РОССИЯ — ИМПЕРИЯ ДУХА

РОССИЯ — ИМПЕРИЯ ДУХА (Беседа Александра Проханова с лидером Русского национального единства Александром Баркашовым)
45(258)
Date: 10-11-98
Александр ПРОХАНОВ. Александр Петрович, я помню первое наше с вами знакомство. Это было в Доме Советов 27 или 28 сентября 1993 года. Я шел к Ачалову и, зная, что ваше подразделение охраняет этаж, на котором он находился, зашел в комнату, где на матрацах отдыхали ваши соратники. И один только человек не дремал, сидел на стуле, у него был “Калашников”. Горела свеча, тихо было. Я спросил этого человека: “Где Баркашов, я могу его видеть?” Человек мне ответил: “Я Баркашов”. И тогда я пожал вам руку. Знакомство мимолетное, секундное. Я сказал несколько слов, и мы расстались. Вторая наша встреча уже была гораздо позднее, когда вы раненый вышли из тюрьмы. Она состоялась у вас дома. На фоне земного, материального разгрома 93-го года на самом деле состоялся духовный триумф патриотов, триумф и вашего движения и лично ваш триумф. Но после этого вы исчезли не только из моего поля зрения, но из поля зрения многих аналитиков. Вы резко сменили тактику, дали команду по своим частям уйти от контактов с оппозиционным движением и как бы пошли своим особым, во многом мне не понятным путем. Был момент, который меня поразил: на выборах 96-го года вы поддержали Ельцина. В окружении Ельцина тогда были патриотически настроенные русские люди Коржаков, Сосковец, Барсуков, и я подозревал, что ваша ориентация на власть была ориентацией на тот ее фрагмент, который был представлен этими людьми. Потом они были выброшены из политики, вы опять вошли в резкую конфронтацию с Ельциным. Расскажите, какой путь проделала ваша тактика и стратегия политическая от осени 93-го до осени 98-го, когда мы вновь с вами встречаемся?
Александр БАРКАШОВ. Начну с последней части вашего вопроса — поддержка Ельцина. И хочу сразу внести полную поправку: никогда никакой поддержки Ельцину мы не оказывали — ни моральной, ни физической. Я ни разу не выступал по телевидению, радио и в печати с призывами голосовать за Ельцина и не ориентировал на это наших соратников внутри партии. Я просто снял свою кандидатуру с выборов в 96-м году и сказал, что мы не будем голосовать за коммунистов и Зюганова, потому что они мало чем отличаются от Ельцина. Мы высказали свою точку зрения. И далее уже эти слова мои по-разному интерпретировали. Косвенно я Ельцина действительно поддержал, не отрицаю. Поддержал, исходя из стратегического понимания того, что происходит, и того, что мы должны сделать. Я просто посчитал, и со мной согласились мои соратники, что для полной победы национальной идеи в России, а не просто для какого-то переворотика, власть, которую олицетворяет Ельцин и с которой народ связывает свои самые негативные стороны жизни, нужно довести до полного абсурда. То есть Ельцину и всей этой банде нужно было дать еще один срок для того, чтобы они довели своими действиями наш народ до той кондиции восприятия происходящего, до которой он доведен сейчас. И если бы такого не произошло, то не было бы сейчас такого национально-революционного состояния общества. Если мы говорим о возрождении России как империи, духовной империи, то должны отдавать себе отчет: этого нельзя достичь способом малоградусной корректировки курса — без изменения принципиальных основ в обществе. А это возможно лишь тогда, когда все то, что сейчас творится, будет доведено до полного абсурда в глазах большинства народа и когда к народу будет обращена правильная пропаганда и агитация, и он будет делать правильные выводы и приобретать правильные знания. Именно с этой точки зрения я поддержал Ельцина. Чтобы его люди не разбежались, чтобы не перевалили свою вину на коммунистов, чтобы не законсервировались те революционные психологические процессы, которые происходят в умах людей под воздействием обстоятельств. И время показывает, что верно мы поступили, потому что психология общества именно за эти два года очень сильно сдвинулась в сторону идей национальных и социальных. И даже средний класс, который так неплохо существовал, последние кириенковские экономические диверсии сделали чуть ли не социалистичным. Одновременно в эти же два года, при чехарде правительств и жульничестве еврейских банкиров, которые просто абсолютно распоясались, в большей степени наше общество стало абсолютно националистично. То есть мы добились тем самым того, что нужно. Это был наш стратегический поступок, только так мы его можем расценивать, больше никак.
