Авторский блог Редакция Завтра 00:00 14 января 2003

«ВИШНEВЫЙ САД» Игоря СИРЕНКО

3(478)
Date: 14-01-2002
Author: М.КОВРОВ
«ВИШНEВЫЙ САД» Игоря СИРЕНКО (Театр «Сопричастность»)
Толстой очень любил Чехова, но не понимал, зачем он пишет пьесы. После беседы с Толстым (1900 г.) Владимир Иванович Немирович-Данченко заключает, что тот — человек легкомысленный. "Не следует говорить о таком великом человеке, как Толстой, что он болтает пустяки, но ведь это так". Немирович безусловно прав: только легкомысленный человек мог написать, что хорошее искусство всегда понятно всем.
Чехов — Авиловой (1899): "Толстого я люблю очень"; ей же в другом письме: "Я Толстого знаю, кажется, хорошо знаю, и понимаю каждое движение его бровей, но все же я люблю его". И старается не уступать Толстому в легкомыслии.
Чехов — брату Александру: "Пьесу я написал нечаянно" (об "Иванове"). Чехов — Авиловой (1892): "Кончаю повесть, очень скучную, так как в ней совершенно отсутствуют женщина и элемент любви. Терпеть не могу таких повестей, написал же как-то нечаянно, по легкомыслию" (о "Палате № 6"). Оба любители, один — артиллерийский офицер, другой врач. Немирович же профессионал, у него твердые воззрения, он знает, как овладеть центром фабулы.
Чехов — Немировичу (конец 1899 г.): "Художественный театр — это лучшие страницы той книги, какая будет когда-либо написана о современном русском театре". Далее в том же письме: "это единственный театр, который я люблю, хотя ни разу еще в нем не был". При датировании "ни разу не был" обычно опускают. Здесь пародируется стиль Немировича; Немирович — Чехову, о "Чайке": "дивные построения пьесы", "величайшего торжества правды и честного труда" и т.д. Немирович — прототип Кулыгина в "Трех сестрах", Гаева в "Вишневом саде".
Чехов — Книппер (о "Вишневом саде"): "вся пьеса веселая, легкомысленная, кое-кому не понравится, скажут, что я стал неглубоким” (после холерных бараков и семейных бараков на Сахалине он знал, что драма, трагедия бывают только в жизни, и что других жанров в драматургии, кроме комедии — не существует). Она отвечает: если пришлешь пьесу прямо начальству, а не мне, то разведусь, так и знай.
Чехов — Лилиной: "Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс, и я боюсь, как бы не досталось от Владимира Ивановича". Лилина — Чехову: мне пьеса показалась жизнерадостной и даже на репетицию весело было ездить, это не пьеса, а симфония, играть ее надо правдиво, но без реальных грубостей, так мне кажется. Станиславский считает, что это лучшая пьеса Чехова, "люблю в ней каждое слово, каждую ремарку, каждую запятую".
Премьера состоялась 17 января 1904 г. Присутствуют автор, Гликерия Николаевна Федотова, первая актриса Малого театра, Шаляпин (произносит восторженную речь), Рахманинов, Горький, Брюсов, Андрей Белый. Художник М.В.Нестеров называет пьесу трогательной, благоухающей. Бальмонт в диком восторге.
Разве это мой "Вишневый сад", разве это мои типы? Я пишу жизнь. Откуда это нытье? Все это не мое. За исключением двух-трех исполнителей, все играют ужасно: Шарлотта, Лопахин, Дуняша. Почему на афишах и в газетах моя пьеса упорно называется драмой? Станиславский и Немирович ни разу не прочитали пьесы и делают из меня просто скучного писателя.
Ведь Артем (для него была написана роль Фирса) играет прескверно, — пишет он жене 27 февраля — я только помалкивал. И ей же 29 марта: Станиславский играет (Гаева) отвратительно. "Одно могу сказать: сгубил мне пьесу Станиславский. Ну, да бог с ним". К этому времени сборы упали до 50%. В июле Чехов умирает; Немирович пишет Станиславскому: "Чехова мы потеряли еще с "Вишневым садом". Он не написал бы больше ничего". Через тридцать лет — он же, в книге воспоминаний "Из прошлого": "Вишневый сад" — самый яркий, самый выразительный символ Художественного театра.
