| | | | |
06(533)
Date: 04-02-2004
ЖИЛИ-БЫЛИ
Придя пару лет назад на дорогие нам могилы трагически погибшей в детском возрасте сестры и умершего от тяжелой болезни совсем молодым папы, мы увидели, что над ними надругались: от памятников были отодраны таблички, оказавшиеся на беду нашу и покойников, оставшихся на время безымянными.
Какие чувства охватывают человека, столкнувшегося с вандализмом на родной могиле, — не передать. Кто сталкивался, знает, а кто — нет, не поймёт. И не дай Бог. Бессилие, чувство вины перед спящими вечным сном, чей покой так глумливо нарушили, ярость и презрение к тем, кто посмел святотатствовать. Боюсь попасть в число нерукопожатных у почитаемых мною и всем прогрессивным человечеством приставкиных, ковалёых и пр. сатанинозащитников, но признаюсь, застань я подонков во время их шакальства, бросилась бы в драку, и если бы удалось, убила мерзавцев. Ни следствия, ни суда, на которых непременно выяснилось бы, что гробокопатели сильно нуждались в средствах на срочную операцию, а в детстве мочились, мне в этом случае не было бы нужно.
Таблички содраны и с других памятников, многие из которых оказались не просто покорёженными в результате таких пластических операций докторов менделей российской демократии, но и повалены. На некоторых могилах надгробий не оказалось вообще — они были демонтированы, будучи целиком из цветных металлов.
Знакомая, плакавшая в каком-то детском бессилии, рассказывала о полностью разорённой могиле родителей: вырыты и утащены и памятники, и ограда, которая была утоплена в бетонные чушки. Рыдающая безутешная дочь поруганных предков проклинала гипотетических бомжей, потерявших всякую совесть.
Но ведь это — отнюдь не дело рук бомжей. Те пакостят по мелкому в силу отсутствия возможностей, имеющихся у гробокопателей более высокого полёта и низкого падения. Кладбище находится за городом, добраться до него непросто даже налегке. А уж тащить тяжёлую ограду, надгробия, кресты ...
Нет, разорение наших могил — дело чётко спланированное. Те, кто ругал плановое хозяйство, гайдары и их адепты, выходят на кладбищенскую охоту с бизнес-планом в руках. Сначала они проводят рекогнасцировку местности. Отмечают, где находятся атрибуты из нужных им материалов. Подгоняют машину с бригадой ублюдков, оснащённых специнвентарём, и работа закипела. Люди там заняты серьёзные. Если не первые люди в крае, то их жёны, ставшие весьма успешными бизнес-вуменшами, торгующими цветметами. Стоит ли удивляться, что пункты по их приёму никак не закроют? Рыночник Гайдар не удовлетворился изъятием гробовых, похоронных стариковских вкладов, он, будучи по сути трупоедом, перемывателем костей и пережёвывателем мощей, давно отошедших в мир иной людей и событий, професстональным танцором на костях и могилах, взяв в самом начале своей реформаторской деятельности похоронный след, пленившись вкусом мертвечины, влез на каждый погост, разгрёб каждую могилу на предмет развития рынка по-гайдаровски: есть ли чего слямзить у похороненных все-таки, хотя и гораздо скромнее из-за его грабежа, да и у погребённых давным-давно есть чем помертвиться. Каждая табличка из цветного металла, каждая оградка, каждый крест, каждая латунная буковка были изъяты рыночниками и переплавлены в топке реформ, а вырученные за это деньги были переведены на счета укрупнения, расширения... И расширился в итоге главный рыночник так, что только употребление скрепляющих спецкремов, кажется, позволяет ему не лопнуть от жира.
Одному Гайдару, всаднику, скачущему впереди, в какой бы он галоп ни пускался, не справиться с инспектированием русских кладбищ — слишком уж их много. Особенно появляется в последнее время. И он призвал на помощь цивилизованные народы — прибалтийцев, канонеров, вышедших на первые места по экспорту цветных металлов — бывших кладбищенских крестов. Ньюевропейцы, гладящие манишки для торжественной церемонии вступления в Европу и НАТО, педанты и аккуратисты, проехали по нашим пантеонам и к своему неудовольствию нашли не оторванными от надгробий 9 табличек на кладбище в городе Н. и две невыкорчеванные оградки из нержавейки на погосте посёлка М. Российским рыночникам от прибалтийских бизнесменов была передана нота протеста против то ли укрывательства, то ли нерадивости трупоедов. Прибалты чувствовали себя ограбленными.
В современной России конъюнктуру вынуждены учитывать даже покойники.
Они не смеют претендовать на бронзовую деталь памятника, как в прежние времена, на никелированную сталь таблички, выложенную латунными буквами надпись, оградку из нержавейки… Рынок, господа покойники,— слышат они от партии Сеем Повсюду Смерть. То, что от костлявой руки рынка не укрыться даже на погосте, вы воочию убедитесь, придя на дорогие могилы. На старых кладбищах родственники поруганных, восстанавливая изувеченные памятники, сталкиваются порой с проблемой указания дат жизни и
смерти усопшего, ведь не каждый помнит это в отношении давно умерших бабушек-дедушек. А уходящим в мир иной уже в наши, светлые, рыночные дни, сразу ставят надгробия, не могущие заинтересовать бригаду кладбищенских либералов: из камня, дерева. Мы все на рынке. Покойники в том числе. И бойкая торговля идёт разным товаром. Не только живым, что было
невозможно в советском обществе. Но и мёртвым. Что невозможно в обществе человеческом. Но цивилизованное государство Россия, руководитель которой безукоризненно носит костюмы и ходит сводящей с ума престарелых жеманниц походочкой, в таком обществе покуда не принято. И у нас возможно всё.
Анна Серафимова
1.0x
