ПСИХУШКА

Author: Анатолий Афанасьев
ПСИХУШКА (Отрывок из нового романа “Вампир в городе”)
3(372)
Date: 16-01-2001
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОТКРЫТЬ ГЛАЗА, Аня попыталась понять, где она находится. С трудом ей это удалось. Она в больничной палате, на соседних койках еще две полоумные женщины. Сколько времени провела в больнице — день, месяц, год — она не знала. Одна из женщин, ее звали Кира, помешалась на том, что зарезала своего мужа, известного бизнесмена Райского. Потом хотела убить и себя, но кто-то ей помешал. Убийство она совершила по недоразумению, приревновала мужа к гувернантке Эльвире, француженке по происхождению. Как выяснилось, француженка была ни при чем, на самом деле муж сожительствовал с телохранителем Зурабом, о чем Кира получила убедительные доказательства на следствии. Дни несчастной душегубки были сочтены: уже в присутствии Ани она трижды кончала самоубийством — травилась таблетками, душила себя пояском халата и вскрывала вены осколком бутылочного стекла. Каждый раз ей своевременно оказывали помощь: видно, кто-то полагал, что ей еще рано покидать сию обитель скорби. В минуты просветления Кира выказывала себя доброй, компанейской девушкой-хохотушкой, и они с Аней немного подружились.
Вторая постоялица, которую звали Земфира Варваровна, была, напротив, свирепой и заносчивой особой с манией величия. Она считала себя гражданской женой президента и требовала, чтобы ее соседки по палате, Кира и Аня, обращались к ней не иначе, как со словами: "Ваше превосходительство!" Однако случались дни, когда она вдруг объявляла себя Ириной Хакамадой и усаживалась за сочинение социальной оздоровительной программы радикального толка. Суть программы заключалась в том, чтобы единовременно, по схеме Варфоломеевской ночи, умертвить всех российских пенсионеров, заедающих чужой век. Земфира Варваровна признавала, что общая идея принадлежит целой группе молодых реформаторов, но собиралась обосновать собственное, самое гуманное решение проблемы — с применением веселящего газа "Циклон-710". В первый же день, когда Аню поселили в палату, Земфира Варваровна велела ей заполнить анкету из семи пунктов. Первым пунктом значилось: "пол", а последним "национальный состав". Зачем нужна анкета, не объяснила.
Ане, помимо того, что ее пичкали таблетками, пока проводили щадящий курс лечения электрошоком, но готовили к лоботомии; и когда Земфира Варваровна об этом узнала, то точно определила, сколько ей осталось жить. "Не больше полутора месяцев, девочка, — сказал она, — но и не меньше трех недель. Не волнуйся, время здесь летит незаметно".
Она же, несмотря на свое высокомерие, научила Аню многим полезным вещам: как правильно отвечать на вопросы медбратьев и врачей, чтобы никто не усомнился, что лечение идет нормально, и она, в соответствии с регламентом, превращается в растение; как избежать лишних пинков и затрещин; как (по возможности) уклониться от совокуплений с санитарами, — и еще всякое такое, что сразу не перескажешь. Благодаря ее науке Аня до сих пор сохранила относительную способность к контролю над происходящим, хотя считалось, что она уже находится в коме. Палатный врач Лева Кубрик, интеллигентный господин лет тридцати, черноокий и бледноликий, на утреннем обходе смеясь дергал ее за соски и объяснял сопровождавшему его повсюду медбрату Коляне: "Видишь, душа моя, девочка ничего не чувствует. Милермо Крузерум! Завидная судьба. С такой же идиотской улыбкой, ничего не сознавая, и отправится в мир иной. Верно, дитя?"
В ответ Аня радостно мычала и, как учила Земфира Варваровна, пускала изо рта пену.
Труднее было изображать овоща во время сеансов электрошока. Особенно мучительными были предварительные процедуры, когда ее привязывали к столу, одевали на голову колпак, подключали к разным местам датчики, заставляли выпить какую-то горьковатую, вязкую, вроде испорченной сметаны, белую жидкость, — причем все это проделывалось с шутками, прибаутками, со щипками и похлопываниями, словно обряжали большую куклу для детского праздника. Продолжая бессмысленно улыбаться, Аня всеми жилочками ощущала, как погружается в черную, смоляную тоску, из которой один желанный выход — смерть. Поразительно, но первый удар тока, скручивающий истерзанное тельце в спираль и вырывающий из сердца заунывный стон, она воспринимала с облегчением и благодарностью. Мощные разряды несли в себе очистительную силу, срывали с души бренную коросту, подбираясь к сокровенной сердцевине, и так до последнего толчка, после которого она выпадала в осадок и пробуждалась уже в родной палате на знакомой койке...
