АЛЮМИНИЕВЫЙ АНГЕЛ

Author: Александр Проханов
АЛЮМИНИЕВЫЙ АНГЕЛ
40(409)
Date: 02-10-2001
Алюминиевый слиток — в белом блеске. Ярче, светлей серебра. Драгоценный, зеркальный. Хочется приблизить к нему лицо, отразиться. Оттиснуть в его сияющей мякоти свои брови, губы, глаза. Удаляешься от него и видишь, как он, словно тающий лед, туманится нежным нимбом.
Ряды плавильных ванн, где булькает, выплавляется металл. Насыщенное током пространство. Электроды, словно корни, погружены в раскаленную жижу. Жадно сосут электролит, отекают белой капелью. Пахнет горелым графитом, окалиной, кислотными испарениями. В стальных пролетах воздух синий, грозовой, с проблесками зарниц. Движение потных машин. Паренье жарких ковшей. Металлурги запускают в ванную длинный щуп, извлекают алую пылающую свечу. В оставленной скважине, как в рассеченной груди, пульсирует живое красное сердце. Хрупкие электронные графики на экране компьютера. Чавкающий лязг алюминиевых слитков, падающих с ленты конвейера. Красноярский алюминиевый завод в центре Сибири — собственность компании "Русский алюминий".
Здесь, на берегу Енисея, затевался советский суперпроект, оперирующий сибирским пространством, футурологическим временем, гигантскими ресурсами, накопленными в недрах советской цивилизации, в предчувствии ее следующего грандиозного рывка.
Перегородила Енисей могучая Красноярская ГЭС, кладезь дешевого, неограниченного электричества. Возникла громада завода с сотней плавильных печей. Глиноземные комбинаты соединились железнодорожными ветками с заводскими цехами. Рядом с печами был построен металлургический завод с прокатными станами, штамповочными прессами, способными выдавливать из алюминия самолетные фюзеляжи и крылья, ракетные корпуса и обтекатели. Чертежи гигантских летательных аппаратов, космических кораблей, межпланетных станций уже лежали в КБ. Госплан планировал расходы страны на предстоящий рывок в дальний Космос, на подводные поселения в океанских глубинах, на небоскребы в центрах молодых городов, знаменующие "алюминиевую эру" страны.
Небоскребы рухнули, не успев возникнуть. Космические станции сгорели, не успев вознестись. Самолеты-гиганты разбились, напоровшись в сумерках перестройки на черные скалы ельцинизма. Государство пало. Цивилизация Советов канула. Заводы, электростанции, исследовательские институты лежали бесхозные и ненужные, словно огромные осколки расчлененного космического корабля, и множество мародеров копошились среди обломков, обирая бездыханного мертвеца.
В алюминиевом слитке переливаются образы неосуществленных звездолетов и станций, фантастических внеземных поселений. "Русский рай", отложенный еще на столетие, дышит в белом металле невоплощенными формами, необретенными замыслами. Словно души, лишенные плоти, томятся, ждут своего воплощения.
Как динозавры в период Великого Оледенения, исчезли в одночасье вельможные государственники, неподкупные партийцы, победоносные генералы, высоколобые знатоки и теоретики советского мироустройства. Одни превратились в ржавые скелеты, другие уменьшились, обросли шерстью, оскалили свои хищные комсомольские мордочки. Им на смену явились пронырливые "теневики", быстроглазые "завлабы", израильские коммивояжеры. Но и крепкие русские парни из бараков, пятиэтажек, рабочих общаг. Вышли, озираясь, на огромный советский пустырь с разбросанной казной, и среди них — красноярский спортсмен, молодой длиннорукий боксер Анатолий Быков."Алюминиевый Бык", — как впоследствии его нарекут.
