ПОКАЯННЫЙ ПСАЛОМ

Author: Николай Бурихин
ПОКАЯННЫЙ ПСАЛОМ
43(360)
Date: 25-10-2000

Иссоп пятидесятого псалма
в твоем саду. И покаянья
в драконовом цветеньи георгинов,
смертных смородин с терпким запахом
потенья тела — не требуя, —
внушает: Не очищуся и паче
снега не убелюся… А на губах
растет-таки: ПОМИЛУЙ, БОЖЕ
Опо велицей милости — привычкой мне свыше — особо ночью,
когда устанешь спрашивать о жизни,
как будто о Твоей замене: зачем дана?! —
живый в движеньи языка
— под вздохом — ГОСПОДИ
Вне алгоритмов самостийного
вещества ученых, за скобками
бытия дремучих, с царства по сорной заросли,
коллективно-не-соборных сознаний. Конечно же,
не во времени и пространстве, лишь бы наоборот.
Только б лишнего не сказать, а выходит еще длиннее.
Бесконечный, чтобы не додумывать до конца. Болтливый
внутренний оселок исихаства, телесный факел
апофатического антропофага. Не человек —
не еврей, не эллин, не русский, кому б не жалко,
даже не американец для европейца, куда ж о прочих.
Белый, черный, серо-буро-малиновый,
серафически-зеленый, кирпичный, желтый,
где не вывешен на древе, на всех похожий,
всем понятный — будто след побоев. Святой
Неземной Ненаблюденный — Несущий
Крест Творения. Однако уже не на
иудейскую Голгофу. В полнеба выросший,
как из буквенной омеги мешочком, из
веро-ятной точки. Во тьме египетской
неустроенной обочины видный
одному свалившемуся с дороги
старцу, и то — говорят — как пьяному.
Затмевающий лампады открытого
Пламени своих же церковных звезд.
Не сказавший — но повторивший! Как бы невидный
и невзрачный для иконописца, зато украшенный
верным реставратором. И о Всех Трех Лицах
Твоих боюсь сказать определенно,
даже помыслить — как бы не надоело Все
писать с Большой, еще растущей во сне,
Уже не Буквы. А неделимость
сводится к умному огнепоклонству
неуловимой жизненной силе. И все-таки
я знаю о Тебе, как всякий,
кто обращается к тебе, называя,
пусть невзначай, Тебя этим странным
словом БОГ
И замечаю в этом искру ответа
С легкостью произносится: СВОБОДИ
от всего, что мешает произношению
ИМЕНИ ТВОЕГО
Глубокой ночи не хватает
глубины тьмы и сосредоточенности
Все разбавляет близость тела и звуков
работы сердца. Так же и за окном.
Черному и белому равно близко
желтое со всей его радугой
кож изгнания, где встречаются
свет и морок, под веки вслушиваясь
И снова — грубым сердцем — о смерти.
Куском корявой плоти, как кулаком
в адовы ворота молчания
И вздоха ГОСПОДИ.