ДОМ ГЕНЕРАЛА

Author: Евгений Чебалин
ДОМ ГЕНЕРАЛА
44(257)
Date: 03-11-98
Образ депутата Госдумы России генерал-полковника Альберта Макашова в большой степени формировался СМИ. Причем теми, с которыми генерал находится по разные стороны баррикад. Именно поэтому на телевидении и в газетах Макашов представлен в образе эдакой страшилки, биологического гибрида из Мюллера, Квазимодо и Шварценеггера. А это нормальный русский человек, давно известный и любимый в народе. Его фразы — от “ни мэров, ни пэров, ни ...” до последних высказываний на митингах в Москве и Самаре — цитируют и работяги, и журналисты, и политики, и прокуроры... Сегодня генерал Макашов снова в центре внимания. Потому, на наш взгляд, читателям будет интересно узнать, чем живет этот человек, какая у него семья, дети, и что происходит за забором знаменитой макашовской дачи в те моменты, когда ее хозяин меняет статус московского депутата на статус самарского дачника...
СЛАВЯНСКИЙ ЗАМЕС
С ИСЛАМСКИМИ СПЕЦИЯМИ
— Людмила Максимовна, в кинофильме “Москва слезам не верит” есть эпизод: приемщица химчистки (актриса Муравьева) с дальним прицелом строит глазки бравому генералу, но его уводит законная генеральша. И звучит фраза: чтобы быть генеральшей, надо побывать лейтенантшей, по горло насытиться неустроенным армейским бытом. Вас тоже судьба пошвыряла по гарнизонным ухабам и кочкам?
Людмила Максимовна. Да уж, пошвыряла по деревням, кишлакам, аулам. Но если бы пришлось начинать сначала, я бы, не задумываясь, все повторила.
— Все начиналось с лейтенанта Макашова?
Л.М.Все начиналось с капитана Макашова. Условия службы были жуткими: Джульфа, граница, ни воды, ни дров, ни Советской власти. Свои феодальные законы. Познакомились мы в Нахичевани, где Альберт Михайлович служил, а я приезжала в гости к знакомым — молодая, красивая, с большой косой.
Альберт Михайлович. А я был “оторви и брось” — командир дивизионной разведроты...
Л.М. Неправда, ты был очень тактичным и очень внимательным. Я увидела, как в новом костюме шел красивый капитан. Он перелез через забор, наворовал роз, порвал костюм и... окольцевал меня.
А сейчас мы вот здесь, на этой даче. Она же — наш дом, где каждый кустик, каждое деревце посажены и выхожены нашими руками. И очень трудно бывает оставлять все, когда приходится уезжать.
— В Москву с депутатом Макашовым?
Л.М. Не оставляла его ни на день во всех служебных кочевьях. И сейчас не могу. Обстирать, накормить, украсить быт, каким бы скудным он ни был.
— Матерая привычка капитанши?
Л.М. А как же! Да и женщины могут соблазнить. Не-ет, его покидать ни на минуту нельзя, утащат из-под носа, он ведь до сих пор орел!
А.М. Малость потертый, на уровне сокола-сапсана.
Л.М. Шутим. Он у меня однолюб упертый. Мы друг без друга никуда.
— Каверзный вопрос в продолжение темы. Альберт Михайлович, однажды вы сказали: “Бабы — дуры”.
А.М. Слава Богу, у меня нет привычки отказываться от той народной мудрости, которая породила эту фразу. Да и сейчас она иногда выскакивает из меня. Я терпеть не могу, когда женщина лезет, повторяю, лезет в мужские дела. Женщина создана для семьи, для дома, для детей. Это ее важнейшее предназначение. И это наша, славянская традиция, которая, кстати, здесь перекликается с Исламом.
Но когда женщина лезет в государственные дела, то в результате — ни государства, ни дома, ни семьи.
Я благодарен судьбе за то, что моя Людмила Максимовна — не путать с Раисой Максимовной — никогда не мешала мне служить, а сейчас работать.
— Значит, в вашей семье патриархат славяно-исламского разлива?
Л.М. Согласна.
— Полный бытовой консенсус. А чем капитан-великоросс Альберт покорил малоросскую красавицу Людмилу?
Л.М. Чем?.. Пожалуй, бедой. Была страшная беда. Он попал в госпиталь, был на грани смерти, 30 процентов обожженной кожи. Нуждался в круглосуточном уходе и заботе. Решила сдать для него кровь...