А. П. Смотрите: вот прошла пятая годовщина событий 4 октября. На мемориал — место поминальное — сошлись не коммунисты, не националисты, а просто русские люди, для которых эта великая драма, с одной стороны, а с другой стороны — великий повод повидаться, обняться и почувствовать, что ты не одинок. Баркашовцы в этот день ушли в свой храм, ушли из плазмы оппозиционной, общенародной. Вы, насколько я понимаю, придерживаетесь линии на самоизоляцию. Вы как бы такой закрытый религиозно-военно-политический орден, лишенный контактов со всей сложной полифонией патриотического русского национального движения. Что у вас это за стратегия, какая у нее мотивация?
А.Б. Мы не называем РНЕ орденом, но мы не отрицаем орденского устройства нашего движения, ибо давно поняли: нельзя создать политическую организацию путем объединения совершенно разношерстных политических сил, у которых нет единой идеологии. Нам предлагают тактические союзы, предлагают объединиться с Зюгановым или с кем-то там еще. Но для чего? Для того, чтобы потом, сразу после свержения Ельцина, начать резать друг другу глотки?
В сентябре-октябре 93-го я был и зам.министра Ачалова, и помощником Хасбулатова, и помощником Руцкого. Каждый из тех, кто меня назначал, рассчитывал что-то получить от меня в борьбе за власть после ухода Ельцина. В осажденном Доме Советов существовало несколько группировок, которые имели совершенно разные, даже взаимоисключающие стремления. Их объединял только Ельцин. Допустим, Ельцин слетел — и они остались хозяевами положения. Что было бы дальше? За Руцким стояла достаточно сильная вооруженная команда, но он хотел и мою, еще более сильную команду, использовать для того, чтобы потом расправиться с теми, кто воспротивится его полновластному президентству. А это были как минимум две трети Верховного Совета и его защитников. И я должен был бы их расстрелять или интернировать. Другое дело, согласился бы я.
Руцкой назначил меня указом за номером одиннадцать представителем президента. И за роль экзекутора мне предлагались на выбор достаточно высокие и самостоятельные посты в будущем правительстве. Но меня в свою команду пригласил через Ачалова и Хасбулатов, где мне отводилась та же самая роль экзекутора. В случае ухода Ельцина конфликт практически сразу бы возник. Планировалось, что 4 октября у нас будет полная победа, а на 6-е — я уже имел устный приказ арестовать Руцкого. А сколько бы там полегло из его окружения! Трио силовых министров, подталкивая Хасбулатова на конфликт с Руцким, также вели собственную игру. Мной ни одна группировка не манипулировала. Наоборот, я про всех все знал и, имея за своей спиной более 400 вооруженных людей, находящихся не только в Доме Советов, обладал правом выбора, а они нет. Ими манипулировала ситуация, которую создали не они. Это пример того, как страшны на самом деле эти беспочвенные союзы разношерстных и амбициозных политических сил, которые зиждутся всего лишь на желании вылезти как можно выше к власти. В 93-м я это увидел воочию и понял, что таким путем никогда цели не достигнуть. Такой же вывод я сделал и тогда, когда я участвовал в попытках объединить в рамках Славянского и Русского соборов различные силы. Эти объединения создавались от собственной слабости его участников. В Славянский собор чуть ли не сто партий входило, в Русский — десятки. С лидером каждой считайся, каждый хочет иметь свое мнение, отличное порой даже принципиально от другого. Но самое главное — работать никто не хочет, никто не хочет заниматься выпуском газет, поиском денег на выпуск этих газет, никто не хочет руководить людьми, которые будут заниматься каждодневной пропагандой и агитацией. Все там собирались только для того, чтобы кто-то за них там что-то сделал, чтобы заявить о своем существовании, о собственном видении патриотической идеи и о своем праве быть в светлом будущем каким-то руководителем. Никакое объединение к работе не приводит. Это видно и сейчас на примере НПСР. Зюганов говорит, что там 80 партий. Но чем они занимаются? Где у них общая газета? Собственная, направленная в гущу масс газета? Где тысячи их пропагандистов и организаторов, занимающихся строительством отделений Союза? Мы решили не тратить время и силы на выяснения отношений с попутчиками и пошли своим путем. Мы создали собственное мировоззрение, которое оказалось созвучно настроениям нашего общества. Мы ушли в реальную работу, которая увеличила число рядов РНЕ и симпатизирующих нам. Такая работа внешне не видна, потому что мы не мелькаем каждый день по телевидению и по Думе не бегаем. Но только она приводит к нужным результатам.