В становлении бандитского капитализма в России спортсмены сыграли свою особую, кровавую роль. Молодые, яростные, честолюбивые, привыкшие к командной игре, беспощадные в состязательности, стойко переносящие боль, они покинули стадионы и стрельбища, борцовские ковры и боксерские ринги, сколотились в стаи, пошли охранниками к упитанным каплунам теневой экономики, жадно прибиравшим брошенное государством наследство — нефтяные поля, металлургические заводы, транспортные и авиационные предприятия. До поры до времени защищали своих хозяев, присматриваясь к методам ведения воровского бизнеса, а потом простреливали лысые головы незадачливых магнатов, завладевали их ценными бумагами, банками и заводами. Это не о Щорсе, а о них сложили песню со словами: "След кровавый стелется по сырой траве". Таким был Быков.
Его боксеры, стрелки и самбисты промышляли рэкетом красноярских ларьков и рынков, выколачиванием долгов, пока не попали в поле зрения милицейских генералов замминистра МВД Егорова. Именно тогда теоретиками правоохранительных органов была разработана гениальная концепция управления криминальным миром с помощью бандитских авторитетов, взятых под крыло МВД. Такие избранные бандиты получали лицензию на отстрел "беспредельщиков", пропалывая заросшее сорняками поле криминального бизнеса, складываясь со своими правоохранительными "заказчиками" в единое преступное сообщество.
Молва числит за бандой Быкова множество трупов, всплывавших по берегам Енисея ниже Красноярска, отрытых в соседних лесах, обнаруженных на помойках и свалках. Атаманов российского бизнеса, разъезжавших в "мерседесах" и "джипах", забавлявшихся в ночных ресторанах, возводивших в пригородах дворцы и фазенды, находили с дырками в черепе, с выколотыми глазами, с затейливыми вензелями, выжженными на груди паяльной лампой. Когда в Красноярск для захвата плацдарма приехали два чеченских разведчика, "быковские", по наводке МВД, отловили их, сломали обоим правые руки и отправили обратно на Запад. Когда отмстить за изувеченных горцев приехали грозные кавказские автоматчики, их перестреляли на дальних подходах и скинули с железнодорожной насыпи. После этого чеченцы проезжают Красноярск, не выходя из купе.
Быков резко возвысился в ореоле кровавого героизма. Тогдашний глава "КрАЗа", недавний "красный директор", подобно своим собратьям бессовестно захвативший несметное богатство советских заводов, пригласил группировку Быкова опекать алюминиевое производство. Это стоило директору хлебного места, едва ли не жизни, когда в директорскую иномарку заглянуло несколько аккуратных вороненых стволов. Быков, к кому тянулись заводчики, бизнесмены, банкиры, прося его, словно императора, принять их под милостивую длань, превращался из обычного бандита в хозяина громадного сибирского края, друга губернатора Зубова, партнера краевых генералов ФСБ и милиции.
Плохо образованный, но талантливый,
беспощадный, но сантиментальный, из простолюдья, но с сибирским размахом, Быков собрал вокруг себя молодых интеллектуалов, экономистов, проектировщиков, создавших ему образ "русского Робин Гуда", защитника слабых. Быков строил мечети и церкви, помогал обездоленным, скупал журналистов, обзаводился карманными политиками. Начинал сколачивать алюминиевую империю, куда должны были войти плавильное производство, гидростанция, глиноземные мощности, металлургия, то есть те советские составляющие, что были растерзаны и разобщены идиотизмом либеральных реформ. Советский экономический централизм, оболганный и раздавленный, вновь стал проступать под обломками социализма в руках талантливого дельца, поделившего с израильскими "мафиози" братьями Черными несметные прибыли алюминиевого бизнеса. Ручеек этих прибылей весело омывал благотворительные деяния Быкова, но главный поток, питавший когда-то народное хозяйство страны, теперь утекал за кордон.
Его ценили в Москве, ценил Березовский. Еврейские "Известия" создавали ему образ "мирового алюминиевого короля". Ему отдавали на откуп богатейший край Сибири, и прислали Лебедя, чтобы на деньги Быкова сделать его губернатором. Дать ему в прокормление Сибирь до той поры, когда изрытый болезнями Ельцин уйдет на покой, и тогда из Сибири в Кремль, в алюминиевом блеске, явится грозный генерал с кулаками-булыжниками, с головой, напоминающий круглый ледниковый валун.
