Авторский блог Редакция Завтра 00:00 18 февраля 2004

13 ОПЫТОВ НАД ЛЕНИНЫМ

| | | | |
08(535)
Date: 18-02-2004
13 ОПЫТОВ НАД ЛЕНИНЫМ
— Так стоит или нет читать эту книгу?
— На этот вопрос я отвечать не буду. Ведь откуда вам известно, что я не агент Матрицы?
ПОЛЬЗУЯСЬ ЯЗЫКОМ ШАХМАТ, можно сказать, что в своей книге "13 опытов о Ленине" Жижек начинает очень интересные многоходовые комбинации, но заканчивает их скучными и привычными пассажами из учебников политкорректности. Так, например, он постоянно прибегает к связи того или иного явления с фашизмом, в связи с чем оно априори становится негативным. Это тем более невразумительно, что Жижек претендует на диалектический подход, а значит, по идее не должен себе позволять эмоций и обращения за помощью к мэйнстриму.
При этом его попытки блеснуть своей эрудированностью и образованностью (читать Гегеля сегодня — это все равно, что освоить язык программирования какой-нибудь дикой секты) иногда вызывают даже раздражение — если ты такой умный, то почему же тогда так неглубоко копаешь? А если на это возразят, что он пишет для народа — то обычный коммунист, прочитавший в лучшем случае Манифест компартии, не сможет разобраться в его узорах. Особенно это касается первых глав.
Хотя благодаря этому любительскому качеству в философско-политологической книжке Жижека встречаются и довольно вкусные места, например, такой пассаж в главе "Против постполитики":
"Советский Союз стал первым образцом развитого "постсобственнического" общества, настоящего "позднего капитализма", при котором принадлежность к правящему классу определяется прямым доступом к (информационным, управленческим) средствам общественной власти и контроля и другим материальным и социальным привилегиям: суть теперь не в том, чтобы владеть компаниями, а в том, чтобы непосредственно управлять ими, иметь право пользования частным реактивным самолетом, иметь доступ к высококлассному медицинскому обслуживанию и т.д. — привилегиями, которые будут обеспечиваться не собственностью, а иными (образовательными, управленческими и т.д.) механизмами".
В этом плане показателен пример нынешнего фондового кризиса в Соединенных Штатах. Официально объявлена война против менеджеров, фондовых брокеров и аналитиков, образовавших касту, которая одна в течение десятка лет определяла существование и выживание огромного количества компаний. И это при том, что они являлись не собственниками, а всего лишь наемными служащими. Причем эти менеджеры так откорректировали правила игры, что зарабатывали свои деньги с большим количеством нулей даже в случае полного краха предприятия.
Однако, и здесь, разоблачая касту правителей, возникающую в обществе, где право собственности начинает играть второстепенную роль по сравнению с эффективным менеджментом этой самой собственности, Жижек проводит знак равенства между любыми формами "иерархии":
"Тогда, если собственность перестает играть ведущую роль, возникает опасность того, что ее постепенное исчезновение вызовет потребность в некоей новой (расистской или экспертной) форме иерархии, непосредственно основывающейся на качествах индивидов, отменяющей тем самым даже "формальные" буржуазные равенство и свободу. Короче говоря, поскольку определяющим фактором социальной власти будет наличие / отсутствие доступа к привилегиям (знаниям, управлению и т.д.), мы можем ожидать усиления различных форм исключения, вплоть до неприкрытого расизма".
Этот маловразумительный пассаж, выступающий в качестве аргумента против принципа иерархии, основан на том, что принцип иерархии практиковался фашистами. Такого же рода аргументы приводились в недавнем прошлом по поводу "ухода" из большой политики Йорга Хайдера, который пытался использовать определенные успешные наработки немецкой политики 30-х годов. И в отношении "затравленного" Хайдера главным аргументом стало обвинение в фашизме.
САМОЕ БОЛЬШОЕ, ЧТО ЖДАЛИ ОТ ЭТОЙ КНИГИ, — это раскрытие или по крайней мере тайный код к криптограмме "антиглобалистский проект". То есть, как он должен развиваться, чтобы не превратиться в еще одну революцию хиппи. Однако по ходу книги складывается ощущение, что сам автор не верит в перспективы антиглобализма.
