1(476)
Date: 30-12-2002
Author: Александр Иванов, Издательство "Ad Marginem"
ВОПРОС КАК ОТВЕТ
Начиная примерно с конца пятидесятых годов перспективой для нашего мыслящего класса было превращение России в так называемую цивилизованную страну. И когда появился второй русский капитализм, то он появился на руинах уже разрушенной империи, подточенной изнутри тем длительным, многодесятилетним процессом конвергенции, либерализации, капитализации Советского строя, в котором интеллигенция сыграла одну из самых важных ролей могильщика советской власти. Девяностые, примерно до девяносто шестого — девяносто восьмого года, были годами такого культурного, экономического, социального армрестлинга. Вошедшее в политику поколение менеджеров, Чубайс, Гайдар и прочие, поставило перед собой цель во что бы то ни стало уничтожить здесь последние остатки советского, коммунизма. И надо сказать, что к концу девяностых они победили. Их победа одновременно означала возникновение огромного количества чудовищных проблем разного рода. Проблемы возникли из-за того, что пока существовал такой большой враг как коммунизм и советская власть, жизнь имела смысл. Борьба наделяла существование смыслом. И когда этот враг вроде бы оказался повержен, оказалось, что его отсутствие ведет к очень серьезным кризисным процессам внутри либеральной идеологии, внутри либерального сознания, которое формировалось у нас с конца 50-х.
Как это сказалось на литературной сцене. Старые институции — толстые журналы, издательства типа "Вагриуса", лидировавшие в девяностые годы, столкнулись с ситуацией огромного идейного дефицита. И появление романа Проханова "Господин Гексоген" показало, что существует совершенно другая перспектива. Перспектива совершенно другой оценки событий девяностых годов, да и вообще последнего тридцатилетия в России. Оно связано уже не с либеральной моделью развития России, а с моделью, объединяющей в себе почвеннические и леворадикальные идеи. То есть с той моделью, которая у нас ассоциируется с именами Ленина и Сталина. И оказалось, что эта новая перспектива, рожденная романом Проханова, стала разрушительной и самой опасной для литературных и политических институций 90-х годов. Собственно эффект разорвавшейся бомбы от "Гексогена" связан с тем, что роман попал в самую сердцевину социальных, культурных, экономических, идейных проблем, с которыми столкнулась Россия в начале этого тысячелетия. Грубо говоря, это можно сформулировать так: несколько поколений русских мыслящих людей пытались строить в России общество, которое напоминало бы западные демократии. Оказалось, что, сформировав какие-то приблизительные параметры этого общества, Россия не стала более привлекательной для Запада. Россия, утратив свои геополитические притязания, утратив свою силу, в том числе и военную, стала гораздо менее интересным партнером для диалога, нежели Россия, которая была до этого. И от этого целый комплекс проблем. Мне кажется, что роман Проханова именно об этом. "Господин Гексоген", как настоящий мировоззренческий роман, силен тем, что ставит основной вопрос: что с нами произошло в девяностые годы. Ответ на деле менее интересен. Вопрос предполагает более широкое поле исследований, в том числе и художественных, которые Проханов будет продолжать. Все сегодняшние проекты, связанные с определением будущего России, в экономике, в политике, в культурной сфере, так или иначе не смогут пройти мимо этого вопроса. Так или иначе ответить на этот вопрос, который задал Проханов, нужно будет всем. То, что Проханов поставил его так резко, грубо, весомо — тем более важно, потому что его роман, будь он более стилистически и эстетически изощренным, не привел бы к этой постановке вопроса, не привел бы к такой реакции на него. Что происходит с литературой сейчас? Литература неожиданно в лице Проханова получила продолжение русского литературного мифа. А русский литературный миф связан с тем, что литература — это наше все. В форме литературы мы отвечаем на все вопросы нашего бытия. Это чудовищный вызов культурной сцене, которую пытались выстраивать здесь либеральные институции в течение последних десяти лет. Они пытались строить культурную сцену, которая была бы четко дифференцирована. Литература отвечала бы за литературу, политика за политику, экономика за экономику, религия за религию. И вдруг появляется писатель Проханов, который говорит: буду отвечать за все в своем романе. И вот эта литературная, политическая и идеологическая претензия Проханова стала основным вызовом для культурной сцены. Вызовом, с которым никто не может до сих пор смириться, хотя роман вышел больше года назад. Чупринин недавно написал, что произошло поражение передовой интеллигенции.
Русский литературный миф говорит, о том, что все мы живем в нерасчлененном мире, который не может быть приведен к отдельным департаментам, видам деятельности и.т.д. Эта нерасчлененность мира и есть огромный вызов либеральным ценностям, гораздо более существенный чем любой политический, будь то вызов Лимонова или вызов Зюганова. Политический вызов, так или иначе вступает в компромиссы, с той политической действительностью, которая была установлена в 90-е годы. А литературный вызов не знает никаких компромиссов. Чубайс, по-моему, должен бояться литературы больше чем чего бы то ни было. Проханов пишет, что гражданское общество такой же миф, как и литература, но давайте взвесим преимущество одного мифа над другим и.т.д. Поэтому роман Проханова оказался таким литературным явлением, которое вернуло ощущение литературы как тотального опыта. "Господин Гексоген" гораздо более мощная тенденция, чем только литературная. Это тенденция, связанная с сегодняшним и с завтрашним миросозерцанием целой нации.
1.0x