Быков дал Лебедю деньги. Они обнимались перед телекамерами. Быков в лице Лебедя получал послушного благодарного губернатора, который не засидится надолго в Сибири, переедет в Москву, и тогда у красноярского магната появится свой президент. Быков возвел Лебедя на губернаторский пост, окружил его своими людьми, видя в нем марионетку, с помощью которой достроит алюминиевую и электрическую империю. Но Лебедь, честолюбец, гордец и упрямец, видящий себя президентом, вышел из-под контроля. Сибирь, затаив дыхание, смотрела на схватку двух яростных беспощадных животных, еще недавно лизавших один у другого загривки, а теперь ударявших друг друга клыками.
Лебедь обвинил Быкова в кровавом бандитизме, в "отстреле" конкурентов, которыми можно было бы заселить средних размеров кладбище. Но улик не осталось. Генералы МВД, посылавшие Быкова на убийства, замели следы. Исполнители казней исчезли или тоже были убиты. И Быков, владелец алюминиевого завода, не давался Лебедю, вел с ним беспощадную, на всю Сибирь войну.
Наконец, нашелся мелкий урка по кличке "Паша-Светомузыка", который под давлением госбезопасности, увешенный звукозаписывающей техникой, проник к Быкову, разговорил его "на предмет убийств" и принес в прокуратуру пленку с записью. Быков был арестован. Сидит в Москве на алюминиевой цепи. Как кость в горле Лебедя и у новых владельцев завода, оттеснивших израильтян Черных. Обещают Быкову свободу, выезд за границу в обмен на алюминиевые акции. Но тот по-боксерски выносит боль ударов, держит акции, управляет из тюрьмы депутатами Краевого собрания, платными журналистами, и народ, читая хроники быковских подвигов и страданий, видит в нем мученика за народное дело.
Алюминиевый слиток, словно зеркало, в котором кривятся личины смутного времени. Разбойники, лжепророки, осквернители святынь, сатанисты. Вылетят из металла крылатой перепончатой стаей, расклюют очередную беззащитную жертву. Обидят вдову, погубят художника, затеют войну — и канут, оставив на белизне алюминия красную капельку крови.
Под грохот гексогеновых взрывов в Москве, под рев "ураганов", испепеляющих Грозный, под харкающее пламя огнеметов "Буратино", сжигающих Ведено и Шали, менялась проржавевшая кремлевская власть. Из нее извлекали сгнившие валы и колеса, заменяли новыми, неизношенными запчастями. Передел власти в Москве, появление новых центров влияния и угасание старых приводили к переделу собственности на пространствах России. В нефтебизнесе, металлургии, в банковском секторе, о чем мог бы поведать великий теоретик Ленин, и о чем, за неимением Ленина, азартно сообщали газетные хроники скандалов, силовых захватов, убийств, губернаторских побед. "Левые" ренегаты, став губернаторами, усаживались в подаренные "мерседесы", передавали губернскую промышленность новым магнатам. Проваливались в преисподнюю могучие еврейские олигархи, оставляя за собой светящийся свет болотных гнилушек. Появлялись таинственные персонажи, скупавшие целые регионы с недрами, реками, малыми народами, ударами бубнов, славящих появление новых правителей. Роман Абрамович, как тихий крот, прорывший подземный ход из Кремля на Чукотку, и дальше, под Беринговым проливом, в Америку, решил повенчать нефть с алюминием. Стал основателем компании "Русский алюминий", пригласив в партнеры другого баловня новейшего российского бизнеса Олега Дерипаску, нареченного "ходячим компьютером". Оба они продолжили сотворение алюминиевой империи, прерванное арестом Быкова. Советский централизм загадочным образом и после смерти своей продолжал реализацию грандиозного проекта Сибири, соединяя металл с электричеством, Красноярск с Амстердамом, власть и войну, могущество и несчастье. Оба магната, невидимые сквозь слепящий блеск лакированных светских журналов, обнаруживают себя в тумане плавильных ванн, в проблесках высоковольтных мачт, в вареве красноярской политики, все больше обретающей цвет алюминия.
