«ЯСТРЕБ» — ПТИЦА ВОЛЬНАЯ

«ЯСТРЕБ» — ПТИЦА ВОЛЬНАЯ
10(223)
Date: 10-03-98
Мы сдружились на чеченской войне. «Ястреб» — таков был его личный позывной, а за месяцы войны он вырос от рядового контрактника до заместителя командира группы специального назначения, был своего рода легендой бригады, в которой воевал. Боевое крещение он получил в январском Грозном, куда его бригаду бросили на помощь частям, штурмовавшим город. Там он сразу выделился хладнокровием и расчетливостью. Однажды он в одиночку остался прикрывать отход группы, попросив в дополнение к своей снайперской винтовке десяток «лимонок» и ПКМ. Группа отошла, навсегда попрощавшись с Костиком — так его тогда называли товарищи. В расположении бригады писари ночью заполнили на Костика «похоронку», комбат перед строем вырвавшихся из кольца бойцов поклялся подать представление на героя. А через ночь с передовой прибежал посыльный от пехотинцев с известием о том, что под утро к ним вышел какой-то боец, назвавшийся Костиком из... бригады ГРУ. И вот теперь они не знают, что с ним делать. Хотели расстрелять — уж больно на наемника похож — без формы, в каких-то лохмотьях, без документов, да только он такой дебош учинил. Избил конвоиров и заперся с их оружием на складе с боеприпасами. А там с полсотни одних «Шмелей». В общем, если ваш, то забирайте... Это действительно был Костик. После отхода группы он, отстреливаясь, начал оттягивать боевиков в сторону, перебегая от развалин к развалинам. Здесь ему и пригодился ПКМ: его огонь помогал прижимать «чечиков» к земле, задерживать. В одном из таких полуразрушенных зданий, когда боеприпасы подошли к концу, он и завалил сам себя стеной, подорвав ее связкой гранат.
— Я же в Ленинакане был спасателем, — объяснял он, — и уж как стены складываются, хорошо знал...
«Ястребом» его прозвали за татуировку на левом плече. Во времена юношеского рокерства наколол он на плече эту птицу. Потом эта кличка стала его радиопозывным.
В конце марта «Ястреб» был тяжело ранен в одном из рейдов по тылам дудаевцев. Молодой солдат не заметил растяжку, и разрывом мины был буквально нашпигован осколками. Почти четыре месяца пролежал в госпитале. Врачи вообще хотели списать его в запас и дать инвалидность. Но и в госпитале он показал свой характер. Вместо инвалидности он получил предписание вернуться в бригаду, что не преминул с удовольствием сделать. А еще через три месяца с молодым пополнением он опять убыл на фронт.
Мы познакомились с ним под Ведено, где его отряд “спецназа” громил в горах дудаевские базы. Потом я несколько раз приезжал к нему и его друзьям под Дарго и Бамут, куда заносила их военная судьба. Мы были с ним земляки, оба из Москвы. И потому товарищество продолжилось и дома.
Из бригады «Ястреб» уволился почти сразу после окончания войны. Точнее, ему попросту предложили уйти, так как на содержание контрактников просто не было денег. «Вместо одного тебя мы можем четырех «срочников» держать», — сообщил ему какой-то штабной чинуша. С такой «железной» логикой «Ястреб» спорить не стал и подписал все необходимые документы. Правда, тихим его уход назвать было нельзя. В финансовой службе бригады хитрый чернявый финансист решил «опустить» его одним махом: «В кассе денег нет. Но я могу тебе выдать все «боевые» сразу до копейки. С условием, что остальные за разрыв контракта мне. А если не согласен, так я кое с кем в штабе поговорю, и вообще вылетишь на улицу «по статье» как пьяница и дезертир». Закончились эти переговоры прямо там же сломанной челюстью хитрого начфина. А «Ястребу» и впрямь пришлось увольняться «по статье», хотя за него горой были и командир группы, и командир отряда. Но начфин был родственником какого-то известного московского банкира. Поднялся шум.
А еще через три месяца на военкомат, из которого он призывался, пришла ему медаль «За отвагу». Одна на все шесть представлений, посланных на него за месяцы войны... Медалью этой «Ястреб» гордился безмерно. Надевал ее на все праздники.
