IGNORAMUS

Author: Александр Дугин
IGNORAMUS (эссе о глупости)
15(332)
Date: 11-04-2000
1. Пророк-невежда
Меня в свое время очень заинтересовал такой факт: в древности, в традиционном обществе статус пророка применялся только к весьма определенной категории людей, причем важнейшим условием были их безграмотность — отсутствие официального образования, иногда даже неумение читать. Пророком признавался, конечно, не всякий невежа. Невеж множество, пророков — единицы. Но, тем не менее, получение нормативного (естественно, религиозного, традиционного) образования было непреодолимым препятствием для того, чтобы стать им.
Эта техническая деталь была призвана подчеркнуть, что пророком является только тот, кто черпает свое знание, свое видение основ реальности из прямого источника, вертикального по отношению к образовательной культуре общества. При этом самое интересное, что в традиционном обществе вообще не было представления о светскости, о "секуляризации", о разделении духовного и практического. И уж тем более религиозное образование было пронизано приоритетно созерцательной, трансцендентной направленностью. И все же пророк должен был быть свободен и от этой возвышенной, богоцентричной формы подготовки. Его миссия состояла в том, чтобы быть совершенно независимым от любых ограничений, чтобы индивидуальные (пусть сакрализированные) черты не замутили ясность прямого и ничем (и никем) не опосредованного контакта со стихией Божественного.
Ценность пророчества была в полном погашении индивидуального начала, не в усложнении и совершенствовании личности, но в ее предельном упрощении, в ее стирании, в ее умалении.
Пророки были несчастны, изолированны, часто избиваемы. Это их удел. Они не становились главами религиозных школ, не вкушали уважения и почестей. Их влекла область убытка, нищеты, неустроенности. Их бытие вращалось вокруг оси, радикально отличной от их индивидуальной человеческой структуры.
Православный догмат относительно того, что через пророков в ветхозаветный период священной истории говорил Святой Дух, это подтверждает. Обратите внимание: задолго до Христа (когда впервые Троическая Тайна была до конца обнаружена) Третье Лицо Пресвятой Троицы, заведомо не рассчитывая на возможность понимания в ветхозаветном контексте, вступало в прямой контакт с людьми. И те, сквозь кого проходила эта Трансцендентная Речь, заведомо не могли сознательно и личностно ее вместить, так как религиозный контекст, в котором осуществлялись пророчества, был радикально не способен охватить ни содержание грядущей Новозаветной Свободы, ни распознать основы Троической Метафизики.
Чтобы верно, максимально точно передать эту невместимую Речь, пророк должен быть свободен от всех конвенциональных знаний. Должен быть белым чистым листом, на котором перо Божественного Ума напишет свои загадочные письмена. Он должен быть ignoramus, простецом.
Пророк-невежда…
Не понятый не только другими, но (и это самое главное) самим собой. Не компетентный в познании не только внешней правды, но и той Истины, которая излагается сквозь него.
Чуждый самому себе.
Иссушаемый, палимый своей внутренней интимной тайной, которая, тем не менее, ему не принадлежит…
2. Нищие духом
В Православии, несмотря на то, что Новозаветная Истина стала теперь доступной и вселенски благовествуемой, сохраняется очень схожая тема, отраженная в чинах блаженств: "блаженны нищие духом, яко тех есть царство небесное".
"Нищие духом" — это (чтобы ни говорили на этот счет протестантские "богословы") простецы, люди, лишенные общего духовного знания, обделенные образованием — всем тем, что представляется вовне "духом" и "мудростью". В каком-то смысле этот чин блаженств ставит (как и в случае с пророками) невежду и малоумного над образованным и мудрецом.
Конечно, не всякий дурак блажен. Но обратите внимание на метаморфозы русского языка: "блаженными" в народе называют именно дурачков, юродов, слабоумных. Самое удивительное, что в данном случае "безумие" ставится уже не просто выше ветхозаветного разума, но и в каком-то смысле выше христианской православной культуры, выше особой новозаветной рациональности.