Установив, где находится, Аня определила и время: утро. Солнечные лучи нарисовали на противоположной стене причудливый узор, напоминающий наскальную живопись. Земфира Варваровна еще спала, уткнувшись носом в подушку. Кира сидела на кровати, свеся босые ноги к полу, и баюкала несуществующего младенца. По щекам у нее катились горючие утренние слезы.
— Баю, баюшки, баю, скоро я тебя убью! — беззаботно напевала дурочка.
Аня послушала минуту, другую, потом прикрикнула:
— Прекрати, Кирка! Земфира заругает.
— Пусть ругает. Я ее не боюсь, — с вызовом ответила Кира и уронила младенца на пол.
— Ой! Головка разбилась. Кровь из ушей! — заревела пуще прежнего уже в голос.
Земфира Варваровна, не открывая глаз, рявкнула:
— Смирно! Отставить! Не сметь, поганка!
Кира испуганно притихла, а Аня вежливо объяснила:
— Ваше превосходительство, у Кирочки суицидальное настроение, но она больше не будет.
— Ах, не будет?! — Земфира Варваровна распахнула безумные, яростные очи. — Я вот сейчас встану и так ей врежу, шизофреничке, поганые мозги на стену брызнут.
Но выполнить угрозу ей было не так-то просто: за ночь у нее сильно опухали ноги, становились, как две посинелые тумбы. Аня перебралась к ней и начала умело массировать ступни и раздувшиеся икры. Земфира Варваровна примиренно заворчала:
— Ты хорошая девочка, а Кирка — сволочь. Зачем нам каждое утро ее представление? Придавить сучку — и дело с концом.
— Вы не понимаете, — плаксиво отозвалась Кира. — У меня душа горюет по невинно убиенным.
— Мозги у тебя набекрень, тварь. Ничего, скоро я их вправлю. А ну подай тапочки!
Вдвоем они кое-как подняли супругу президента с кровати, обрядили в халат и подвели к двери. Аня робко постучала, и через некоторое время улыбающийся, ясноглазый медбрат Володя проводил их в туалет, расположенный в конце коридора. Володя был хороший медбрат, не озорник. Пока они оправлялись, наблюдал за ними, покуривая сигарету, и сделал лишь одно замечание:
— Поаккуратнее, девочки, а то заставлю вылизывать.
На что Земфира Варваровна отозвалась довольно резко, хотя и вполголоса:
— Распоясался плебс. Придется звонить в ФБР.
ВОЛОДЯ ОТВЕЛ ИХ ОБРАТНО В ПАЛАТУ и, едва они по очереди умылись у раковины, прикатил на тележке завтрак: по тарелке ячневой каши с маслом, брусок творога один на троих, чай в жестяных кружках и хлеб в плетеной корзиночке. Сверх того каждой досталось по крохотному кусочку яблочного мармелада. Кормили в психушке хорошо, жаловаться не на что. Правда, весь мармелад и добрую половину творога сразу съела Земфира Варваровна, но Кира и Аня не возражали, хотя им тоже хотелось сладенького. Чай по утрам давали без сахара, считалось, что он каким-то образом нейтрализует воздействие анаболиков.
— Мой Славик был сластена, — мечтательно припомнила Кира. — Когда я ему бок проткнула, у него из ротика выскочила шоколадка.
— Заткнись, шиза, — с набитым ртом прошамкала Земфира Варваровна. — Иначе за себя не ручаюсь.
Чтобы подольститься, Кира отдала ей половину своей каши.
— Кушайте на здоровье, ваше превосходительство.
— А ты чего? Святым духом питаешься?
— Мне пища не впрок, — и, оглянувшись на дверь, заговорщически добавила: — Попробую себя голодом уморить. Только не выдавайте меня.
— Ну все, — пробасила Земфира Варваровна. — Ты, шиза, меня достала.
С этими словами обрушила на безумную голову самоубийцы пудовый кулачище. Кира полетела с табуретки на пол, при этом зацепила каталку: на пол посыпались тарелки и кружки с чаем. На шум прибежал медбрат Володя и мигом навел порядок: опоясал резиновой дубинкой всех троих, причем первой почему-то досталось Ане.
