СВОБОДА ОТ СОВЕСТИ

Author: П. В. Флоренский
СВОБОДА ОТ СОВЕСТИ
32(245)
Date: 11-08-98
С восьмидесятых годов нашего века Россию затопило миссионерство, базирующееся на мелковатых идейках, но очень больших деньгах: радио и телевидение оказались закупленными проповедниками нео- и псевдохристианских толков, а в дворцы культуры просвещаемых зазывали бесплатными библиями и сувенирами. До сих пор у многих из нас есть подаренные миссионерами запрещенные до того американские библии (спасибо!) и плакатики, изображающие рай на земле для поселян почему-то неведомых нам экзотических рас.
Многочисленные и разнообразные проповедники в штатском спасают души на заокеанский лад: грандиозные шоу, раздача дешевых американских сувениров и проповеди о хорошем поведении. Оптовая закупка душ по дешевке.
Несколько лет тому назад группа проповедников заехала на остров Валаам. Их быстро оттуда выгнал наместник монастыря, но после них на острове остались шариковые ручки-сувениры с надписью.
Дабы не множить зло, не буду ее повторять, но отштампованная на них фраза из Священного Писания была искажена, а имя Божие содержало две ошибки. Известно, что мир разрушится, если изменить хотя бы точку в Священном Писании. А здесь — святотатство, равное надругательству над святыми иконами...
Задаром разбрасываемое семя падает на духовно “залежные” земли. Семьдесят лет богоборчества сформировали поколения атеистов, которые, обратив теперь свои сердца к Богу, создали целые движения доверчивых, но самоуверенных неофитов, лишенных иммунитета к любой проповеди. Православие как мировоззрение приходило к нам через сферу эмоциональную, лишь много позже подкрепляемую знанием. Приведу два примера.
Лет двадцать тому назад недалеко от Земли (хотя и дальше Луны) пролетал астероид Икар. Его траекторию вычислил ленинградский астроном (теперь он — отец Николай). А тогда он рассказал об Икаре одному из церковных диссидентов, позже одному из трех соподписаторов некорректного письма к Святейшему Патриарху Алексию I. Этот священник собрал своих духовных чад, объявил им, что с Икаром придет Конец Света, и позвал их встречать этот конец в Абхазию, на вершину славной своими чудесами Иверской горы. Подготовились духовно, одели саваны, взошли на гору, но с рассветом гибель не пришла, как не пришла она и в шестнадцать часов, когда Икар максимально сблизился с Землей.
Другой совсем не безобидный случай наблюдал недавно в “Боинге” израильской авиакомпании, который уносил группу православных паломников в преддверии Светлого Праздника на Святую Землю. Как известно, иудейская пасха на неделю предшествует православной. (Напомню, что Пасха, празднуемая по новому стилю, не соответствует этому, ибо новый стиль оторвался от истинного, библейского времяисчисления.) Стюардессы благочестиво разносили всем пассажирам священную мацу. Ее приняли и православные паломники, не зная о том, что маца — ритуал иной веры.
Вот такие недостаточно подготовленные духовно и малообразованные люди оказались перед необходимостью свободно “выбирать себе конфессию”. Одним из главных декоративных достижений “нашей неокрепшей демократии” оказались разнообразные свободы на американский лад, которые мы не то что не хотим или хотим иметь, а которые просто чужды нам, которые мы просто не понимаем. Само собой разумеется, что “раньше их у нас не было”.
Особенно заметными оказались свободы печати и сексуальных отношений. Они как-то незаметно слились в единый поток и затопили прилавки печатной продукции и экраны телевизоров. Сложнее со свободой совести, которая и раньше была обозначена в нашей конституции. Церковь в таких условиях существовала, ей, в общем-то, разрешали существовать. Теперь свобода совести провозглашена снова. И подразумевается в ней нечто более свободное, чем право следовать вере предков. Главным достижением дарованной свободы стала свобода проповедовать почти все, что самоназывается религией.
