СТАЛИН И ПИГМЕИ

Author: Д. Т. ЯЗОВ, Маршал Советского Союза
СТАЛИН И ПИГМЕИ
18(231)
Date: 05-05-98
В марте 1988 года, будучи министром обороны, я вылетел в Швейцарию для встречи с коллегой — министром обороны США Френком Карлучи для рассмотрения некоторых вопросов, связанных с сокращением стратегических наступательных вооружений. Перед отъездом мне принесли газету “Советская Россия”, где была напечатана статья Нины Андреевой “Не могу поступиться принципами”. В самолете я прочел эту статью, в ней были отражены и мои взгляды как на воспитание молодежи, так и на другие стороны “перестройки”. Особенно мне импонировала оценка Сталина, под руководством которого советский народ одержал Победу над немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны.
Посол СССР в Швейцарии Зоя Новожилова перед отъездом из Берна предложила мне выступить перед работниками посольства. Я согласился. В качестве темы для разговора и использовал ту публикацию.
Слушатели ловили каждое слово из этой статьи, особенно цитирование оценки Сталина Черчиллем:
“Большим счастьем для России было то, что в годы тяжелейших испытаний ее возглавлял гений, непоколебимый полководец И. В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей жестокому времени того периода, в котором протекала вся его жизнь.
Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма, а также способностью выражать собственные мысли.
Сталин производил на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам.
Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью.
Сталин был непревзойденным мастером находить в самые трудные минуты пути выхода из самого безысходного состояния. В самые трагические моменты, торжества был сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создавал и подчинил себе огромную империю.
Он был человеком, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставив даже нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов. Сталин был величайшим, не имеющим себе равных в мире диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил оснащенную атомным оружием. Нет! Что бы ни говорили о нем, таких история и народы не забывают”.
По возвращении в Москву мне пришлось в конце марта участвовать в работе очередной сессии Верховного Совета СССР. В перерыве в комнате отдыха завязался разговор между Е. К. Лигачевым, В. И. Чебриковым и В. И. Воротниковым. Речь опять зашла о статье “Не могу поступиться принципами”. Входит М. С. Горбачев. Или у него очень острый слух, или задержался в дверях, чтобы подслушать, но с ходу заявил: статья антиперестроечная. В 16 часов назначаю заседание Политбюро в здании на Старой площади.
В течение полутора часов мы выслушивали монолог генсека. Основной упор Горбачев сосредотачивал на Сталине. Репрессии, репрессии, а что касается Победы в Великой Отечественной войне, то так затушевывал Великий подвиг советского народа, что вроде бы она — эта Победа, пришла сама собой.
И как бы для выяснения позиций генсек дал слово Лигачеву, Воротникову, Чебрикову, затем Яковлеву, Рыжкову. Выступающие по ходу разговора “перестраивались”, но желаемого М. С. Горбачев не получил. Где-то около 21 часа объявил, что разговор продолжим завтра здесь же в 10 часов утра. Это означало, что всем необходимо подготовиться.
Утром первым слово было предоставлено А. Н. Яковлеву. Как он разносил статью и ее автора Нину Андрееву и, конечно же, “Советскую Россию”!
Критиковать можно и нужно, но не свою же Великую Победу. Не столько громил он статью в “Советской России”, сколько Сталина — нашего Верховного главнокомандующего. Он пытался дезавуировать приведенную цитату из речи Уинстона Черчилля, произносимую им в британском парламенте в 1959 году по случаю 80-летия со дня рождения И. В. Сталина.
На том заседании Политбюро Яковлев не говорил, что он уходит от марксизма, от его практического исполнения, социализма, он крутил, вертел статью Нины Андреевой и так хлестко обзывал ее “кликушей”, “сталинисткой”, что получалось: на самом деле он против всего того, что было сделано при социализме.
Двуличие Александра Николаевича сопровождает всю его жизнь. О себе он говорит: “Я вступил в партию во время Отечественной войны. И сейчас убежден, что просто не имел права стоять в стороне. Это было время жестких испытаний на совесть. К тому же я верил в коммунистическую идею, полагая ее правдой жизни”.
А сейчас громил, бранил, куражился над социалистической идеей. Все, что он высказал, было изложено в статье: “Принципы перестройки: революционность мышления и действий”, опубликованной в “Правде” 5 апреля 1988 года. После опубликования этой статьи началась пропагандистская кампания, стержнем которой было промывание мозгов всем сомневающимся в правильности “перестройки” и сочувствующим идеалам социализма и коммунизма.