— Добей, товарищ! — воззвала с пола Кира. — Сделай милость, стань орудием Божиим.
Земфира Варваровна, потирая ушибленное плечо, злобно прошипела:
— Ничего, парень, в пенсионном списке будешь на первой странице.
По всей вероятности, у нее начиналось перевоплощение в Ирину Хакамаду. Володя добродушно заметил:
— Что же вы, девочки, никак не угомонитесь. Пожили бы смирно. Уж немного осталось.
Через час пришел на утренний обход Лева Кубрик в сопровождении медбрата Коляны. Женщины еще не опомнились после утренних побоев, дулись друг на дружку и выглядели, как три курицы на насесте. Доктор подсел к Ане, привычно ее растелешил, подергал за соски, похлопал по пузу.
— Что, красотка, электричество не помогает, да? Буянить начала? Будем готовить к операции.
— Как угодно, сударь.
— Дело не во мне. Моя воля — хоть завтра ступай домой. Но ведь опять начнешь палить в кого попало. Признавайся, начнешь? Зудит в головенке-то?
Аня попыталась догадаться, какого он ждет ответа. Это важно. Если ответишь правильно, отстанет.
— Зачем мне домой, — улыбнулась она блаженно. — Лучше уж операция.
Доктор обернулся к Коляне, бычку лет двадцати пяти, который жадно пожирал ее глазами.
— Видишь, Коленька, порчуниум трилениум. Эффект перевернутого сознания. Классический случай. Ей теперь хоть кол на голове теши, все будет делать себе во вред. В некоем высшем философском смысле перед нами продукт окончательного вырождения хомо сапиенса. Молодец, Аня. Так держать. Сегодня решим, когда тебя долбить.
ДОКТОР ПЕРЕМЕСТИЛСЯ К ЗЕМФИРЕ ВАРВАРОВНЕ, но тут натолкнулся на стойкое интеллектуальное сопротивление.
— Что же вы вытворяете, любезный? — возмущенно загудела супруга президента. — Хотите получить ноту протеста со стороны японского правительства? Моя программа имеет колоссальное государственное значение, ее Гриша Явлинский одобрил, а ваш, извините за выражение, раздолбай размахался дубинкой. Как это понимать? Как головотяпство или как саботаж?
— Ого, — одобрительно буркнул Лева Кубрик. — Значит, вы у нас, милая дама, нынче являетесь гражданкой Хакамадой?
— Почему нынче? Я всегда ею являюсь. Кстати, вы сами к какой фракции принадлежите? Что-то я не припомню. Уж не от Жирика ли пожаловали вынюхивать?
— Харчиум мобилиус, — объяснил доктор Коляне. — Третья стадия расщепления личности на почве затяжного сексуального невроза. Бывало, Коленька, дамочку всем гаражом удовлетворить не могли.
— Повежливей, любезный! — оборвала Земфира Варваровна. — Оставьте свои фашистские замашки. Вы не на конюшне.
— Ах не на конюшне? — доктор приятно улыбнулся. — А не прописать ли дозу анимазинчика для проветривания мозгов?
— Кого пугаете, юноша? — спесиво протянула Земфира Варваровна. — Сперва проголосуйте ваше предложение. Не наберете сотни голосов. Даже вместе с аграриями.
— Промбутал и азотный душ, — распорядился доктор, и Коляна старательно записал распоряжение на бумажку. — Пора ее наконец угомонить.
— Гы! — согласился Коляна.
Перешли к самоубийце Кире, которая прикинулась спящей. Лева Кубрик резко сдернул с нее простынку, хмуро разглядывал пожелтевшее, исхудалое тело.
— Похоже на геморрагическую лихорадку, а, Коль?
— Гы! — подтвердил бычок.
— Интересно, где она ее подцепила? Или у нас в отделении клещи завелись? Эй, чумичка, ты почему такая желтая?
— Не трогайте меня, дяденька, — взмолилась Кира, — дайте спокойно помереть.
— Тебя никто не кусал?
— Оставьте ее, любезный, — злобно вмешалась со своей кровати Хакамада. — Это независимый депутат. У нее статус неприкосновенности.
— Немедленно на дезинфекцию, — распорядился доктор, — а толстой нимфоманке два душа. Чтобы симулировала с умом.
На прощание еще разок подергал у Ани соски, на левой груди проступила капелька крови. Аня блудливо захихикала.