К счастью, наш “великий и могучий” умнее тех, кто им пользуется, особенно, когда им пользуются те, кому он не родной. Вслушайтесь, вдумайтесь: “Свобода совести”. Словосочетание грамматически ущербное, в нем потеряно одно слово, как в ленинском определении (“Материя есть объективная реальность, данная (кем?) нам в ощущениях”.) Грамматически понятнее читается: Свобода кого-то, свобода кому-то, свобода для кого-то, свобода для исполнения чего-то кем-то. Свобода может принадлежать ее обладателю или тому, кто ее хочет получить (Свободу Юрию Деточкину!). Однако ни в какое из предложенных словосочетаний понятие “свобода совести” ни по звучанию, ни по смыслу не влезает. Но если не “свобода совести”, то попробуйте, например, “свобода для совести” — почти бессмыслица, а вот чья-то “свобода от совести” не вызывает непонимания. Совесть неотрывна от личности, и лишь как чья-то совесть она и может существовать, а вот совесть свободная — синоним ее отсутствия, например, свобода совести Иванова, то есть человек, свободный от совести, от предрассудков, бессовестный.
А теперь — снова, медленно, по слогам, много раз: совесть — СОВЕСТЬ — СО-весть — со-ВЕСТЬ — СО-ВЕСТЬ... СО-ВЕСТЬ! — ВЕСТЬ, потому что совесть — это со-весть, это согласованность с вестью, с Вестью божественной, с Евангелием для христианина, с Торой для иудея, с Кораном для мусульманина. Понимаемая так, то есть правильно грамматически, совесть и по смыслу несовместима со свободой. Свобода совести — это грамматическое, логическое и психологическое недоразумение, которое еще на уровне восприятия вызывает чувства дискомфорта и раздражения. Впрочем, у употребляющих термин не “свобода совести”, а по-европейски “свобода конфессии”, раздражения не возникнет: con-значит, как и по-русски, со-, а вот — фессия от faccio — действие. “Совместное действие”. Бесконечно далекое от “Следование Слову Божьему!” Что-то вроде “свободы колхозов”.
Один из драгоценнейших Даров Божиих, полученных нами через Евангелие, — это именно и есть СОВЕСТЬ, как реальная моральная категория, дарованная, чтобы закрепить, утвердить закон. На смену страху Божию пришла ВЕСТЬ, а с нею и СО-ВЕСТЬ, которая отныне и определяет отношения человека с Богом, отношения между людьми. Ибо Он пришел не отменить Закон, а утвердить его, даровав людям людям совесть. Он даровал рабам своим величайшую свободу — быть богоравными. Вслушайтесь в слова молитвы: “и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим”. То есть — бери, Боже, пример с меня, прощающего обиды. Это ли не величайшее свободное проявление личности, граничащее с дерзостью по отношению к Богу. Вместо этого в теле-газетном толковании свобода совести предоставляет законопослушным гражданам свободу следовать любой конфессии, и, что подчеркивается — как благо — свободу менять конфессию, свободу практически любой проповеди, которая, в сочетании со свободой смены веры, дает свободу переманивания, свободу вербовки — для них, и свободу измены — для нас.
Верность вере отцов и дедов — одна из основ существования общества во времени. Нарушение этой верности, нарушение одной из заповедей — возлюби отца и мать своих. Поэтому переманивание и, тем более, прозелитизм, насильственное обращение из религии отцов в другую конфессию — есть нарушение одной из божественных заповедей. Люди и народы, сменившие религию, обычно меняют свое имя, название, меняют все. Прозелитизм разрушает общество и государства и далеко не всегда создает новые. Так как одна из задач государства — стабилизировать общество, то государственные системы должны препятствовать всякого рода религиозным трансформациям.
