ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРЕМЬЕРА СУОМИ ( РОССИЯ И МИР )
52(213)
Date: 26-12-97
1997 г. — состоялись три встречи руководителей России и Финляндии на высшем уровне.
Июль 1997 — финская Neste и “Газпром” создали СП Nort Тransgas Oy для выбора маршрута газопровода: Россия — Финляндия — Швеция — Германия, или Россия — Финляндия — Германия.
12—13 декабря — состоялся Люксембургский “саммит расширения ЕС”. В марте 98г. будет решаться вопрос о приеме в Евросоюз первой пятерки кандидатов.
Сторонники и противники нейтралитета неоднократно отмечали как непреложный факт бесперспективность положения нейтральных стран в современную постблоковую эпоху. Из этого делался “естественный” вывод, что и сам институт нейтралитета европейских стран подлежит упразднению как некий европейский анахронизм. Как реликт двух последних веков и, главным образом, “холодной войны”.
Однако на примере Финляндии можно увидеть реальное использование нейтралитета для сохранения как независимости, так и возможности самостояния небольшого государства в современном непростом мире. Конечно, это еще отнюдь не означает “нового дыхания” нейтралитета для мира в XXI веке или его возможности стать одной из мировых структурообразующих компонент. Но выход из “заданной невозможности” в сферу возможностей сам по себе очень важен в мире ужесточающихся с каждым месяцем игровых императивов. И потому скромный финляндский опыт имеет чуть ли не мировое значение.
Финские политики и деловые круги, используя географическое положение своей страны и трансформацию границы с Россией в границу ЕС, все активнее отстаивают идею рождения и развития стратегии новой Северной Европы. Традиционно Севером Европы называли Данию, Исландию, Норвегию, Швецию и Финляндию. А его центром, благодаря территориальному положению и экономическому лидерству в регионе, считалась Швеция. Финская же концепция — в том, что поскольку Россия уже в той или иной степени включилась в развитие европейских рыночных связей, то содержание понятия “Северная Европа” следует расширить.
Не без пользы для Финляндии, разумеется. Исходя из этого, финны включают в Северную Европу (внимание!) СЕВЕРОЕВРОПЕЙСКИЕ РАЙОНЫ РОССИИ (ПЕТЕРБУРГ, МУРМАНСК, АРХАНГЕЛЬСК, НОВГОРОД, МОСКВА, ТВЕРЬ И ДР.), а также Литву, Латвию, Эстонию, Калининград, часть Белоруссии и Польши. Это увеличивает население Севера Европы с 24 млн. человек до 80 млн, 44 из которых приходятся на Россию. А центром региона становится Финляндия! Причем вся концепция как раз и строится на нейтральном статусе Финляндии, позволяющем ей, с одной стороны, идти “от Европы к России” в качестве политического и экономического пионера ЕС, а с другой стороны, приближать к Европе “еще не вполне интегрированную Россию” в качестве ее “доверенного лица”. То есть выполнять роль “моста” в отношениях стран ЕС и РФ.
В отличие от других скандинавских стран, которые интегрируются в Европу без особого желания (Дания, Швеция) или вообще этого не делают (Норвегия, Исландия), Финляндия, лишь три года назад вступившая в ЕС, относится к нему с большим энтузиазмом. Отчасти потому, что вступление совпало с улучшением положения финской экономики после самой серьезной за столетие депрессии, вызванной распадом СССР. Сегодня с этой проблемой стране в целом удалось справиться. 15%—ная безработица сокращается, компенсируется пособиями и программами. Бюджетный дефицит снизился с 10 до 2%, чем не может похвастаться большинство европейских стран. Финляндия оказалась единственной страной (кроме Люксембурга), соответствующей критериям Маастрихта, и премьер П.Липпонен заявил о твердом намерении добиться, чтобы Финляндия перешла на евро в числе первых, то есть с 1 января 1999г.
Значит ли все это, что Финляндия может претендовать на роль политического и экономического представителя ЕС в России? Ответ зависит от того, что Финляндия предлагает России и что рассчитывает от нее получить. Помимо ряда крупных инвестиционных программ, главная миссия Финляндии — обеспечить транзит в Европу через свою территорию российских нефти и газа. Финский (“северный”) путь может стать альтернативой трубам через Украину и Прибалтику. Он короче и пройдет через самые стабильные страны Европы. А Суоми после сооружения нового газопровода из России подключится к общеевропейской газовой сети.