А.М.Ухаживала за мной шесть месяцев. А свою кожу и кровь мне отдали солдаты. С тех пор про меня пошли байки, что я генерал с солдатской кожей Одним словом, опять классика: “она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним”.
Л.М.Я желала одного своим дочерям: чтобы у них были такие мужья, как у меня. Мы с ним простые люди, укрывались одной шинелью на деревянном топчане. А замашки, поди ж ты — дворянские. При любом мало-мальском просвете, чуть зазвенит в карманах, он купал меня в шампанском и носил на руках.
А.М.Нас в Суворовском учили так с женщинами обращаться.
— Людмила Максимовна, а вы всегда соответствовали такому обращению?
Л.М.Мне самой любопытно. Встретиться бы с гарнизонными женами и спросить. Хоть одна скажет обо мне плохое слово?
Жена командира всегда на виду. Я это помнила как “Отче наш...” Как трудно ни было, мы всегда звали к себе за стол офицерские семьи — и в будни, и в праздники.
А.М.В 89-м я прибыл в Самару командующим округом и на 23 февраля собрал здесь, на даче, всех замов и начальников управлений. Смотрю, у всех легкий шок. Во-первых, дача жуткого вида — подбита ДСП. Во-вторых, до меня такого сборища — чтоб без любовниц в какой-то сараюхе — никто не устраивал.
Л.М.Насчет любовницы... Расскажи-ка, отец, как тебя в ранге комдива комиссия застукала.
А.М.Что было, то было. Порхнула в штаб на меня анонимка: комдив кобелирует! Приехала комиссия по мою душу. Все ископали, изрыли основательно — нет ничего! Собрались отбывать. Я, как положено на проводы, организовал на вокзале кабинет: ужин, тосты, официантка...
Все идет чин-чином. Но вот подходит момент: я официанточку эту у всех на глазах цоп пониже талии! А она натуральненько эдак повизгивает. Склонил я ее к себе и по-простому, по-казачьи говорю: “Ну-ка, скоренько нам еще горячего!”
Главный проверяющий аж взвился: вот ты где, комдив, прокололся! Сознавайся про эту мамзель — твоя? Моя, говорю. Каюсь, признаю и знакомлю: в роли любовницы — моя законная жена, бессменная Людмила.
Сильно я их тогда разочаровал.
ЯБЛОНЯ И ЯБЛОКИ
— Людмила Максимовна, говорят, яблоко от яблони недалеко падает. Куда упали ваши потомственные “яблоки”?
Л.М.Дети у нас нормальные. Сын женат, подполковник, служит.
А.М.Скоро будет очередная внучка.
Л.М.Две дочери замужем, у одной муж — подполковник, у другой — майор. Живут материально трудно, как все сейчас в армии, зарплату по 3-4 месяца не получают. По возможности помогаем. У внука Павлика золотые руки: машину отремонтировать, огород вскопать, беседку сделать, починить технику в доме — на все горазд. Другие внуки компьютер хорошо знают. Не жалуемся на детей и внуков. Видимся часто, они к нам в Подмосковье на служебную квартиру наведываются.
— Была ли какая-то особая система воспитания, подхода к детям?
А.М.Нет. Воспитывали детей собственным примером. Думаю, ни одна система без этого не будет эффективной.
Л.М.Дети у нас росли спокойными и послушными. Они не были какими-то талантливыми. Обыкновенные хорошие дети. Мы всегда ими гордились.
— Альберт Михайлович вряд ли ходил на родительские собрания?
Л.М.Конечно, нет. Он был только на выпускных вечерах.
А.М.Директора школ всегда радовались, когда мы переезжали в новую школу. У меня уже были высокие должности, и, конечно, школа ложилась на плечи командира. Дрова, уголь — за всем обращались ко мне.
ПРОФЕССИЯ — ЖЕНА ОФИЦЕРА
— Чьей женой быть легче — офицера или политика?
Л.М.Женой офицера, конечно, быть легче. Мы мотались по диким краям, но везде были счастливы.
— Людмила Максимовна, ваша профессия — домохозяйка?
Л.М.Нет, скорее — жена офицера. Производственного стажа у меня всего лишь 13 лет. Работала то медстатистом в санэпидемстанции, то в военной прокуратуре. Мы постоянно переезжали, поэтому устроиться на работу было непросто. Я вообще не считаю зазорным выполнять любую работу. Будучи женой командующего округом, мыла пол на лестничной площадке, мыла мужу сапоги. В то же время, когда было нужно, он в воскресенье перемывал всю нашу обувь. У нас дружная семья, и нет строгого разделения домашних обязанностей.