Так создается новая монополия в гравитационном поле гигантских заводов, величайших на земле гидростанций, невиданной концентрации капитала и власти. И неясно, чего в ней больше — человеческих воли и замысла или угрюмого закона, заложенного в техносферу земли.
"Русский алюминий" соединил металлургию Красноярска и Братска. Бокситы Гвинеи, Армении, Украины, Румынии. Электростанции Енисея и Ангары. Протягивает щупальца в авиационную промышленность России, остановленную "реформаторами". Присоединяет к своей империи автомобильные заводы Нижнего Новгорода и Тольятти, создавая внутренний рынок белого металла, провидя будущие конструкции самолетов и автомобилей. За Компанией — второе место по производству мирового алюминия.
При неявной поддержке президента Компания отвергла претензии Антимонопольного комитета, объясняя обществу, что только мощный организм монополии способен конкурировать на внешнем рынке, отстаивая "национальные интересы" России. Умные менеджеры, с легкой насмешкой в холодных глазах, объяснят вам, что сверхмонополия в руках политического руководства страны способна влиять на мировую политику не меньше, чем авианосцы и космические группировки. Что централизм монополии, присутствующей во многих регионах страны, стягивает экономическими обручами распадающиеся пространства. Что мощь монополии распространяется на увядшие, захиревшие отрасли, давая им новую жизнь. Что прибыль Компании не уходит за рубеж, как было при Быкове и братьях Черных, гнавших несметные деньги через оффшорные зоны, заставляя работать оборудование на износ, но остается в России, служит обновлению и развитию производства, улучшению экологии, внедрению технологий, социальному благополучию многих тысяч рабочих, которые не бастуют, не бунтуют, не ходят под красным флагом. Используя профсоюзы, устанавливают с капиталом социальное партнерство. Ездят на курорты, посылают детей в оздоровительные лагеря, отдыхают в Дворцах культуры. В деятельность заводов вернулось перспективное планирование, аналог социалистического соревнования с "маяками" трудовых успехов.
Как хочется верить в эту идиллию истосковавшимся разумом, наблюдающим повсюду распад, воровство, догнивание великой цивилизации, созданной "красным гением", от которой каждый год отламывается сочный кусок. То взорвется и канет в пучине атомный "Курск". То сгорит сбитая с орбиты божественная станция "Мир".
Неужели здесь, среди хлюпающего металла, электрических и магнитных полей, в этой накаленной слепящей купели, получает крещение долгожданный младенец, имя которому "национальные интересы"? Неужели эта гроздь гигантских заводов и электростанций, железнодорожных узлов и прокатных станов — и есть те самые "полюса развития", куда следует вкачивать небогатые, сохранившиеся после разорения ресурсы, чтобы из этих "полюсов", как из плодоносных почек, ударили побеги русской цивилизации ХХI века? Неужели прибавочная стоимость от продажи алюминия на мировых рынках питает не чужие заморские империи — их "боинги", небоскребы, межпланетные станции, а возвращается домой, в Россию, пополняя казну налогами, оплодотворяя русские пространства, на которых в последние советские годы страна, черпая из общенациональной копилки, могла строить два новых города в год? Кто эти таинственные хозяева Компании, демонизированные патриотической прессой и проигравшими, укатившими за рубеж олигархами — "глобалисты", творцы еще одной Транснациональной корпорации, выпивающей из государства последние соки, или "национальные предприниматели", сдвигающие с мели осевший корабль российской промышленности?
Убедиться в этом можно, лишь исследуя тайную бухгалтерию Компании и ее связь с нефтяным дочерним бизнесом Абрамовича, невидимые глазу перемещения его капиталов, прямые и косвенные результаты вложений. Получает ли в итоге Российская армия, воюющая в Чечне, новые типы приборов ночного видения? Прибывают ли вклады в национальную компьютерную сеть? Снижается ли зараженность населения туберкулезом и СПИДом? Увеличивается ли рождаемость в русских семьях? Начинает ли звучать на телевидении русская народная песня?