Итак, у России и Финляндии есть общие крупные экономические интересы. Есть и общие интересы политического характера. “По всем вопросам внешней политики точки зрения российской и финской сторон либо совпадают, либо очень близки”, — отметил весной глава СФ Строев. А Ельцин летом в Шуйской Чупе предложил вообще “упростить” границу России и Финляндии, которая является “границей будущего, границей государств, которые испытывают большое доверие к друг к другу”. Правда, Финляндия не решилась на столь большое “доверие”. Президент М. Ахтисаари заявил: “мы не хотим совместного контроля за государственной границей, но могли бы сделать его эффективнее, что в первую очередь касается работы таможенных служб”.
На встрече с Ахтисаари в ноябре Черномырдин подчеркнул, что рассчитывает на поддержку Финляндии в вопросе признания России страной с рыночной экономикой. Москва, в свою очередь, обещает поддержать проект нефтепровода из российских Приморска или Киришей до финского порта Порвоо. Пока ни одна из стран Европы не идет на контакты с новой Россией с такой определенностью. Особенно сейчас, когда другие малые страны Европы, в том числе и Восточной, срочно стремятся закрыться, спрятаться под обычные или ядерные зонтики евроатлантических лидеров.
Однако на внешне почти безоблачном небе русско—финской дружбы есть небольшие, но, увы, тревожные облака, которые способны при неблагоприятном развитии событий стать чуть ли не грозовыми тучами. Дело в том, что политика Финляндии вписывается в рамки общеевропейского контекста в том, что касается “священной коровы” всей Европы — балтийских стран. Но реальные поступки Финляндии, ее “фирменный стиль” в вопросе о балто—интеграции в Европу, ее геополитическое соло в этом крайне важном вопросе свидетельствуют о том, что у нее есть очень специфический подход к опережающей интеграции в Европу именно Эстонии. Ее и только ее.
Этот подход резко отличается от позиции США с их концепцией единой Балтии, входящей в единый “балто—черноморский пояс”. А поскольку концепция США является нескрываемо, тупо и лобово антироссийской, то концепция Финляндии не может не вызвать первоначальных симпатий. Однако внимательное рассмотрение показывает, что финский подход может стать другой — более мягкой и изощренной — формой антироссийскости.
Для начала укажем, что чудес не бывает. И не может быть “собственно финского подхода”, геополитического соло малой страны. Проводя свою версию, финны обязательно имеют за спиной мощный геополитический субъект. Видимо, европейский, коль скоро возникают столь явные расхождения позиций небольшой и всегда осторожной Финляндии и единственной мировой сверхдержавы.
Справедливости ради заметим, что Финляндия прилагает немало усилий для подготовки вступления всех балтийских стран в ЕС. Здесь и установление безвизового режима, и материальные вливания на обучение языку русскоязычного населения, и помощь в реорганизации погранслужб. Но, конечно же, среди “балтийской троицы” у Финляндии есть особенно любимое “дитя” — языково близкая Эстония. Что значит “языково близкая”? Входящая в так называемую угро—финскую языковую группу! А что сулили нам концепции эстонских экспансионистов еще в конце 80—х — начале 90—х годов, когда все эстонские демарши были намного откровеннее и жестче на концептуальном уровне? Тогда, в те тягостные для России годы, Эстония (и именно она) претендовала на экспансионистский патронаж над российским Севером, над “народами угро—финской группы, угнетаемыми русским империализмом”. Список этих народов был достаточно широк. Как мы знаем по реальным политическим шагам, свои претензии на подобный патронаж Эстония не сняла, занимаясь двусмысленным опекунством многих народов российского Севера.
“Угро—финская” связка Эстонии и Финляндии в этом контексте может читаться специфически. О том, как именно и в какой мере — скажем несколько позже. Пока же приведем факты, говорящие о том, что между Финляндией и Эстонией действительно простраиваются отношения особой близости.
В самом деле, лоббирование Финляндией опережающего вступления Эстонии в ЕС увенчалось успехом — Еврокомиссия включила Эстонию в первый список стран—претендентов. Может быть, это был нормальный ход, ничьих интересов особо не задевающий? Как бы не так! По масштабу это можно назвать геополитической премьерой Суоми! А ни одна геополитическая премьера не бывает успешной без того, чтобы не были задеты геополитические интересы сторонников иных постановок с иными солистами. Интересы были задеты! Еще бы, финско—эстонский успех привел к открытому расчленению ранее единого “балтийского блока”! Это вызвало далеко не однозначные реакции! Эстония выразила восторженное удовлетворение, отставшие прибалтийские республики скорбно недоумевали по поводу избранности Эстонии и своей неизбранности. Но не только скорбели, смирившись с неизбежным!