Утренний обход закончился, но минут через десять в палату ворвались двое санитаров в кожаных передниках, ухватили визжащую Киру за ноги и за руки и унесли.
— Недолго бедняжке маяться, — прокомментировала Земфира Варваровна. — Не больше трех суток.
— Почему так думаете?
— После дезинфекции дольше не живут. Правда, тут на твоем месте лежала одна сучка, косила под прокладку. Так ее целую неделю дезинфицировали. Двужильная была бабенка. Белугой ревела, но не дохла. Под конец ей пузырь вкатили, только тогда затихла.
— Давно хотела спросить, госпожа Хакамада, как вам удалось так долго продержаться? Вы, кажется, здесь уже пятый месяц?
— Чего уж там, какая я тебе Хакамада... У меня случай особый, ты на меня не равняйся.
— Я не равняюсь, что вы... Но...
Впервые Аня увидела, как простодушно смеется грозная воительница.
— На понт взяла недоумков. Тот, кто меня сюда подписал, думает, я одну вещь затырила, которая ему нужна позарез. Этакий очень важный документик.
— Но есть же разные препараты?
— Конечно, есть. Да еще какие. Любой язычок развяжут. Но где препараты, там и свидетели. А ему это не надо.
В дверь заглянул медбрат Володя, подмигнул Ане.
— Берестова, на процедуры.
Через час двое санитаров привезли ее обратно на каталке. Небрежно свалили на кровать и ушли. У Ани была перевязана голова, глаза глубоко ввалились в череп, но она была в сознании. Земфира Варваровна удивилась.
— Поздравляю, девочка. Похоже, для тебя электрошок теперь вроде леденца.
— Новое средство испытывали, — еле ворочая языком, объяснила Аня. — Электрошок пока отменили.
— Что за средство?
— Они его называют в шутку "Ваня-трахальщик". Всего один укол, а я так скакала, так скакала. Покруче электричества. Со стола упала, все у них перебила. Еле утихомирили. Ой, Земфира Варваровна, они так веселились. Нашего Леву от смеха скрючило, еле разогнулся.
— Мразь свинячья... Ты чего-то больно разговорилась. Гляди, не рехнись.
— Все-таки электрошок лучше, — мечтательно протянула Аня. — После него знаменательные сны снятся. А после "Вани-трахальщика" ничего хорошего. Только в горле будто куча песка... А где Кира?
— Кирку раньше вечера не привезут. Может, вообще сразу сбросят в клоповник. Дезинфекция — вещь серьезная.
— Клоповник — это что такое? Крематорий?
— Не совсем... Не спеши, скоро сама узнаешь во всех подробностях.
— Мне обещали лоботомию.
— Лоботомия — это неплохо, — согласилась Земфира Варваровна. — После нее уже ничего не страшно. Будешь, как цветок в горшке.
— Поскорее бы, — слабо улыбнулась Аня. — А то лечат, лечат — и все без толку.
Неожиданно в палату влетел медбрат Володя — непривычно озабоченный. Придирчиво оглядел, поправил на безумных одеяльца.
— Ну-ка, девочки, тихо! К нам едет ревизор.
— Кто такой? — спросила Земфира Варваровна.
— Неважно. Доктор знаменитый. Запомните, если кто лишнего пикнет, сразу на правилку. Особенно тебя касается, Хакамада. Прикуси свой японский язычок. Ни одной жалобы, понятно?
— Ишь, как задергался, смерд, — Земфира Варваровна презрительно сощурилась. — А того не знает, что давно в пенсионном списке.
Володя не успел ответить, в палату вошел высокий, стройный мужчина с насупленным, как у ворона, лицом. Белый халат сидел на нем как военный мундир. Ткнул пальцем в Хакамаду.
— Эту убрать.
БОЛЬШЕ ВСЕГО НАПУГАЛО АНЮ, что неукротимая воительница послушно, молча спустила ноги с кровати, шаря тапочки. Похоже, явился по ее, Анечкину, душу какой-то совсем невиданный зверюга. Володя помог Хакамаде управиться с халатом. От дверей она обернулась.
— Я ведь вас узнала, Гавриил Стефанович. А вы меня?
— Вон! — бросил гость, не поднимая головы. Но лишь только закрылась дверь, его лицо прояснилось, улыбка проступила в черных глазах.
— Не надо бояться, Аня. Вполне возможно, у меня для тебя хорошие новости. Только сначала ответь, пожалуйста, на парочку вопросов. Без всякой придури. Договорились?