Такого анализа нет. Бухгалтерия Компании носит закрытый характер. Алюминиевый монстр, созданный не трудом металлургов и химиков, а захваченный Абрамовичем в кровопролитных “алюминиевых войнах”, — этот монстр не питает, а иссушает страну. Алюминиевое солнце не озаряет Родину, а погружает во тьму, как ослепительное светило в черном небе на картинах художников-космистов.
Компания в крае ведет сразу несколько войн. Одна — с РАО ЕС, с Чубайсом. Тот диктует высокие электротарифы, умертвившие российскую экономику. Компания нуждается в дешевом электричестве, снижающем стоимость выплавляемого алюминия. Война ведется успешно. Уже директором "Красэнерго" поставлен человек "Российского алюминия". Компания строит собственную ЛЭП, от близкой Красноярской ГЭС к заводу, к плавильным печам, в обход магистральных сетей. Когда линия будет построена, простым нажатием рубильника Чубайс будет "отключен", и его ненавистная народу голова станет в бессильной злобе грызть обесточенные провода. Что, впрочем, будет являться победой Компании, но не всей российской промышленности, питаемой из общей сети.
Вторая война — с закованным Быковым, который томится в тюрьме, не отдает Абрамовичу свои кровные или "кровавые" акции. Мешает Монополии, подстрекая своих сторонников в крае, готовых на выборах отдать голоса подследственному народолюбцу. Компания нервничает, засылает в камеру к Быкову гонцов, которые просят, грозят, торгуются, показывают ему виды Канар и Борнео, но тот "ботает с ними по фене" и выставляет вон. Компания страстно желает, чтобы Быков был осужден, устранен от выборных дел. "Паша-Светомузыка", главная улика Быкова, не исчезает из подконтрольных Компании телеэкранов.
Третья война в невидимой миру бархатной форме начинается с геополитическим конкурентом — компанией "Норильский никель", захватившей север баснословно богатого края. Два великана, медленно взрастая, напоминают баобабы из "Маленького принца", готовые разорвать своими узловатыми, роющими корнями незадачливую планету. Сталинский гигант "Норильский никель", построенный зэками, составлявший жемчужину советской экономики, сегодня, под дланью Потанина, является мировым монстром, питающим Красноярский край налогами, а мошну хозяев баснословными прибылями. Цель сражения двух монстроидальных конкурентов — посадить в Красноярске "своего" губернатора, который обеспечил бы победившей стороне доминирование. Льготные тарифы, распределение финансовых потоков, преимущество в переделе собственности — за это неслышно разгорается борьба на подступах в краевое Законодательное собрание, куда обе компании проталкивают своих депутатов. Незримо, словно большая вода на плотину, начинают давить на политические процессы в крае огромные деньги. Захват телеэфира, "пиаровские" акции, тайный подкуп кандидатов, переговоры со всеми партиями, в том числе с конкурентами. Нынешняя фаза соперничества отмечена выработкой правил, осторожным зондированием, установлением разделительных полос и границ. Край поделен на временные сферы влияния. Заключен своеобразный красноярский "Пакт Риббентропа-Молотова", по которому каждой из сторон отведена своя зона влияния. Этот пакт носит временный характер и будет нарушен без объявления войны, когда настанет черед выбирать губернатора. И тогда мы увидим взрывы гигантских информационных бомб, испепеляющие пожары компроматов, ядовитые дожди из миллионов долларов. И множество убогих калек этой беспощадной информационной схватки.
В алюминиевом слитке — розовый пышный отсвет. Рушатся башни Манхэттена. "Боинг" срубает небоскреб. Протыкает жестоким острием. Словно к Америке подлетел ангел смерти, поцеловал ее смертоносными алюминиевыми устами.