В начале сентября на совещании министров иностранных дел северных стран и Балтии (без участия РФ, но с участием представителя госдепа США) Швеция и большинство северных стран подвергли острой критике позицию Финляндии, нарушившей общую североевропейскую линию на то, что переговоры о вступлении стран Балтии должны начаться одновременно. Далее, на саммите ЕС в Люксембурге 12—13 декабря Дания, Швеция и Австрия опять предложили начать первый раунд переговоров со всеми балтийскими кандидатами одновременно, но большинство европейских стран проявили сдержанность на этот счет.
Весь этот сюжет демонстрирует, во—первых, некую ревность других северных стран к активно добивающейся лидерства Финляндии. А во—вторых, является показателем того, что действия Финляндии начинают противоречить интересам США в Европе. Ведь США, еще раз подчеркнем, предпочитают иметь дело с единой Балтией, что облегчает управление ею и является способом заставить соперника (ЕС) разом принять на плечи всю ношу подъема экономик Прибалтики.
Такая активность Финляндии в европейских делах, хочет она того или нет, ставит ее перед проблемой определения отношения к НАТО. В этом вопросе Суоми приходится лавировать. Хельсинки заявляет, что в настоящее время ей никто не угрожает, а стратегическое положение страны после распада блоковой системы в Европе и окончания “холодной войны” улучшилось(!), и поэтому она пока не стремится вступить в НАТО. При этом Финляндия ссылается на принципы ОБСЕ. Все это в совокупности еще и еще раз свидетельствует именно о премьере Суоми в рамках европейских театральных антреприз. Ну и что? Что здесь плохого? Хорошо, что хоть нет единства в евроамериканском антироссийском лагере!
Так—то оно так... Но вспомним финскую концепцию новой Северной Европы. Что в нее должно войти? Северо—европейские районы России (Санкт—Петербург, Мурманск, Архангельск, Новгород, Москва, Тверь), Литва, Латвия и Эстония (причем Эстония как главный проводник расширительной северо—европейской версии, выстраивающейся в интересах угро—фински родственной ей Финляндии), Калининград... Часть (и именно часть) Польши и Белоруссии.
Это ничто не напоминает? Увы, прежде всего, как уже сказано, недавние проработки эстонскими экспансионистами вопроса о “русском наследстве”. Там прямо обсуждалось — как должна делить Русский Север формирующаяся Северная Европа. Это напоминает и фашистские планы расчленения России: граница северного региона проводилась фактически там же. Все это рождает опасения, что “дружественное посредничество” между Единой Европой и Россией может обернуться подрывом целостности нашего государства. Разумеется, этот подрыв будет оформлен как вхождение в регионально—глобальный симфонизм нового мира XXI столетия. Но мы ведь не зрители суомской геополитической премьеры! И нас вряд ли могут удовлетворить красивые слова в отрыве от реальных геополитических планов.
Сказанное вовсе не означает, что дружественность Финляндии к России — просто ширма для мягких геополитических провокаций в евро—германском ключе. Здесь нет предопределенности, и события могут развернуться как в конструктивном, так и в деструктивном для России направлении. Необходимо внимательно отслеживать процесс и, всячески поддерживая разумные финские начинания, не упускать из виду возникающие вопросы.
К примеру — что значит финская инициатива, связанная со вступлением Эстонии в ЕС, для России? Является ли политика Финляндии по снятию напряженности между Россией и Эстонией способом цивилизовать Эстонию с положительным решением проблемы русскоязычного населения? Или же это помощь Эстонии для завершения этнической чистки с привязкой ее к Финляндии? Почему США не беспокоятся в связи с разрывом “единства Балтии”, на котором базируется их модель “Балто—Черноморского пояса” вокруг России?
Что будет означать перевод транзита российских энергоносителей на “северный путь” для российско—белорусского Союза и отношений между РФ и Украиной? Или еще — как быть с поднимаемыми время от времени претензиями Финляндии к части российских территорий? Сняты ли они до конца и искренне, что очень трудно дается государствам даже в конце ХХ века (вспомним упорство Японии в вопросе о Курилах и пр.), или же речь идет о тонких и более обширных претензиях с некоторой отсрочкой и модификацией в духе эстонского “угро—финского” мягкого экспансионизма?
Это лишь часть вопросов, возникающих в связи с международной активизацией страны Суоми. Российской политике придется внимательно и непредубежденно отслеживать дальнейшее развитие событий на поле российских интересов и интересов “Северной Европы”. И не только Северной... И не только Европы... О ней—то наша нынешняя политика радеть научилась. А вот о нас?
В. СОРОКИНА
1.0x