В гости ко мне он приехал на новом «мерседесе».
— Откуда такой породистый конь? — поинтересовался я.
— Да друг один подарил, — в тон мне ответил Костя.
Зная, что у нас не водится пока столь щедрых друзей, я не стал уточнять происхождение «мерса». В тот вечер мы долго чаевничали. После войны «Ястреб» совсем бросил пить и всем напиткам предпочитал чай. Вспоминали фронтовые истории, товарищей, говорили о том, кто как устроился в гражданской жизни. О себе «Ястреб», как обычно, был немногословен. И по моим прикидкам выходило, что работал он не то в охранной фирме, не то в частном сыскном агентстве. Неожиданно заверещал пейджер на его поясе. Он быстро прочел сообщение и вышел в комнату позвонить. Через несколько минут вернулся. Глаза его вновь стали жесткими, холодными, и я понял, что ему пора.
— Поможешь? — спросил он.
— Чем могу?
— Надо подъехать в одно место и просто посидеть в машине, пока меня не будет. Просто посидеть, музыку послушать.
Заинтригованный возможностью узнать о его нынешней жизни больше, я уже через четверть часа мчался по ночной Москве.
У одного из ночных клубов машина остановилась.
— Я скоро. Никому не открывай, ни с кем не разговаривай.
А еще через четверть часа мы уже возвращались домой. За все это время он не сказал ни слова о том, что происходило. Я лишь несколько раз ловил на себе его быстрые испытующие взгляды, да еще обратил внимание на то, что он проверял, нет ли слежки за машиной.
А еще через три дня он позвонил мне под вечер:
— Я сейчас подъеду, хорошо?
Когда он зашел, то я сразу понял, что «Ястреб» находится в состоянии предельного напряжения. Но вновь никаких объяснений, никаких комментариев. В тот вечер он остался у меня. А утром я застал его на кухне. На газете перед ним лежали детали разобранного пистолета. Отдельно лежал глушитель...
Я разлил по кружкам чай.
— И давно ты работаешь? — я кивнул на пистолет.
— Больше года.
— Но разве не мог найти ничего другого?
— Мог. Но я решил так.
— Почему?
— Потому что ненавижу всю нынешнюю шушеру. Они нас кинули туда. За их нефть мы умывались там кровью. И теперь все им забыть, простить? Знаешь, я не Робин Гуд. Я просто с удовольствием делаю свое дело.
— Но ведь ты же мог нормально устроиться. Тебя бы с руками взяла любая охранная фирма, любая силовая «контора».
— И что? Жить на их подачки? Знаешь, брат, это они любят. Для них это лучший вариант, когда мы к ним в услужение идем. Безотходное производство, так сказать. На войне мы за них шкурой рисковали. Продали нас пяток раз с хорошей выгодой, так еще и здесь к ним же на поклон идти, их добро охранять. А тут я своих стариков на всю оставшуюся жизнь обеспечил. Дочке на будущее квартиру купил. Да и сам ни в чем не нуждаюсь. Погоди, еще и тебе «мерина» пригоню к Дню разведчика. Я просто «Ястреб», а он — птица вольная, с голоду не дохнет и пощады к врагам не имеет.
Отточенными, быстрыми движениями он собрал пистолет, вогнал в рукоятку обойму, убрал его за спину.
Уже в дверях «Ястреб» задержался:
— Будет звонить командир — огромный ему от меня привет. И не забудь мне дать знать, если бригада опять куда-нибудь сорвется. Мне все дела здесь закончить — полдня. Ну, бывай, брат. До встречи.
Когда он ушел, я долго сидел на кухне и пил чай. Мне почему-то очень хотелось, чтобы побыстрее сорвалась куда-нибудь бригада ГРУ, и чтобы в один из отрядов ее вдруг вернулся легендарный «Ястреб». Не знаю почему, но солдатом он был мне ближе...
Владимир СМОЛЕНЦЕВ

На снимке: Куда пойдешь, герой Чечни?
Фото В. АЛЕКСАНДРОВА