Вот таков был главный идеолог партии. Выступления всех других членов Политбюро были безликими, сводились, в основном, к репрессиям, к недостаткам в хозяйственной деятельности, мне казалось, что все боятся Горбачева, не могут аргументированно полемизировать с Яковлевым, хотя в душе были согласны с Ниной Андреевой.
Больше всего дискутировалась выступавшими тема воспитания подрастающего поколения в духе нового мышления. А поскольку что из себя представляет новое мышление — никто не знал, тема крутилась вокруг вещизма, цинизма, стяжательства, эгоизма, жестокости. Вот то, что эти изъяны порождены перестройкой, понимали все, но старались об этом не говорить. “Собственник — субъект свободы”,— сказал Яковлев, и этого было достаточно, чтобы затушевать эту тему.
Э. А. Шеварднадзе разносил Брежнева, который, по его мнению, плохо соображал, на каком свете он находился и какие проблемы стояли перед государством. При жизни же Брежнева, пожалуй, никто не мог, особенно на съездах партии, произнести такую подхалимскую речь, как Эдуард Авмвросиевич.
Затем Шеварднадзе обрушился на Сталина, представив его этаким несмышленышем, кровавым диктатором, и ни слова не произнес о Победе советского народа под руководством Сталина в Великой Отечественной войне. А ведь все помнили, как в 1973 году Шеварднадзе организовал празднество, на котором отмечалась очередная годовщина 18-й общевойсковой армии, где командармом был генерал Леселидзе, а начальником политотдела Брежнев. Шеварднадзе попросил разрешения у жены Леселидзе прочесть письмо, которое прислал ей Л.И. Брежнев. Какие аплодисменты, какой восторг, да и сам Эдуард светился, как именинник. “Великий Сталин!”, “Верный ленинец!” — звучало из его уст, а сейчас этот перевертыш мешал с грязью все прошлое своей страны. Никакого уважения к прошлому. А вот И. В. Сталин не раз давал блестящие примеры уважительного отношения к прошлому нашего Отечества.
Вот так, под видом “улучшения социализма”, громили социализм руководители социалистического государства. А кто говорил, что в партии, в стране плохо с решением каких-то проблем, то эти товарищи вскоре ушли, или, вернее, их “ушел” Горбачев. Так было с В. И. Долгих, В. М. Чебриковым, позднее с Н. И. Рыжковым и другими.
М. С. Горбачев уже в 1988 году почувствовал первые признаки заката перестройки. Нина Андреева открывала на это глаза, но он уже жил лозунгами лавочников: “Собственник — субъект свободы!”, “Обогащайтесь!”
Пожалуй, я впервые услышал из уст генсека, что старая система требует замены. И сразу же после этого говорит, что он исповедует социалистическую идею. “Социализм — это живое творчество масс”,— он привел слова Ленина, а это означает поиск, а не попытки загонять действительность в прокрустово ложе, навязывать искусственную модель.
Горбачев смотрел на всех свысока, ибо его товарищи по ПБ — были для него лишь ортодоксы-догматики, люди прошлого, с зацикленным на стереотипах образом мышления, ограниченным кругозором.
Опять начал разговор о Сталине. “37-й год проехался катком по нашей семье. Одного деда посадили в 37-м, а другого деда привлекли к суду за то, что он не выполнил план весеннего сева. Это было время безрассудной жестокости и жуткого неуважения к человеческой жизни. То есть все было не так просто, и все это во мне”.
Тема о репрессиях была для М. С. Горбачева каким-то оправдательным мотивом в неясных делах перестройки. Несколько суббот, в течение более чем месяца, нас — кандидатов в члены ПБ и секретарей ЦК, приглашали в общий отдел и знакомили с документами о репрессиях в годы сталинского правления. Особый интерес вызывала записка Шверника, в которой излагались некоторые фрагменты стенограмм допросов “обвиняемых” и выводы комиссии. Смысл этого ознакомления состоял в том, что партия, общество почти ничего не знают о злодеяниях сталинского режима, а надо сказать правду о том времени.
К этому моменту было издано много произведений “о том времени” Солженицына, Гинзбурга и других, так что очередное нагнетание обстановки обернулось против партии, членов ЦК, политического руководства.
Правда же состояла в том, что на фоне Сталина эти Хрущевы, Горбачевы и все прочие выглядели мелкими людишками. Сталин был лидером русского народа при решении как военных, так и государственных проблем. На протяжении всей войны Сталин был в центре событий, что усиливало уверенность советского народа в победе над немецко-фашистскими захватчиками.
А все, кто “клеймил” и “разоблачал” Сталина, оказались способными только на то, чтобы свести на нет плоды этой Великой Победы.