Получается, что снова, как в древние времена Закона, стихия Божества настолько превышает человеческие возможности, что не просто ее совершенствование и улучшение, а ее радикальное преодоление является предпосылкой реального и эффективного приближения к нетварному Троическому Бытию.
Нищий духом растворяет в себе индивидуальное, распускает пульсирующий комок разума, расшнуровывает хитросплетения сознания. Он не читает, не пишет, не получает образования, не строит жизненный путь. Нищий духом живет, как трава или птаха, как змея или голубь, как ветер или болото, как первый цветок весны и последний лист осени.
"Умный", "недурак", "образованный", "культурный" на пике своего прозрения в суть вещей тоже достигает прозрачности, ощущения восторженного всеединства, где вещи мира сплетаются в единый нерасчленимый венок торжества. Но это — мгновение, случайность, экстатический момент, от которого неизменно приходит отрезвление, погружение в лабиринты рассудочных дуальностей. Для "умного" такое состояние — лишь обещание, плоская карта недоступной страны. Для нищего духом — это его Родина, привычная и исполненная неиндивидуальным простецким светом, светом бытия.
Нищий духом непонятлив и непонятен, не плох и не хорош. У него полуоткрыт рот и не стирана рубаха. Он неопрятен и неприемлем в своем неоправданном, необоснованном и непреходящем темном восторге, в своем зверином вое, в своей "расхристанности". Он не собрался во Христе, он распустился во Христе.
Но он блажен, и его доле позавидуют самые умудренные и очищенные старцы. Путь его прям, так как нищий духом никуда не идет, никуда не спешит, ничего не знает.
И сквозь него по-прежнему невнятно, сверхчеловечески, милосердно и грозно продолжает вещать Святой Дух.
3. Маламатья
Не только в христианском контексте есть традиция сакрализации юродивых. В исламе существует секта "маламатья", которая основана на той же самой духовной предпосылке: бездна между человеческим и Божественным столь велика, что мудрость благочестивого богопознания и нормативы морали никак не приближают человека к Творцу. От глубочайшего отчаяния, сращенного с глубочайшим восторгом, торжественно и нервно движутся представители секты "маламатья" в миры безумия. Они не только очерняют себя в глаза умных и набожных, но и среди грешников, остолопов и распутников считаются изгоями. Они покидают почву сознания, архитектору изысканной исламской диалектики, отправляясь в никуда.
Одни считают их "святыми", почитают их могилы как "мазары". Другие видят в этом извращение религиозного инстинкта.
Самим "маламатья" наплевать и на тех, и на других. Они делают ставку на минимум и пытаются ускользнуть через узкие врата.
Они не ведают, что творят, но творят это настойчиво и рьяно. Они гасят себя, как свечи, и пытаются развеять оставшийся дымок.
Сквозь них зажигается тогда иное пламя. Безумное пламя невозможной близости. Дыхание "мира ближних", от которого дрожат горные хребты.
4. Православное юродство
Аналогом "маламатья" являются православные юродивые. И снова они противопоставляют свой выбор не светскому миру, но миру православному, христианскому. Они напоминают: похвально встать на путь христианского благочестия, праведно совершенствовать свою личность, но нельзя низводить логику Божества до человеческой рационально-моральной планки; дистанция столь огромна, что великое и малое перед очами Господними сливаются, и то, чем человек гордится, Богу противно.
Юродивые нарушают иногда православные заповеди (или делают вид, что нарушают), специально ищут повода быть посрамленными, заушенными, побитыми, оскорбленными, униженными. Если благочестивый христианин копит добродетели, то юродивый, скитаясь по базарам, копит затрещины и подзатыльники, насмешки и ругательства. Это его дурацкое богатство, его лествица, его служение.