А. П. Социально-политический ветер, который поднялся сегодня в России, мог бы наполнить паруса многих движений и партий. Он попутный для КПРФ. Обнищание, социальная обостренность, оскорбленность. Но КПРФ растет медленно, хотя страна все больше и больше краснеет и уже чуть ли не красная вся. Может быть, компартия этим ветром неправильно пользуется?
А. Б. Дело не в том, что неправильно пользуется. Тут иная причина. Вы совершенно верно отметили, что души и умы людей наполняются тягой к социальным элементам жизни. Происходит это под воздействием внешних обстоятельств: зарплату не платят, нечем детей кормить. Люди искренне возмущены. Но это их чувство не находит отражения в позиции КПРФ. Более того, ее манипуляции в парламенте дают основания людям думать о том, что компартия лишь спекулирует на их трудностях. Это первое. А второе — не только социальным ветром наполняются паруса, но еще и ветром национальным. А у КПРФ национального ветра нет, а все попытки его использовать — искусственные.
А. П. Любая политическая организация — это машина. Топлива для работы социальных машин сейчас полно. Сиди, закачивай его в цилиндры и раскручивай двигатель. Весь вопрос в правильности его конструирования. Все движения, с которыми я сталкивался в последние годы, они дефектны, поскольку не развиваются. Вам удалось сконструировать социальную машину, говоря языком технократическим, которая смогла при избытке топлива наращивать силу. Мне интересно, в чем феноменология создания вашего двигателя, в чем конструкция вашей машины, имя которой РНЕ?
А. Б. Мы строили ее, исходя из стратегических задач. Нам сиюминутные победы были не нужны. Мы взяли весь спектр исходных данных для построения организации и четко сформулировали цель. Вот и все.
А. П. После того, как вы ее запустили, у вас была система проб и ошибок?
А. Б. Нет, Александр Андреевич, не было.
А. П. Вы можете утверждать, что создали организацию абсолютно оригинальную, организацию как бы нового типа? Или все-таки прообразом вашей организации послужили какие-то классические примеры?
А. Б. РНЕ — организация нового типа, принципиально новая, оригинальная. Есть сходные обстоятельства с теми, которые были и до 17-го года у России, и до 33-го в Германии. Но мы никому не уподобляемся и никому не подражаем. Понимая, что все средства массовой информации находятся в руках враждебных нам сил, мы на первом этапе спекульнули на их потребности показать наличие фашизма в России. То есть мы немножко подыграли им в этом деле, и они дали нам начальную раскрутку. Когда мы получили известность, то перешли к другим собственным способам нашего внедрения в общественное сознание.
А. П. Создание политической организации есть создание социального оружия. И когда ваше оружие начнет стрелять? Грубо говоря, не считаете ли вы, что строительство у вас достигает той стадии, когда изделие можно спускать со стапеля и запускать в целостном виде работать?
А. Б. Секреты конструктора раскрывать не буду, но скажу: мы постоянно в работе, и точка запуска близка, хотя много зависит от обстоятельств, от того, насколько быстро они будут развиваться в нужном направлении.
А. П. Мне, например, через СМИ видны ваши достижения в сфере развития низовых структур, видно, что вы создали подразделения, отпочкования, что у вас идет интенсивный рост, чего нет у других. А что происходит в ядре? Есть в вашем ядре элементы, которые потом должны создать экономику РНЕ, армию РНЕ?
А. Б. В РНЕ мы готовим собственные кадры, мы привлекаем к работе по мере роста нашей организации огромное количество людей, даже тех, кто не входит в нашу партию. Они нам нужны по их профессиональным умениям для будущих государственных структур. Мы не присваиваем себе ни в коей мере право строить все русское национальное государство, в этом нас напрасно обвиняют. Мы готовы к сотрудничеству, но под нашим руководством.