Губернатор Красноярска генерал Лебедь тоскливо доживает отпущенное ему политическое время. Когда-то ярко пылавшее, а теперь тлеющее полено его судьбы, с последними угольками недогоревших смоляных сучков, источает не тепло, а дым и угарную головную боль. Красноярск оказался тупиком, куда заехал и намертво встал его бронепоезд, не в силах развернуться, попятиться, выйти на новую колею.
Если развернуть свиток этой уникальной судьбы, то прочитаешь множество эпизодов русского смутного времени, написанных каракулями современников. Здесь и "горячие точки" на территории гибнущего СССР, когда армию возили лицом по окровавленным мостовым Тбилиси, Баку и Вильнюса, и, видимо, именно тогда голова Лебедя приняла свою необычную, не влезавшую в каску форму. Здесь и ГКЧП, когда незадачливый Язов стянул войска в Москву, и десантники Грачев и Лебедь, почуяв неладное, нарушили присягу и переметнулись к Руцкому и Ельцину. Здесь и поездка на войну в Приднестровье, когда Лебедь миротворческими ударами пушек погасил атаки молдаван, а в стане приднестровцев таинственно и бесследно исчезли лихие комбаты, не желавшие прекращать огонь. Мы узнаем о том, как Лебедь, командир 14-й тираспольской армии, выполняя приказ Ельцина, душил и губил вольнолюбивую республику. Как воспылало его пурпурное сердце мечтой стать президентом России, и он заколесил по миру, давая тайные зароки Америке, неутомимо забавляя журналистов своими краткими свирепыми афоризмами, от которых беременели впечатлительные дамы. Тут и защита Дома Советов в 93-м году, когда Лебедь вначале обнадежил своего друга Руцкого, а когда того посадили в клетку, выдал Москве списки отважных приднестровцев, воевавших на московских баррикадах. Его взбухание, подобно огромному желваку, в атмосфере страхов, когда в нем видели "сильную личность", русского Пиночета, способного раздавить "красную гидру". Его дерзание на президентских выборах, когда по замыслу Березовского, с помощью беззастенчивого каскадера Невзорова Лебедь выступил с "русской идеей", обобрал патриотический блок Зюганова и ссыпал добытые голоса, как орехи, в кошелку Ельцина. Играя то в ястреба, то в миротворца, он заключил хасавюртовский мир, сдал Чечню террористам, снискав ненависть армии и любовь Басаева. Сел на "красноярское кормление" при поддержке Кремля, лобызаясь с Березовским, выписав из Парижа живой труп Алена Делона, зевая квадратным ртом на агитационных концертах Аллы Пугачевой. Верил в то, что с Красноярских столбов сиганет в президентское кресло, которое занимал паралитик, фиолетовый от удушья, повязанный мокрым слюнявчиком. Но был обманут лукавцами, посчитавшими, что он слишком чванлив, честолюбив, своеволен, может сдуру выйти из-под контроля всесильных кремлевских невидимок. Те выбрали не его, а полковника КГБ, к которому он, боевой генерал, испытывал нескрываемое презрение. Оно стало особенно явным, когда лазутчики донесли президенту нелестные высказывания Лебедя. Не любя друг друга, разделенные Уралом, они двигаются в разные стороны. Молодой президент в обществе мировых властителей — в полную катастроф неизвестность безумного мира. Лебедь — в тусклое безвременье. Еще иногда слышен его рык из президентской резиденции, но теперь он вызывает не дрожь, а смех, как в зверинце, когда злые дети дразнят старого беззубого льва. С севера на него давит никелированный пресс Потанина. С юга его подпирает алюминиевая плита Абрамовича. И в глазах у него больная беспомощность.
Слиток алюминия дышит, переливается голубизной, целомудренным нежным светом. В нем — картина сибирского мистика, красноярского живописца Поздеева. Таинственная чаша мира. Голубой кристалл мироздания. В нем утихли бури и страсти, земные несовершенства и слезы. И возникло божественное равновесие мира. Нежно-синий "Кристалл Поздеева".