельной, устроенной на средства Фонда. Золото окладов настраивает на торжественный державный лад.
Опять дышим полной грудью на церковном дворе, и отец Виталий рассказывает, что сто лет назад замыслил этот храм один суздальский купец. Революция помешала ему. Сгинул купец. В руины превратился храм. Но история так повернулась, что его дух унаследовали строители из Фонда помощи охотничьим хозяйствам. На исходе двадцатого века закончили благое дело.
К достопримечательностям, созданным Фондом в лесах под Суздалем, надо также отнести и охотничий дом на берегу рукотворного водохранилища. Сложен из точеного кругляка, как раньше говорили, без единого гвоздя. И внутри — дерево, мореное и лакированное. Все строение размером с хороший помещичий дом позапрошлого века. Тепло, красиво и сытно в доме. Все гостям рады. Собственный хлеб пекут. Все продукты на столе тоже свои, натуральные. Водочки — рюмка перед обедом, не больше. А потом неторопливая беседа у камина.
Работники за одним столом с хозяевами. Отношения дружеские.
Комбинезоны на мужиках легкие, пуховые, красивые. Сапожки меховые. Лица открытые. Взгляды прямые и смелые. Разговоры без обиняков. Чувствуется — работящий, вольный народ. Радостно за них.
И горько, что принуждают их участвовать в тяжбе, голословно обвиняют Фонд, как арендаторов части угодий охотохозяйства, в бездеятельности и корысти только потому, что у них все получается, все ладится, на все деньги находятся. Их успех — укором неудачнику.
Александр Лысков