— Людмила Максимовна, у вас постоянно проскальзывает “Альберт Михайлович”. А как вы называете мужа в семейной обстановке?
Л.М.Я его называю “коханый” или “отец”.
— При виде порядка на ваших грядках и плодородия овощей берет оторопь. Откуда такая роскошь в нашей средней полосе? Каков секрет?
Л.М.Главный секрет нам предки завещали: делай дело с любовью, тогда оно получится. Огород, грядки, саженцы — моя давняя любовь. А копилась она в гарнизонах, где каменная коробка, плац да стрельбище. Это ж чистая смерть для хохлушки от земли, от кавуна да тыкв с помидорами!
Сколько себя помню, всегда тосковала: Господи, дожить бы до своего садика, своих грядок. Вот дожила. Летом не вылезаю из огорода, в теплице с рассвета дотемна.
Наши гости удивляются: у всех только завязь на патиссонах и баклажанах, а я уже тридцать банок закатала. Рассаду сама ращу, ничего покупного. Четыре ведра перцев собрала, помидоры красные по полтора килограмма висят — давно свои едим.
— Ваш супруг привередлив в пище?
Л.М.Нет. Он очень любит, когда на столе салфетка, вилка, нож. И чтобы было все в чистоте. Муж уважает простую здоровую пищу: борщ, кусок мяса с картошкой или гречневой кашей, а вот в пельменях и варениках ничего не смыслит.
— Ссоры в любых семьях практически неизбежны. У вас они тоже случаются?
Л.М.Если что-то бывает, я просто разворачиваюсь и ухожу. Сутки помолчим — и все нормально. Вот только вчера купили мешок сахара для консервации компотов и варенья. Этот мешок сын в машину положил не так, как нужно. Альберт Михайлович отчитал его. А я стала защищать — получилась небольшая ссора.
А.М.Не нужно сына защищать! То же мне, дожил до таких лет и не знает, как сахар в машину грузить!
“ЛЕФОРТОВО”
— Людмила Максимовна, расскажите о тех днях, когда ваш супруг находился в “Лефортово”.
Л. М.Тогда я жила только Москвой, тем, чтобы отправить передачу, добиться свидания. В те месяцы мне не нужны были дети, внуки — я забыла обо всем, кроме проблем мужа. Даже Новый год вместе с “Трудовой Россией” встречала возле тюрьмы. Там я познакомилась с отцом одного солдата. Он приехал из Челябинска, а денег на обратный путь не было. Я ему отдала свои последние пятьдесят тысяч.
Сейчас я стала немного черствее, чем раньше. Но если бы у меня были крылья, то обогрела бы всех, со всеми бы поделилась, всех бы накормила. Было бы здоровье — приютила бы чужих детей. Нам ничего не нужно.
— Как к вам относился персонал следственного изолятора, который прекрасно знал о заслугах боевого генерала Макашова, попавшего в немилость властей?
Л. М. Ко мне относились так хорошо, что об этом даже неловко говорить. Передо мной уважительно открывали каждую дверь. Во время свидания прапорщик, осуществлявший наблюдение, деликатно старался уйти в сторонку.
Когда я пришла в изолятор впервые, чтобы передать посылку, то не знала о существовании в тюрьме ограничений по весу продуктов: разрешается только две посылки — не более десяти килограммов каждая. А я набрала только сала килограммов на пять, лука, колбасы. Дежурный меня через окошечко спросил, где я покупала продукты. Я плачу, дрожу, говорю: “на рынке”. А он мне: “Ой, вы знаете, там же обманывают, так что смотрите”. Я сразу поняла намек, что вместо четырех килограммов надо записать три.
Когда приехала в следующий раз, мне сказали, что Альберт Михайлович все сало отдал сокамерникам со словами: “Пускай жена не думает, что я здесь с голоду умираю”.
— Альберт Михайлович в одном из последних интервью говорил, что ему постоянно угрожают, звонят домой. Людмила Максимовна, вас это стороной не обходило?
Л. М.Если вдруг что-то подобное происходит в телефонном разговоре, то я, имея за плечами серьезную школу, знаю, что и какими словами ответить...