Его глаза пронизывали насквозь, как два черных сверла.
— Что вам угодно?
— Ничего особенного. Учти, я про тебя знаю все, в том числе и такое, что ты сама про себя не знаешь.
Аня потупилась, собираясь с духом. У нее давно исчезла надежда выбраться отсюда живой, но воля к сопротивлению не угасла окончательно. Спасибо Земфире!
— Итак, — продолжал страшный визитер, — кто такой Сабуров? Кем он тебе приходится.
— Не знаю.
— Что — не знаешь?
— Не знаю никакого Сабурова.
— Нет, Анна, так не пойдет, — доктор придвинулся ближе, положил руку ей живот поверх одеяльца. В его лице, опять обретшем черты ворона, в его мягком, проникновенном голосе не было ни угрозы, ни намека на близкую боль, но Аня остро почувствовала, что от этого мужчины каким-то образом зависели сроки ее пребывания на земле. — Я же просил без придури. Ты же нормальная, верно?
Она не купилась на его почти ласковый тон. О-о, она слишком хорошо знала эту вкрадчивую интонацию.
— Конечно, нормальная, — сказала она. — Почему я должна быть ненормальной. Я же пью все лекарства.
— И ты никого не убивала, да?
— Не помню, — смутилась Аня, — знаете, доктор, у меня в голове какой-то кавардак. Словно накачали газу. Но никакого Сабурова я точно не знаю. Не сердитесь, пожалуйста.
— Что ты, Аня, зачем же я буду на тебя сердиться. Наоборот, ты мне очень нравишься. У тебя такие красивые, умные глаза. Наверное, с тобой плохо обращались, но все это позади, поверь мне.
— Считаете, я уже выздоровела?
— Если не знаешь Ивана Савельевича Сабурова, то, возможно, слышала что-нибудь про Илью Борисовича Трихополова?
Аня изобразила мучительное раздумье. Доктор ее не торопил, легонько поглаживая по животу. У нее возникла странная мысль, что он способен погрузить пальцы глубже и вырвать ее кишки.
— Нет, этого тоже не помню, — ответила она с сожалением. Никак не удавалось угодить мучителю, а что это был именно мучитель, опытный и беспощадный, она не сомневалась, и приготовилась к самой неожиданной и изощренной пытке.
— Так я и думал, — улыбнулся доктор — и опустил поглаживающую руку пониже. — Полагаю, ты не помнишь и Олега Стрепетова?
Аня обрадовалась.
— Ну что вы! Как же! Его отлично помню. Это диктор "Токсинора", я там работала до того, как сошла с ума.
— Прекрасно, прекрасно... Он, кажется, был твоим любовником?
Аня порозовела.
— Это было так давно... С ним что-нибудь случилось? Он тоже свихнулся?
— Замечательно... очень остроумно... — внезапного доктор убрал руку, и от страха Аня зажмурилась. Но ничего не произошло. В том же дружелюбном тоне доктор продолжал расспросы:
— Это ведь он втянул тебя в эту историю?
— В какую историю?
— Да вот с этими кошмарными убийствами.
— Что вы?! Зачем ему это? Мы отлично ладили. И с работой я справлялась. Пока не заболела.
Доктор укоризненно покачал головой.
— Подумай, Анна. Как же я смогу помочь, если ты мне не доверяешь? Не хочешь быть откровенной.
— Я доверяю... — голос ее дрогнул, краска хлынула на щеки. — Я думала, вам самому противно.
— О чем ты?
— Наверное, вы хотите немного развлечься.
До него не сразу дошел смысл ее слов. Чернота, беспросветность его глаз одурманивали Аню.
— Не переигрывай, девушка, — сказал он со строгостью школьного учителя, но с каким-то неподдельным сочувствием. — Никому еще не удавалось перехитрить систему. Но ты все равно молодец. Это просто чудо, что до сих пор не сломалась. Твой любовничек арестован, ему не выкрутиться. Припаяют на полную катушку. Слишком высоко вы замахнулись. Не по чину.
— Простите великодушно, доктор, кажется, вы принимаете меня за кого-то другого. Не за ту, кто я есть. К сожалению, не вы один.
— Разумные слова, — одобрил доктор. — Нас всех вечно с кем-то путают... Ладно, готовься к свиданию, Анна.
— Какому свиданию?
— С тем, кого ты не знаешь.