Россию населяют народы, живущие на своей, вобравшей прах их предков земле. Их индивидуальность и общность с землей и ландшафтом, стабильность их облика, поведения, да и самого существования, поддерживается и стабильностью религии. Это понимали в царской России, где всякого рода обращения не поддерживались, а попытки применять для этого силовые методы жестоко наказывались (напомню, что будущий славянофил Д. Самарин должен был быть осужден на каторгу за чересчур активное насаждение православия в Прибалтике среди протестантов).
Позором для одних, драмой — для других, но в действительности величайшими духовными победами стали подвиги целых народов в защиту своей связи с предками, с религией, с Богом. Подвигом было и сохранение себя в изгнании в степи православных греков Кавказа и Крыма, русских и украинцев, депортированных, в частности, из урожайных районов юга Сибири и нынешнего Западного Казахстана в низовья Енисея. После них остались пустующие земли, носившие непонятное название “залежных”. Подвиги верности своей религии, своим предкам народов нашей страны — свидетельство того, что мы можем противостоять разрушительным тенденциям чуждых нам проповедников.
То, что хорошо немцу, плохо русскому, как, впрочем, и наоборот, — говорится в далеко не всегда справедливой поговорке. Но она справедлива для условий существования религий в России и в Америке, где история и условия формирования религиозных традиций совсем иные. Ее население сложилось из потомков людей, оставивших родину и память предков в поисках новых форм существования, в принципе иных, порой противостоящих старым. Для потомков тех, кто сменил очень многое, поиски новых религиозных форм, смена религии — естественны, а отсутствие тысячелетних традиций повышает неопределенность результатов. Поэтому американский опыт может иметь для нас лишь отрицательный знак.
Слишком часто, пожалуй, как правило, трансформация, даже в пределах одной религии, приводит к кровопролитию, как войны католиков с протестантами в Европе. Сегодня на территории бывшей России сформировались два источника напряженности. Первый — противостояние униатов, являющихся продуктом синтеза православной традиции и католических правил, — вере своих предков. Свидетельства напряжения постоянно наблюдаются на Украине и в Белоруссии.
Второй — среди мусульман. Его создают представители пришедшего из Саудовской Аравии движения ваххабитов, которое формирует людей, подобных ашашинам средневековья, действительно лишенным страха смерти и чувства боли. Тем более нельзя объединять ваххабитов с мусульманами вообще. Мусульманин — это “покорившийся Богу”.
Появление ваххабитов на любой территории значит одно — кровь. Они — организаторы драмы Таджикистана, ваххабиты стоят во главе отдельных отрядов в Чечне, они авторы и исполнители многих террористических актов, например, разгрома миссии швейцарского Красного Креста в Старых Атагах. Ваххабиты взяли на себя ответственность за террористический акт в Буйнакске.
Опираясь на свободу совести как дозволенность любой проповеди, ваххабитские агитаторы действуют среди мусульман. Как это происходит, я видал, когда, путешествуя по Чечне, оказался на митинге осенью 1995 года в Ведено в дискуссии с ваххабитским агитатором. Бородатый господин в халате, знавший, кроме арабского, русского, еще и, по крайней мере, французский и английский языки, призывал жителей Ведено к войне. Так как он не знал чеченского, то митинг шел на русском. Меня, единственного русского (может быть, даже в селе), попросили выступить. Я говорил о невозможности Кувейтской пустыни и богатств без работы на благословенной кавказской земле, где уже истощены запасы нефти, но, главное, я говорил о драме чеченских детей, лишенных школы. Меня слушали, хотя и прерывали. Но агитатор митинга был недоволен и мной, и жителями. К счастью, кавказское уважение к гостю, да еще немолодому, сохранило мне жизнь. Прошло полтора года, и ваххабиты вырезали госпиталь швейцарского Красного Креста в Старых Атагах.
Разговоры о свободе совести вызывают недоумение у людей религиозных. Мы все рабы Божии, покорившиеся Богу. Верность Богу своему, верность своей земле, вобравшей в себя прах наших отцов и матерей, — основа нашей государственности.