О СТРОЙМАТЕРИАЛЕ
ДЛЯ МОЗГОВ И О ЖВАЧКЕ
— Альберт Михайлович, две военные академии, законченные с золотыми медалями, предполагают наличие высокоорганизованных и ненасытных мозгов, требующих постоянной информационной подпитки. Чем подпитываетесь?
А. М. Печатное слово — это материал для мозгов, начиная с наскальной клинописи, папируса и бересты. У Горького есть откровение: всем хорошим в себе я обязан книге. Нас учили в закрытых заведениях — Суворовском, академиях. Туда никакая муть вроде акмеистов-имажинистов не просачивалась...
В Суворовском нас воспитывали на классике, мыслить и читать приучили. Читать ежедневно стало привычкой, как зубы чистить и зарядку делать. Книга заставляет думать. Телевизор, радио мозг от работы отучают, превращают человека в стадное животное. Оно способно лишь пережевывать ту информационную жвачку, что подсовывает режим. Такими легко управлять, легче программировать и зомбировать.
— Из современных писателей кто ближе?
А. М. С удовольствием читал “деревенщиков”: Распутина, Белова, Личутина. Это находит отклик в душе. Но сказать, что они меня чем-то поразили — едва ли. Я ведь в деревне рос, все это знакомо, через себя пропущено. Близки по духу Проханов, Анатолий Иванов, Проскурин, Бондарев. На особое место ставлю Шолохова и Леонова.
Астафьев и Василь Быков для меня как литераторы перестали существовать. Брезгливость вызывает, когда люди вдруг сбрасывают с себя человеческую, гражданскую, национальную “шкуру”, в которой проходили полвека. Какая-то патология.
Совершенно не читаю детективов — пустая трата времени. А его нет. Периодика, служебная информация отнимают большую часть дня. Читать ведь надо и врагов, начиная с разноцветных “Известий” до “Московского комсомольца”. Всегда читаю “Советскую Россию”, “День” (“Завтра”), выборочно “Правду”, приходит ко мне и “Трудовая Самара”.
— В чем для вас главная ценность печатного слова?
А. М.С годами осознаешь истинную ценность печатного слова, которое выдержало проверку веками. Я говорю о Библии, Евангелии. Это вековые учебники для человечества. Мы все пока ходим в нерадивых учениках. Для того, чтобы все это понимать, нужно знать историю Древнего Рима, Египта, Византии, Иудеи, времен Иисуса Христа.
— Обвинители христианства считают, что оно подавляет волю к сопротивлению, зовет к рабству.
А. М. Разве? Слово Христа: не мир я вам принес, но меч; изгнание иудейских торгашей из храма плетью; благословение на бой Пересвета и Осляби; зачисление в лики святых Александра Невского — где во всем этом христианское смирение? Мы вообще плохо знаем свою историю, либо ее сознательно извращают.
ДРУЗЬЯ — ВРАГИ — ПРИХОДЯЩИЕ
— У каждого человека, наверное, есть друзья, враги и просто те, которых можно или нужно терпеть. Альберт Михайлович, как с этим у вас?
А. М.Это, скорее, условное разделение, здесь грани бывает трудно различить. Жизнь сама делает отбор. Были друзья со времен Суворовского училища, академии, были сослуживцы. Потом проходит время и убеждаешься: связь ослабевает, личность для тебя тускнеет, становится неинтересной.
Для меня главный критерий в оценке человека — это его отношение к жизни, к нынешней власти.
Если человек равнодушен к судьбе Отечества, закрывает глаза на то, что компрадоры творят с Россией, я порываю с ним, отхожу. Таких было немало.
Сослуживцы остались, изредка общаемся. Появилось много новых друзей, молодых. Я им в отцы гожусь, ничего особенного для них не делал — а друзья. Кстати, многие из казачьего движения.
Все свои поступки в жизни делаю по убеждению, и никогда — от конъюнктуры. Кода я повторяю сталинские слова: “Наше дело правое”, то за ними абсолютная убежденность в правоте работы, которую мы проводим в Думе, в КПРФ, с избирателями, пикетчиками, забастовщиками. Я был награжден в день своего 60-летия орденом им. Сталина, на котором стоит № 0001. Надо отрабатывать свой орден. Стараемся предвидеть события.
— Что ждет Россию?
А. М. Сказать могу многое. Но это — уже политика, отход от заданной вами домашней темы...
Самара