Судя по всему "чеховского" "Вишневого сада" за все эти 99 лет никто так и не увидел. Впрочем, пьесы Шекспира стали играть во всем мире примерно через двести с лишком лет после его смерти. Если бы не усилия Гете, который в пику надоевшей всем холодной французской драме заставил немецких критиков и переводчиков возродить Шекспира из небытия, вряд ли бы сейчас кто-либо знал это имя. Правда и то, что из немцев возрождать было некого.
Премьеру играли начинающие любители и Чехов им еще не по зубам. Во МХАТе ему только второй акт "Дяди Вани" своим и показался, где солировали Книппер и Лилина. Они выпивали и закусывали.
Если Шекспира родил Гете, то драматурга Чехова создали актеры. Первым "чеховским" спектаклем был, по-видимому, "Дядя Ваня" (именно его когда-то обругал Толстой) в постановке Кедрова, ученика Станиславского. Правда, для этого Станиславскому пришлось изменить искусство театра. Спектакль поставлен в 1947 г., когда основателей уже не было в живых и выросло поколение актеров Добронравов, Орлов, Вера Николаевна Попова, Яншин, Попов, Ливанов, Ленникова для которых других школ уже не существовало. Этот спектакль видел весь мир. "Вы открыли Лондону настоящего'Чехова — во всем его богатстве", писал Питер Брук.
В последнем мхатовском "Вишневом саде" Варю играла Ленникова. В финале второго акта она дважды пробегала по сцене в поисках Ани, которая стояла тут же. Ее "А-у" я слышу до сих пор,— мгновения, которые остановились. У Чехова Вари нет на сцене. В ремарке сказано: "Где-то около тополей (?) Варя ищет Аню" — ремарка непрофессионального драматурга. Акт начинался ярким солнцем, кончался при луне. По мнению Чехова, акт длится двенадцать минут.
Там еще был прохожий. В "Трех сестрах" Чехов изобразил себя Протопоповым, в "Вишневом саде" — прохожим. Его играли Владимир Александрович Попов и Иван Михайлович Тарханов, между ними не было ничего общего. Оба — потрясали.
Прохожий обращается к Варе: "Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать". Написав эту фразу, Чехов, довольный, тут же обращается в театр: "Мне, как пишущему, необходимо наблюдать возможно больше женщин, необходимо изучать их, и потому, к сожалению, верным мужем быть я не могу. Так как я наблюдаю женщин главным образом для пьес, то Художественный театр, по моему мнению, должен был бы прибавить моей жене жалованья или назначить пенсию". Ему нравилось: во всей пьесе — ни одного выстрела.
У Чехова второй акт кончался сценой Фирса и Шарлотты. Фирс говорит: Мне было лет 20 или 25, идем это я да сын отца дьякона, да повар Василий, а тут как раз вот на камне человек сидит... чей-то чужой, незнакомый... Я отчего-то оробел и ушел, а они без меня взяли и убили его...Деньги у него были. Шарлотта: Ну? Weiter. Фирс: Потом, значит, понаехал суд, стали допрашивать... Забрали... И меня тоже... Просидел в остроге года два... Потом ничего, выпустили... Давно было. Всего не вспомнишь. Шарлотта: Тебе умирать пора, дедушка (ест огурец). Немирович выбросил эту сцену, она мешала овладеть центром фабулы.
Иногда Попов играл Фирса, тогда Тарханов был прохожим. Он походил на Чехова: высокий, мощный, говорил басом. Попов был лучшим Фирсом, единственным, кто хорошо помнил, какая в старину была вишня: мягкая, сочная, сладкая, душистая. Роль Трофимова в спектакле Игоря Сиренко в исполнении Владимира Баландина также напоминает нам о Чехове. Раневская говорит ему: недотепа. Так обычно и играют. Он — вечный студент. Но что это значит?
Толстой ушел со второго курса университета. В двадцать два года, не выправив паспорт, отправился вслед за любимым братом на Кавказ, дорога заняла сорок дней, пробыл там два года семь месяцев, там же начал писать "Казаков". Писал десять лет.