Таким образом, выходит, что будущее принадлежит людям типа Хайдера, поскольку они представляют альтернативу как хиппи-антиглобалистам, так и системным партиям. То есть будущее за теми политиками, которые вытащат Европу, Россию из глобалистского капкана, перестанут спонсировать доллар и будут проводить принципы экономической автаркии (логика экономической автаркии проста: все свои потребности стараемся удовлетворять сами, импортируя не из тех стран, откуда дешевле, а из тех, с которыми можно расплачиваться собственными товарами). В этом случае разумная часть нынешнего антиглобалистского проекта как раз и выступит в поддержку такого рода политиков. В качестве примера можно привести французское крестьянское движение, один из лидеров которого, Жозе Бове, заявляет очень близкую правым (не путать с либералами) идею о необходимости отказа от дешевого и вредного импорта и собственной ориентации на губительный для сельского хозяйства других стран экспорт (при этом необходимо учитывать, что во многом этот самый европейский продовольственный экспорт съедает до трети доходов ЕС).
Отсутствие собственного проекта у Жижека наблюдается и в его критике либералистских проектов, так называемых "постиндустриалистов". Например, остается непонятным, в чем же альтернатива Беллу, если его модель трактовки Маркса не подходит и является ложной. Грубо говоря, Белл в своем "Грядущем постиндустриальном обществе" дает перспективу — помимо того, что на высоком уровне анализирует "конкретную ситуацию". Жижек этого не делает, что создает хорошую возможность для обвинений в банальной интеллектуальной трусости. То есть фактически выясняется, что даже один из главных идеологов антиглобализма не может сформулировать будущего движения.
Причем эти же обвинения касаются критики теории "борьбы цивилизаций", которую проводит Жижек, хотя и без прямой ссылки на Хантингтона. Однако Хантингтон и Бжезинский, например, не боятся рисовать перспективы и рисовать свой проект в контексте будущего. Что же касается Жижека, то он делает слабое, подкрепленное двумя некрепкими тезисами вопросительное заявление (в контексте "11 сентября"), претендующее на повествовательный характер:
"Еще раз зададимся вопросом: не служит ли тот факт, что действия, первоначально приписанные внешнему врагу, могут исходить из самого сердца l'Amerique profonde, неожиданным подтверждением о том, что столкновения происходят внутри самих цивилизаций?"
ПО-НАСТОЯЩЕМУ ХОРОШЕГО В ЭТОЙ КНИГЕ — это попытка оживить бродивших в свое время "призраков", которые получают довольно интересную трактовку именно сегодня.
Во-первых, это касается ленинского радикального утверждения о том, что у революции нет никакого "подходящего момента". Это особенно актуально и для сегодняшней российской компартии, которая пытается выжить и приспособиться к системе, тогда как необходимо заниматься совершенно другой работой. Тем более, что последние события показали, что выжить в системе, выступая хоть в какой-то степени против нее, нельзя. Соответственно, необходимо говорить ни о тактике выживания, а о новом прорывном радикальном проекте, стратегии нового 1917 года.
Во-вторых, пора вновь переосмыслить значение внутрисистемной работы, поскольку парламент, так называемая независимая судебная власть, выборы и прочее есть всего лишь прикрытие системы. То есть система предлагает и пропагандирует выбор, который прикрывает глубинную несвободу. "Соперник — это не смертельная угроза власти, поскольку место ее изначально является пустым, место, в законной конкурентной борьбе за занятие которого могут участвовать самые различные силы."
В-третьих, Жижек приводит очень интересную логику Б.Брехта по поводу "московских судебных процессов". Пассивных наблюдателей во время войны нет (а Советский Союз после принятия Конституции 1936 года вел классовую борьбу во всемирном масштабе), а соответственно, те, кто не поддерживал активно линию партии, не желая "марать руки", были предателями и шпионами (в противном случае их нужно судить как трусов). И Жижек делает вывод: "…сами чистки обладали необъяснимым очарованием, особенно для интеллектуалов: их "иррациональная" жестокость служила своего рода онтологическим доказательством, свидетельствующим о том факте, что мы имеем дело с Реальным, а не просто с пустыми проектами. Партия была беспощадной и жестокой, но эта жестокость символизировала собой Дело…
В этом плане разве не является слабостью как брежневского, так и путинского режима — отсутствие брутальности, "которая и жжет, и губит". Брутальности, которая, в противоположность многоходовой кулуарности, дает ощущение грандиозности всего происходящего, освещает смыслом жизнь миллионов.