Иногда юродивые помогают людям. На царском пиру знаменитый русский юродивый вылил в окно предложенную царскую чашу, чем заслужил тумаки. Но вспыхнувший в это время огромный пожар в Пскове, как по волшебству, погас сам собой. Дурак своим дурацким и невежливым, бесстыдным, в отношении батюшки-Царя, поведением спас тысячи жизней.
И не сам юрод это делал. Десница Господня двигала его косыми, неуклюжими жилистыми мышцами, обтянутыми нездоровой серой кожей.
5. Псевдомессии и цадики
В иудаизме тема священного невежества развита подробно. Сам еврейский "машиах", по преданию, должен быть необразованным. Череда иудейских псевдомессий от Саббатаи Цеви через Барухия Руссо до Якова Лейба Франка доказывали свое "мессианство", в частности, отсутствием ортодоксального раввинистического образования.
В этих псевдомессиях есть нечто явно глупое. Они шокируют, иногда своим напыщенным искусственным величием, иногда своей неожиданной низостью. Саббатаи Цеви, собиравший евреев для возврата в Израиль (он был первым историческим сионистом, проповедавшим "алию") и готовый оседлать льва семиглавым змеем, вдруг пугается наказаний и, посаженный турецким пашой в тюрьму, переходит в ислам. Для иудеев это — шок. Лишь малая горстка последователей (известных как денме, "оборотни") остается верна Саббатаи и называет его поступок "священным верооступничеством". Еврейский рационализм здесь отчаянно пытается освоить и оправдать логически самые нелепые вещи, от страха потерять пульсирующий ток сияющей трансцендентной глупости, которой так не достает их холодным душам.
Первые хасидские цадики принадлежат к сходной категории, их авторитет был принципиально не законническим, не начетническим, не формалистичным. Источник их сил и способностей основывался на прямом опыте контакта с иным миром, в котором они были как у себя дома. Если раввинистические формалисты подробно описывали маршрут, хасиды шли, куда глаза глядят, и тупики и омуты оказывались для их мутных от скорби глаз мостами в неведомый рай.
Первые цадики очень похожи на русских юродивых. Чем им хуже, тем им лучше. Чем больше пинают их казаки-антисемиты, чем больше ругают ученые "митнагеды" из своих, тем спокойнее на их воспаленной, утопленной в мирах небесной колесницы душе.
6. Параллельная иерархия
Эти примеры свидетельствуют: есть не одна духовная иерархия, а две. Если первая утверждает духовную традицию, четко очерчивает границы добродетели и греха, самосовершенствования и упадка личности, показывает путь образования и созидания, то вторая, тяготясь этими границами, как бременем, наложенным на свободное всевластие Божества, силится их превозмочь, — ценой отказа от индивидуальности и рассудка. Не считая свою истину лучшей, не пытаясь навязать ее остальным, как норму (ведь любая норма быстро остывает и дает место фарисейству, отчуждению), люди второй духовной иерархии смиренно избирают своим уделом безумие, невежество, скромное игнорирование высот и низин нашего мира. "Дуракам закон не писан", им писана трагическая, надрывная, болезненная, иссушающая душу благодать.
Человек — это звучит глупо, утверждают люди параллельной иерархии, носители нищей духовности. Утверждают и показывают на самих себя.
Люди первой иерархии, если они внимательны, не спешат отрицать дурацкую тайну, вызов блаженных идиотов. Не будучи способными броситься в сладкий черный омут, они пристально вглядываются в него, и если упорствуют в своем, то мало-помалу распознают его послание, учатся (они все время учатся, в отличие от дураков-неучей) уважать таинство нищеты ума. В определенных случаях — когда неземная логика в юродивых становится совсем очевидной — их канонизируют наряду со святыми.
Но самые последовательные дураки стремятся избежать и такого положительного внимания со стороны первой иерархии. Тайна и нетранслируемость, заведомая нерасшифровываемость их послания гонит их в запретные норы. Тайные святые… Тайные праведники… Тайные безумцы… На них держится мир, и он будет стоять только до тех пор, пока вторая иерархия будет сохраняться в тайне.