Николай Федоров не кончил курса, поспорив с профессором на выпускном экзамене.
Да и сам Чехов из недотеп: в гимназии дважды остается на второй год. Но мечтает учиться в Цюрихе. После уроков ходит в портняжное училище, шьет брюки и жилеты, понимая, что другая жизнь ему недоступна. Случайно оказавшись в Москве, по легкомыслию подает ректору прошение в университет и в нем: "по медицынскому факультету", через "ы". Горький пишет, что Чехов — первый свободный человек, встреченный им, и когда Трофимов — Баландин спокойно говорит: я свободный человек и все, что вы так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти,— без надрыва, экстаза, как играли всегда, удивляешься — и всего-то смена интонации, а — другая пьеса.
"Вся Россия — наш сад" — это так естественно. Зинаида Гиппиус, вспоминая о своем путешествии с Сувориным и Чеховым, пишет: в Чехове было и настоящее безразличие к Европе. Суворин жаловался: "Все просится скорее в Рим. Авось, говорит, там можно где-нибудь на травке полежать". Чехов, лежащий на травке в Риме — финал фильма Андрея Тарковского "Ностальгия".
Владимир Михайлов играет Лопахина "без грубостей", не особенно подчеркивая свое низкое происхождение; Белокуров во МХАТе — подчеркивал. Кстати, Баландин играет сына аптекаря, что необязательно. В Лопахине Михайлова есть некоторая неуверенность и, по-видимому, это хорошо. Чехов равнодушен к Лопахиным, они пока существуют для обмена веществ, съедают все, что попадается им по пути. И в управляющие к ним приходят Епиходовы. Казалось странным, что Чехов настаивал (и его не послушали), чтобы роль Лопахина играл Станиславский, уже современники замечали, что никакой это не купец.
Пушкин, закончив "Маленькие трагедии", записывает: "Правдоподобие все еще полагается главным условием и основанием драматического искусства. Что если докажут нам, что самая сущность драматического искусства именно исключает правдоподобие?" В своем трактате об искусстве Толстой добавит: подробность мешает правде. Вишневый сад — аллегория. Вишневые деревья — это пьесы Чехова, которые сгубил Станиславский; Чехов не мог ему сказать этого прямо, потому что Станиславский не выносил правды, она его убивала.
Самые первые тексты Чехова уже были многозначны. Знаменитая фраза из первого рассказа Чехова "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда" стала формулой науки, печалью о невозможности доказательства непротиворечивости формальной системы средствами самой системы, а сам герой — типичным портретом ученого. Прототип героя -дядя Чехова Митрофан Егорович. Ему Таганрог обязан каменными мостовыми, сделанными из лавы Везувия, привезенной итальянскими кораблями в качестве балласта. Считался чудаком, оригиналом и даже юродивым.
Обращался к детям на "вы", дарил им в праздник по гривеннику и в день своего ангела посылал в острог целые корзины французских хлебов, по числу заключенных. Именно он пристрастил Чехова к театру, ставил с детьми "Ревизора" и Антон играл городничего. Умер от истощения, работал через меру.
Митрофан Егорович был стилист, поздравляя родителей Чехова с праздником Пасхи, писал: "сынове Ваши яко новонасаждения масличныя окрест трапезы пасхальныя возликуют с дорогим и дорогою". Чехов — Митрофану Егоровичу: "Я часто говорю о Вас моим знакомым. Вы не можете себе представить, как высоко я ценю Вас, как горжусь Вами и какое удовольствие доставляет мне сознание, что Вы близкий для меня человек. Чем старше я становлюсь, тем сильнее мое уважение к Вам".
Гаев говорит о Раневской: она порочна, это чувствуется в каждом ее движении. Раневская Марии Зиминой прекрасна, это чувствуется в каждом ее движении. Истинно чеховское решение. До сих пор подробности биографии Раневской мешали актрисам пробиться к этой правде. Спектакль московского театра "Сопричастность" — очень важный шаг в сценической истории "Вишневого сада". Которая только-только начинается.