В-четвертых, это соотношение между экономикой и политикой, кстати, общее и для марксистов, и для правых: "да, экономика — это основная область, в ней произойдет решающая схватка, нужно развеять чары глобального капитализма, но вмешательство должно быть именно политическим, а не экономическим". Простой и яркий пример — это доллар. За счет денежной интервенции американская Федеральная Резервная Система накормила свой бюджет, девальвировав на 20% огромное количество долларов в мире (в том числе, и у русских). И, несмотря на это "кидалово", доллар по-прежнему остается и будет оставаться мировой резервной валютой, пока не будет принят ряд политических решений: самое существенное и опасное из них — это перевод нефтяных контрактов из долларов в евро. Однако политически ни европейцы, ни арабы сами пока к этому не готовы — так же, как не готовы были именно политически японцы в 70-х.
В-пятых, новое прочтение старой марксистской формулы, в рамках которой и сами деньги, и товар становятся квази-товаром. То есть капитализм на новой постиндустриальной фазе становится настолько гибким и "культурным", что контролирует буквально всё. Классический пример: мы покупаем автомобиль, свидетельствующий о нашем положении в обществе, расплачиваясь виртуальными деньгами с кредитной карточки. Таким образом, эта новая модель еще по ходу дела совершила денежную революцию. Сначала "дикий капитализм" золота и серебра перешел в капитализм денежных знаков, ценность которого можно было ощутить с помощью бумаги и воображения. И, наконец, венцом культурного капитализма стала кредитка — полностью виртуальные деньги. Причем виртуальность становится неотъемлемым свойством этого постиндустриального "сверх апгрейденного" капитализма. Символично, что самой дорогой собственностью Микрософт (самой капитализированной компании в мире) является ее лейбл, реальная стоимость которого умножена в десятки и сотни миллионов раз.
Однако, как и у предыдущих версий (того же описанного Лениным империализма), у нынешнего постиндустриального капитализма есть свои "баги" — слабые места. Прежде всего это касается резкой маргинализации в мире, при которой капитализм, эксплуатирующий весь мир, постоянно сокращает орбиту трудовой эксплуатации вовлеченного в него населения. На сегодняшний день в рамках данной модели потребляется лишь 20% трудовых ресурсов в мире, причем эта цифра постоянно сокращается (все остальные живут как бы в других, вытесненных мирах: феодальном, первобытно-социалистическом, дико-капиталистическом и т.д.). В этой связи маргинальное большинство может оказаться и уже оказывается головной болью культурного капитализма: пока его просто выкинули в культурное гетто, которое ежедневно показывают по новостям, чтобы избранные 20% не зазнавались и не вякали. Не вякали против системы, что же касается культурной болтовни во благо социальных меньшинств, которых в сумме больше в несколько раз — это пожалуйста. В этом плане надо отдать должное Жижеку, он хорошо разоблачает все это "психологическое успокоение" обывателей: перечислил деньги в Гринпис, пожал руку гею — можешь спать спокойно.
Не поможет, рано или поздно эти массы, как в ужастике Уэллса, вылезут наружу и расправятся со своими мнимыми господами.
Более того, если рассматривать это противопоставление сквозь призму гегелевской борьбы раба и господина, нельзя не заметить парадокса: хотя Запад считается господином — эксплуататором, мы тем не менее занимаем позицию раба, цепляющегося за жизнь и удовольствия, который не готов рисковать своей жизнью (вспомним идею Колина Пауэлла о высокотехнологичной войне без человеческих потерь), в то время как неимущие мусульманские радикалы — господа, готовые рисковать собственной жизнью…
Эрнест Султанов
1.0x