Author: Виктор Смирнов
“И ПРОРАСТАЕТ БУДУЩЕЕ ПРОШЛЫМ...”
20(337)
Date: 16-05-2000
ОДУВАНЧИК СВЕТА
И опять над лугом и над пашней
Бродят звуки, слезы вороша.
Одинокая гармонь — не страшно,
Страшно — одинокая душа.
Страшно — луч не встретить на причале.
Страшно — одному сойти с ума...
И спешат, спешат на зов печали
Звезды, люди, даже ночь сама.
А из тьмы, доверчив, не обманчив,
Доброй волей соткан и согрет,
Смотрит в наши очи одуванчик —
Заблудившийся в просторе свет.
Кто-то, потерявший зренье в драке,
Тихо и пронзительно сказал:
Станем в тесный круг, чтоб он не плакал,
А светло и радостно сиял!
И любой почувствовал, как близко —
Возле сердца — копошится высь.
И по нашим темным лицам блики
Солнечными пальцами прошлись...
* * *
Живу на суше — в сны приходит море.
Живу у моря — рожь приходит в стих...
И счастлив я, что посетило горе —
Я без него себя бы не постиг.
Не слыша, как страданья кровь колышут,
От солнца счастья сделавшись слепым,
Я ворковал бы голубком на крыше
С голубкой, что свила гнездо с другим.
А вот теперь, когда пришло ненастье
В ту высь, которой не было синей,
Летаю черным вороном несчастья,
Кружусь и плачу над бедой своей.
Я — сизый голубок. Я тих и скромен!
Я черный ворон! Я мечусь во мгле!
Я лишь теперь постиг, как мир огромен!
И как огромен крик тоски во мне.
Кружусь и плачу. Вижу море, сушу.
Прощаюсь с чем-то вечным, дорогим.
И тень крыла тревожит, ранит душу
Голубки, что свила гнездо с другим...
* * *
Лодку взмах весла торопит.
Спичка гаснет вдалеке...
Словно кто младенца топит
Ночью темною в реке.
Словно крик во мгле раздался —
Одинокий, жуткий крик.
Словно с жизнью кто расстался,
Не узнав страстей и книг.
И невольно страшно станет:
Ни души. Весь мир уснул.
Лишь вода в реке сияет,
Где младенец утонул.
Всех людей он видит лица
Со звездой наедине.
С ним душа моя ложится
Тихо рядышком на дне.
И пускай звенит осока —
Я тоску его уйму,
Чтобы очень одиноко
В речке не было ему...
* * *
Я видел, как змеи мирились,
Кусаясь, касаясь, косясь.
Я видел, как черти молились,
Так истово, честно крестясь.
Я видел и рожи, и лица.
Я видел: монаха святей,
Забрызганный кровью убийца
Над жертвою плакал своей.
И видел я молнии жало,
Где жалость весь век провела.
И видел я: жуткая жаба
К царевичу в гости ползла.
И видел я: чернь царевала.
И, в звездную бездну маня,
Смерть жарко в уста целовала,
Прикинувшись жизнью, меня.
И как ликовали мы трое,
Венчаясь за гробом уже,
Я видел, поскольку такое
В моей совершалось душе...
Брожу в рубашоночке модной
По улицам людным с женой,
Быть может, совсем уже мертвый,
А, может быть, вовсе живой...
* * *
Есть на земле слеза,
Где боль твоя утонет.
Есть на земле глаза,
Где весь ты на ладони.
Есть на земле лицо,
Что всей Вселенной стоит!
Есть на земле крыльцо,
С которого не сгонят.
Столетья — жернова,
А зерна — это люди.
Была бы мать жива —
Все остальное будет.
* * *
В гулких просторах ночами холодными
Нет ни души.
Любит луна разговаривать с мертвыми
В мертвой тиши.
Любит землянам загадки загадывать
Звоном лучей.
Любит она с любопытством заглядывать
в лица людей.
Тот вон крестьянствовал, этот рыбачил —
Соль на губах.
Тот вон тесал топором, не иначе, —
Сосны в глазах.
Смертью на холм этот вдруг вознесенные,
Празднуя жизнь,
Ходят по кладбищу рядом влюбленные —
Руки срослись.
Прожил неделю, а может быть, месяц
В лунных лучах
Ангелом божьим летает младенец
В спящих цветах.
О как пронзительны ночи холодные!
Тени в окне —
То из могил поднимаются мертвые
Вновь при луне.
И, не тая одинокой улыбки,
Чтобы помочь,
Мертвый отец мой играет на скрипке
Мертвым всю ночь.
* * *
Стоит изба с дорогой рядом.
Поют над ухом тормоза.
Старуха темной ночью рада,
Коль фары брызнут в образа.
До этого совсем слепые
В своем вселенском вечном сне,
Взмахнув ресницами, святые
Вдруг прозревают на стене.
Они прицельно щурят веки,
То улыбаясь, то грозя.
Внезапно встретившись, два века
Друг другу поглядят в глаза.
Тот взгляд, он много сил отнимет
У них, чьи вновь дороги врозь.
И, как пылинка, между ними
Старуха светится насквозь...
* * *
Его работа: козни, казни, кляузы...
И вот — в окно стучится судный день.
Идет он, в озеро забросив маузер,
Молиться под березовую сень.
И в майской роще, где светло и чисто,
Где небыль перемешаны и быль,
Звучит молитва бывшего чекиста:
"О, Господи! Помилуй! Не убий!.."
Он крестится. Справляют тени танец.
Во взгляде — неба синего клочок.
А на руке на правой согнут палец,
Как будто жмет на спусковой крючок...
* * *
Поезд опоздал на станцию.
Замечаю я, старея:
Убаюкивают нацию
Хитроумные евреи.
Сгинь, народец сей картавящий,
Песнь нам смертную поющий!
Поднимали меч карающий
Я, с утра свирепо пьющий?
Речка наша разливается.
За окном стучат капели.
Русь картавая рождается
В нашей черной колыбели...
2000 г.
* * *
Птицы пролетели. И промчались
Тени, исчезая на краю.
Горе и вино перемешались —
И сварились в сладкую кутью.
И качнулись травы росяные.
Клен с холма могильного сошел.
Руки материнские родные
Чугунок поставили на стол.
И хлебнувший всяческого лиха
На ладони матери-земли,
Я судьбу расхлебываю лихо
Расписною ложкою зари...
* * *
А ведь когда-то здесь царил уют.
Горела искра божья на ухвате...
Хозяев — нет. А ходики — идут,
Отсчитывая время в мертвой хате.
Под ними — Сталин. Трубочка. Усы.
В Москве идут, воруя церкви, пашни,
Колонии часы на Спасской башне,
А здесь идут империи часы...
1999
* * *
О, будущее! В звонкой звездной силе
Ты полыхаешь над моей тропой!
А прошлое, оно лежит в могиле —
И тихо-тихо шелестит травой.
О, прошлое! Ты по остывшим жилам
Течешь той кровью, что давно мертва.
О, будущее! Ты крестьянским житом
Рассыпано повсюду, как молва.
Клянусь полянам, кланяюсь погостам,
И хлев пою, и славлю хлеб в деже.
И прорастает будущее прошлым
В моей бессмертной и пустой душе.
И вы, когда восходит солнце косо
Над той землей, что мы должны сберечь,
В тиши вечерней слушайте колосья —
Мою немую вековую речь.
И, если тяжко давит ночь на плечи,
Всмотритесь, как, венчая мой венок,
Глядит из тьмы, спеша заре навстречу,
Сквозь жито и сквозь время василек...
Смоленск
1.0x