"Я пишу жизнь". "Вишневый сад" был продолжением бесед с Авиловой. Он отвечал ей со сцены в "Чайке", был ветеринаром в "Душечке" и уехал от нее вместе с полком, уехал навсегда, так как полк перевели куда-то очень далеко, чуть ли не в Сибирь, и вернулся седым, в жаркий июльский день, под вечер, когда по улице гнали городское стадо. В "Трех сестрах" он ее обвинял: она вышла замуж без любви; и снова уходил от нее вместе с бригадой в Царство Польское или в Читу. В "Вишневом саде" он пророчествовал, что ее муж (крепкий хозяин, из донских казаков) умрет от шампанского, а ее имение продадут с молотка.
В одном из писем он ей советовал (она была известной писательницей, ее рассказы любил Толстой, считал, что она пишет лучше Леонида Андреева): "Рассказ хорош, даже очень, но... то, что есть Дуня, должно быть мужчиною... в-четвертых, нет надобности, чтобы герои были студентами... Сделайте героя чиновником из департамента окладных сборов, а Дуню офицером". В рассказе герой был студент и он любил Дуню. Именно так и написаны пьесы Чехова.
В "Трех сестрах", он изобразил Книппер бароном; тот был немцем, но считал себя русским, православным, а Книппер торопила с венчанием. В "Вишневом саде" для Книппер он писал Шарлотту. Бывая у Станиславского в Любимовке, Чехов ежедневно общался с соседской гувернанткой, уверяя ее, что в молодости был турком и у него был гарем; что скоро вернется к себе на родину, станет пашой и тогда выпишет ее к себе. Она звала его "брат Антон", прыгала ему на плечи, усевшись, здоровалась со всеми проходившими мимо, снимая с него шляпу, кланялась: Здласьте!-наклоняя его голову в знак приветствия. Однако Книппер пришлось играть Раневскую.
Когда-то, очень давно, случилось так, что Авилова и Книппер играли в одном любительском спектакле. Ставили пьесу: "Странное стечение обстоятельств"; в пьесе было две Софьи Андреевны, одну играла Авилова, другую — Книппер. Режиссировал Рощин-Инсаров, он предсказывал Авиловой блестящее сценическое будущее. Книппер была очень незаметной, застенчивой и молчаливой. Говорили, что у нее строгий отец. Они попытались познакомиться домами, но это не вышло.
Четвертого июля 1904 года, в имении Клекотки Тульской губернии ждали с вечерним поездом гостей. Пятого праздновался день свадьбы Авиловых. Поезд приходил около одиннадцати вечера. Было слышно, как он просвистел, как экипажи прогремели по плотине. Потом гости разбрелись по комнатам привести себя в порядок. Она стояла в столовой, оглядывала накрытый стол. Подошел муж, взял ее под руку, вывел на неосвещенный балкон: "Я требую, чтобы не было никаких истерик. Я требую. Из газет известно, что второго в Баденвейлере скончался Чехов. Мы этой газеты еще не получили".
Когда Чехов начинал, уже установилась неписанная литературная традиция, которую основали Пушкин и Николай I, пожелавший стать его цензором. Прочитав "Бориса Годунова", он рекомендовал переделать его в повесть. Или роман. Наподобие Вальтера Скотта. Ему показалось, что грязные ругательства в Годунове (в части текста, написанной по-французски) неуместны в устах поэта, посвятившего несколько прекрасных стихов императрице Елизавете Алексеевне.
Пушкин отвечает Бенкендорфу: "Согласен, что она более сбивается на роман, нежели на трагедию, как государь император изволили заметить. Жалею, что я не в силах переделать мною однажды написанное".
Было положено основание. Создан образец. Письмо Татьяны к Онегину. Которое Чехов любил нежно. Мария Зимина играет Раневскую именно в этой традиции.