А. П. Вы, как никто из современных политиков, подвергаетесь демонизации. Но для вас это является козырем, и давно является. А степень силового давления, которое включает физическое устранение, насколько велика? Мне сообщили из достаточно проверенных источников, что ваше недомогание в последнее время — результат медикаментозного воздействия...
А. Б. Было дело, меня чуть не отравили. Но это случилось достаточно давно, еще в 94-м году. Я тогда едва выжил. Но если вы имеете в виду мой последний сердечный приступ, то он связан с очень большой нагрузкой — психической, душевной и физической. Что касается физического устранения, оно меня не страшит. Мы создали такую организацию, на жизнеспособность которой мой уход не повлияет. Она будет работать в том же направлении и с тем же качеством. Это моя заслуга, потому что я с самого начала строил организацию не под себя, а строил ее как самовоспроизводящуюся, способную достигать цели, невзирая на то, существую я или нет. Теперь об оккультных воздействиях. Мы — не профаны и прекрасно знаем, что и на службе у государства, и у частных лиц есть большое количество людей, которые этим занимаются. Недавно вот Рогозин, работавший в службе безопасности Ельцина, признался в интервью “Московскому комсомольцу”: “Да, мы практиковали оккультизм”. Так и хочется его спросить: “Ну что, доигрались, любители?” А мы и без него знали и знаем, какие опыты воздействия на массы населения и на отдельных граждан проводились и проводятся. Причем, подчеркиваю, государственными структурами. Я с этим столкнулся в 95-м году, когда Коржаков уже понял, что Ельцину хана, и стал самостоятельно планировать Лебедя на пост главы государства. Через посредников он предложил мне войти в некий альянс и создать некую организацию наподобие Русского национального собора. Вначале переговоры носили характер не персонифицированный. Речь шла только об организации широкого диапазона с национальной идеологией. Я вступил в переговоры. Но когда был поставлен вопрос, что главенствовать в альянсе должен Лебедь, я всех посредников послал. Послал Веденкина, Рогозина. После этого через неделю мне передали слова Рогозина, что я об этом жестоко пожалею. Коржаков отреагировал сразу. Устроил налет на наш офис на Ильинке, где произвели обыск, изъяли документы. Таким образом был нанесен физический удар, чтобы ослабить энергию. Еще через пару недель состоялся якобы бандитский налет. Я сразу понял, что это чекисты и что раз сразу не убили, то убивать не будут, и согласился говорить то, что они хотели записать на пленку. Мы их могли замочить, но следом могли прийти с ордером и приписать нам сопротивление властям. Все это было подготовкой к оккультному воздействию. Была прямая оккультная битва. Мне открыто прислали вызов: “Мы тебя раздавим энергетически, сживем просто со света”. Но результат налицо. Я сижу и чаек пью, могу и коньячку махнуть, а Рогозин в отставке интервью раздает. Мы тоже кое-что можем, но хвалиться не будем. Мы прибегаем только к методам, которые используются религиозными практиками. Мы, в отличие от всех тех колдунов-экстрасенсов, которыми пользуются Рогозин и другие, не нападаем на человека только потому, что он нам не нравится или плохо о нас сказал. Мы отвечаем только на агрессивные действия. И если они хотят и дальше сражаться оккультным способом, я их разнесу к чертовой матери, пора бы им в этом уже убедиться.
А. П. За эти годы, с 93-го, какие бы вы важные события отметили в жизни организации, соратников, в вашей личной жизни?
А. Б. Когда занимаешься повседневной работой, каждый день что-то происходит. Все время круговерть, круговерть очень динамичная, и очень трудно, находясь внутри нее, выделить какие-то моменты.
А. П. Прошли ли вы через измену друзей, потерю соратников?
А.Б. Соратников я потерял не так много, как на войне, но это люди были лучшие. Господь, видимо, призывает к себе именно таких. Ушел Дмитрий Марченко, которого мы воспитали с юного возраста, Вадим Сазонов, он меня как отца любил, и я к нему как к сыну относился. Саша Чулин... Чисто по-человечески это трудно переносимые вещи, как живой кусок от себя отрезаешь. Но, с другой стороны, понимаешь, что это мистические вещи, то есть они в руках Божьих. Я уверен, что они находятся на небесах как свидетели нашего дела там. Что касается людей, которые отходят. И не просто отходят, а еще и предают, перебегают в другой лагерь. Это процесс естественный и болезненный. Людей давно знаешь, вкладываешь в них часть души. Разрыв с ними не может не приносить боли, но, с другой стороны, я понимаю, что это процесс естественный. Сюда включается целый комплекс человеческих качеств, включая слабость душевную и волевую. Но потом это тоже объективные вещи, потому что сам рост организации, ее развитие — и качественное, и количественное — подразумевает такие процессы. В растущем организме клетки отмирают. Слабых людей просто жалко. Таких людей было больше в первые годы создания организации, они думали, что моментально достигнут целей, какие наметила организация. Но сейчас приходит другой тип людей — с большим опытом за плечами и большим терпением. Они уже хлебнули от жизни, они уже многое увидели, и они знают, что здесь нужно будет много работать, то есть совсем другой психологический тип идет.
