ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО — ВОССТАНИЕ

ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО — ВОССТАНИЕ
39(252)
Date: 29-09-98
Какой прок в том, что пять лет назад народ пролил свою кровь на баррикадах Дома Советов — стаскивал к Горбатому мостику арматуру и доски, отламывал от асфальта куски, принимал из рук Макашова короткоствольные автоматы, сидел при свечах в обледенелых кабинетах и залах, молился Богу и пел революционные песни, слушал похабщину “желтого геббельса”, прорывал кордоны солдат, штурмовал ненавистные мэрию и “Останкино”, падал под пулеметами “ витязей” и “афганцев”, выходил с бутылкой бензина на бэтээры Куликова, кричал проклятия стреляющим танкам Грачева, умирал под пытками генерала-“миротворца” Романова, шел в “Матросскую тишину” и “Лефортово”, скрывался в подполье во время комендант-ского часа, выпускал за Уралом газету “Завтра” и вез ее в Москву, скрываясь от сыщиков ФСБ, — какие итоги восстания?
Русский народ своей праведной кровью, смертями и жертвами в этот страшный период оккупации подтвердил свое величие, праведность, внес драгоценный вклад в копилку русской святости. Сочетался с несметным хором героев и праведников, чьи деяния и подвиги сберегают Россию. Икона Русской Истории, к которой припадают устами русские люди во дни торжеств и несчастий, сохраняются ее благодатью,— эта золотая Икона обрела в себе лики героев 93-го года.
Пожарище Дома Советов, подожженного танками, где сгорали дети и женщины, высветило Абсолютное Зло, которое до этого рядилось в личины Добра. Пряталось под фрак Растроповича, пело голосом Окуджавы, умничало в кабинете Гайдара, обличало в трудах Волкогонова. Это Зло, его страшная кровавая харя, его мохнатые липкие лапы видны по сей день, как бы ни извивался Явлинский, ни похохатывал Черномырдин. Зло засвидетельствовано на виду, и его ожидает возмездие. Под светом прожекторов, как ослепшая летучая мышь, корчится Ельцин. Весь мир с отвращением и ужасом указует на нетопыря.
Народ унес с баррикад свои раны, свои окровавленные знамена и песни и продолжил восстание. Без пушек и штурмов Зимнего, отложив автомат и взрывчатку, молчаливо и истово отвергая мучителей. Теряя по миллиону в год своих стариков и детей, ломал ненавистный строй, губил преступный уклад. Отверг Березовского, отвернулся от Кириенко, не внял Сванидзе и Киселеву, не искусился на Киркорова и Газманова. Крестьянин в поле среди лебеды, рабочий в цеху среди заржавелых станков, офицер в гарнизоне среди самострелов, голодный писатель над утлым листком бумаги — всем миром, всем народом не приняли мерзкий уклад. Он испарился, как наваждение, оставив смрад газетных статей в “Известиях”, зловонье репортажей в “Итогах”.
Но Победа еще далеко. Хрипит в Барвихе Ельцин, управляет “силовиками”, нацеливает их на народ. Лысоватый чернявый Бирон, вхожий в опочивальню к царевне, крутит “семьей”, как рулеткой, пугает судьбой Чаушеску. Держит на цепи в сибирском углу овчарку, прикормленную на человечине, вот-вот ее спустит. “Еврейский фашизм” стращает мир “русским фашизмом”, готовит отряды “Бейтар”.
Еще много русских людей, стариков и младенцев умрут от тоски, зачахнут у пустых материнских сосцов, найдут смерть в катастрофах. Но мы сдерем, сцарапаем, соскоблим с себя мерзкую, впившуюся в нас сороконожку. Омоемся чистой ключевой водой. Оботремся белым рушником. И прежде, чем взяться за плуг, сесть за штурвал, положить первый камень в фундамент, мы придем на поминальное место, где пять лет назад на баррикадах сражались наши товарищи. Помолимся об убиенных. Выпьем, не чокаясь, чарку. Поклонимся в ноги вдовам и сиротам. Обнимемся с генералом Макашовым. И пойдем в наш Русский Путь, крестный, сияющий.
Александр ПРОХАНОВ