Тай-река…
7. Пророк, народ, дурак …
Любимый сказочный персонаж нашего народа — дурак и простец. Его прямолинейная дурь побеждает изощренные каверзы умных врагов. Простодушная чернь его природы спасает возвышенных царей.
Иван-дурак носитель таких добродетелей, которые в обычном обществе считаются пороками. Он ленив, бестолков, стремится избежать ответственности, полагается "на авось", взбалмошен, не способен к расчетливости, необразован, не работает над собой, ничему не учится и не хочет. Он действует, играя и уклоняясь от внешнего давления. Он исповедует пассивный антиномизм, безразличие к нормам и законам, к добродетелям и порокам. В нецензурированных версиях русских сказок Иван-дурак переходит все возможные нормы приличий. Что он только там не проделывает с яблонькой, черепами, горами, чертями, лаптями, Бабой-Ягой и ее дочерьми — стыдно повторить.
Он не знает никаких запретов, если его оставляют в покое, он все время дремлет на печке, если его насильственно будят и куда-то отсылают, он начинает забавляться и "валять дурака". Все, что у него получается, получается ненароком. Личный момент в его этосе полностью отсутствует. Он добивается всего тем, что позволяет событиям развиваться по их внутренней логике.
В Иване-дураке индивидуальное начало минимализировано. Он скрывается от самого себя, и позволяет действовать через себя Иному, освобождая свое существо для чего-то более ценного, нежели он сам.
Иван-дурак — глава второй тайной иерархии, полюс параллельной духовности.
Историки народных преданий единодушны в выводе: в этом персонаже искусно зашифрована информация о древней жреческой касте, вытесненной из официального социально-политического контекста в область волшебных сказаний. Но сказки — первая и базовая форма духовного воспитания человеческого существа. Каковы сказки, таков и народ. Когда человек становится старше, у него возникает недоверие к учителям, усиливается защитный механизм. Но первые в жизни слова, услышанные детской душой, сохраняются навсегда.
С самых ранних дней своих русский человек узнает о параллельной иерархии, о том, что "блаженны нищие духом". Так формируется наше мировоззрение, наша коллективная психология. И этого из нас не вытравить.
Когда мы слышим это на литургии, мы уже готовы внутри. Это повторение.
Да, блаженны… Естественно, блаженны… И именно нищие духом…
Конечно, мы чтим обычную иерархию. Но, на самом деле, не очень. Больше делаем вид. Еще точнее, чтим скорее от безразличия к ней. Она не затрагивает нас, наша душа смотрит в иную сторону.
Реально мы любим только безумие, то страстное восторженное состояние, когда солидный исправно одетый человек растворяется и из-под кожи его начинают бить фонтаны разноцветной жизни.
Мы хотим, чтобы все это поскорее кончилось, чтобы это никогда не кончалось.
Мы не любим учиться и не стремимся учить. Все и так ясно: чем глупее, тем истинней.
Народ-дурак, народ-пророк, народ-сам себе лесной царь.
То, что говорят о нас наши злейшие враги, больше похоже на правду, чем формальные ответные самовосхваления, составленные по шаблону. Мы, действительно, выродки. Мы не такие, как все. У нас по дорогам проехать невозможно, зато по болотам идти одно удовольствие, они вымощены гранитом нашей странной веры.
Знаете, почему в русско-советских домах все углы косые (кто клеил обои, поймет, о чем я)? Потому, что в живой природе нет прямых линий, наши дома построены живыми и веселыми (часто пьяными) людьми. Мы именно "на коленях грезим о великой империи". И на коленях, и грезим. И насыщаемся слезами, и ободряемся гонениями, и любим все терять по глупости, чтобы Высший Ум сам все сделал по-своему, чтобы нам не мешаться у него под ногами, чтобы знать наше место. Малое место величиной с горчичное зерно. Горькое горчичное зерно, которое больше Вселенной.
Мы — параллельная иерархия.