А. П. Мы не можем не коснуться того, что условно называется “русским фашизмом”. Я страшно не люблю эту тему. Но когда ко мне приходят западные корреспонденты, то обязательно ее затрагивают. Когда русских патриотов монтируют на Освенциме, на газовых камерах, на Гитлере, первое желание сказать: да нет, мы не такие, у нас совсем другая природа, второе — послать, а третье, к чему мы сейчас пришли, ответить на тезис “русский фашизм” тезисом “еврейский фашизм”. Именно он сложился сейчас в достаточно узких структурах олигархического еврейского капитала в России и является формой подавления любого проявления русского национального самосознания.
А. Б. В своем туманном детстве я прочитал брошюрку, которая называлась “Катехизис евреев в СССР”. Придумали ее сами евреи или написал какой-нибудь антисемит-кэгэбэшник, не знаю. Но факт в том, что она, как и “Протоколы”, действует в качестве руководства для евреев. Так вот, в этой книжке есть указание евреям: заставьте своего противника оправдываться, навешивайте ему самые невероятные бездоказательные обвинения. Ибо кто оправдывается, тот наполовину уже виноват. Исходя из этого знания, я взял за правило никогда ни в чем не оправдываться. Когда меня называют фашистом, я никогда не оправдываюсь, не потому, что я фашист, а просто потому, что не хочу оправдываться. И проходит какое-то время, и все само собой становится на свои места. Что касается вашего контрудара, то у меня здесь свое мнение. Я уважительно отношусь к тезису, что врага нужно бить его же оружием, но мы не должны уходить от темы. Все это банальные ярлыки: фашизм, коммунизм, капитализм. Эти слова даже в малой степени не отражают в действительности тех вещей, которые за ними стояли. То есть значения в них нет. Вот посмотрите, фашизм был в Германии и в Италии недолгое время. И вот, прикладывая к нынешнему еврейскому господству в России краткосрочную формулу — фашизм, мы как бы избавляем их от большего. От большего, которое заключается в том, что они имеют двухтысячелетнюю практику абсолютно циничного обретения иудаизмом властвования над миром, которая несоизмерима ни с какими фашизмом. Сколько эта практика уничтожила государств, сколько уничтожила людей, сколько спровоцировала войн. То есть слишком слабо назвать их просто фашистами. Гитлер разорил Россию до Москвы, а эти козлы до Камчатки развалили. Поэтому, привешивая им ярлык “фашизм”, мы как бы их делаем не теми, кто они есть на самом деле. А на самом деле они самая страшная в мире разрушительная сила, сила, которая служит дьяволу, с православной точки зрения. В конце концов, не фашисты ведь распяли Христа. И надо называть их такими, какие они есть. Сейчас они в форс-мажоре находятся и многие вещи во времени скомкали, многие вещи им пришлось заменить подделкой, но тем не менее в намеченные сроки на двух третях мира они свое господство, я думаю, установят. Но это Божий промысел, потому что в одной трети мира — в России в первую очередь — будет совершенно другое, будет то, чему суждено быть. Нам надлежит суметь адекватно сознанию простого человека сказать, насколько они виновны во всех нынешних бедах человечества и в прошлом. Вот это мы должны раскрывать и показывать.
А. П. И последнее, Александр Петрович, ваше движение стоит накануне съезда, такого интегрального события, которое должно подытожить путь развития, наметить стратегические направления, посмотреть друг другу в глаза. Если кратко: с какой идеей, с какими словами вы обратитесь к своим соратникам и с какими словами с трибуны съезда вы обратитесь к России?
А. Б. Все, что я скажу, будет услышано и друзьями, и недругами.