Он впервые увидел ее 19 октября 1811 года на лицейском торжестве в ореоле почти божественной красоты ее тридцати трех лет. Первая журнальная публикация стихов, посвященных ей, называлась "Ответ на вызов написать стихи в честь Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны" (через свою фрейлину Наталью Яковлевну Плюскову она дала понять Пушкину, что хотела бы, чтобы он посвятил ей стихотворение; получив стихи, через Карамзина поблагодарила его). В двадцатом веке оно называлось "К Н.Я.Плюсковой" и там были непонятные строчки ("Елисавету втайне пел"), о какой Елисавете идет речь и почему втайне. Ее описания перекликаются с дантовским описанием Беатриче. В черновиках было: "Я пел в восторге, в упоенье-Любовь...Любовь, надежду...прелесть..."
И когда до царя доходит "Вольность", где Пушкин сознательно говорит о запретной теме — убийстве Павла, и ему грозят Соловки, Чаадаев едет к Карамзину, тот — к императрице, и она открыто защищает его. 19 ноября 1825 г. Александр I умирает; Пушкин: "наконец не стало Тирана, да и оставший род его не долго в живых останется!"
1829 год. Пушкин, направляясь якобы на Кавказ, делает крюк в двести верст и оказывается в Белеве, городе, где скончалась императрица. В Белев он въезжает день в день в годовщину ее кончины. Все стихи Пушкина, обращенные к разным женщинам, посвящены ей.
Так возникла традиция, исключающая все виды игривых намеков на тему "мужчина и женщина". Старый поэт А.Плещеев спрашивал Чехова, правда ли, как утверждают некоторые из читавших "Скучную историю", например, Суворины, что Катя любит самого старика, ведущего записки. "Я положительно этого не заметил в повести" — пишет Плещеев. Чехов отвечает: "Уж коли отвыкли от веры в дружбу, в уважение, в безграничную любовь, какая существует у людей вне половой сферы, то хоть бы мне не приписывали дурных вкусов. Ведь если б Катя была влюблена в полуживого старика, то согласитесь, это было бы половым, извращением, курьезом, который мог бы интересовать только психиатра ("А уж я ли не психиатр?", Чехов-Суворину, 7.11.1889), да и то только как неважный и доверия не заслуживающий анекдот. Будь только одно это половое извращение, стоило бы тогда писать повесть?" В 1921 году Авилова записывает в дневнике, что читать Арцибашева до невозможности противно: "ненавижу еще ярче, чем раньше: ненавижу не свободу, а это легкое оправдание свободой таких вот...всю эту грязь и мерзость, распущенность, грубость и бессмысленность".
У него не было ответа на ее: "если такие люди, как вы, не умеют любить..." и "что я сделала с своей душой?" Отвечая на поздравительную записку Авиловой с женитьбой, посланную на имя Алехина от Луганович (персонажей рассказа Чехова "О любви"), он пишет: "Я всегда желал Вам счастья, и, если бы мог сделать что-нибудь для Вашего счастья, я сделал бы это с радостью. Но я не мог. А что такое счастье? Кто это знает? По крайней мере, я лично, вспоминая свою жизнь, ярко сознаю свое счастье именно в те минуты, когда, казалось тогда, я был наиболее несчастлив". В рассказе "О любви": "Я был несчастлив. И дома, и в поле, и в сарае я думал о ней, я старался понять тайну молодой, красивой, умной женщины".
"Вишневым садом" Чехов извиняется перед Авиловой; там Раневская говорит Трофимову: надо понимать тех, кто любит, и надо самому любить. В этой сцене Зимина равна Авиловой. Никакого подтекста, прямое чувство.
Алла Тарасова во мхатовском спектакле была снисходительно-нравоучительна, а Чехов — скучным писателем; спасали Попов, Яншин, Ленникова, Тарханов, Дуняша — Ростовцева.
Уже умирая, Станиславский сказал: Чехов — самый жизнерадостный человек из всех, кого он знал.
Ему говорили: вот Мечников изыскивает способы продления человеческой жизни. Чехов: не нужно! Нужны не Мечниковы, а те, кто помогают сделать обыкновенную жизнь здоровой и красивой.
Он и был таким человеком. Станиславский — Чехову: "Если б я услыхал, что Вы сделали преступление, я бы ни на секунду не усомнился в Вашей правоте".
Тихий, миролюбивый человек; спрашивает: "неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов?"

1.0x