Авторский блог Редакция Завтра
03:00
13 октября 1997
Author:
41 (202)
Date: 14–10–97
Олег ШЕСТИНСКИЙ
* * *
Идет гражданская война,
расколота, как ствол, страна
гайдаро-гайдамаками,
чубайсами-баскаками.
Идет гражданская война,
расколота, как ствол, страна,
где киллер и лобазник
варганят волчий праздник.
Идет гражданская война,
насквозь фальшива тишина
в кремлевском крематории
и в крымской акватории.
Ну разве сонм самоубийц
среди солдат и ярких лиц
российского искусства
не вопиет стоусто?
Ну разве мор от нищеты,
от ядопищи, от тщеты
служить России честно
не вопиет всеместно?
Идет гражданская война
и чем безумнее она,
чем злей она, тем паче
дитя и мать во плаче —
и потому сплотили строй
и Бог, и царь, и тот герой,
что в белорусском Бресте
не предал русской чести. АПОСТОЛЫ
Кланяюсь низко двум Иоаннам,
в горней Обители честью венчанным.
Первый —
подвижничал в лоне Кронштадта —
острова флотско-духовного лада.
К Богу он так обращался впервые:
— Царство твое
да святится в России…
Митрополит же —
был нам современником,
слыл о России
бессонным молельником,
той, что хрипит
на кремлевской Голгофе,
той, что горит от сивухи во штофе,
что оклемается все ж, прозревая,
послетифозная, горько-родная —
схлынет ведь рыже-кудрявая пена
лжи, вымогательств,
сионского плена… У КРЕСТА ВЛАДЫКИ ИОАННА
Деревянный крест. Идут паломники
ко кресту.
А вокруг — забытые покойники
на версту.
Под облезлым дерном —
позаброшенный
русский клир,
красными товарищами скошенный
белый мир.
Осмысляется захоронение,
чистый кров,
как церковное укоренение
через кровь.
Тот, кто совесть
обостренно чувствует,
здесь как свой
кто из жалкой выгоды
кощунствует —
здесь изгой.
Этот крест
властителям сомнительным —
в горле кость…
На Руси он прожил защитителем,
Божий гость,
и слова его, молитвой ставшие,
возместим
всем, кто пали,
смертью смерть поправшие,
всем живым. * * *
Николаю,
баррикаднику 1993 г.
Мы ведь с тобою особо близки
то ль по ожогу гражданской тоски,
то ль по наплыву наивных надежд,
то ль по презрению к кучке невежд…
Был ты немолод
в восставшей Москве.
Жизнь моя цвесть
сквозь войну принялась.
Равно висели на волоске
жизни —
пусть в разных эпохах — у нас.
Жизнь баррикадника — на волоске,
отозвалась сединой на виске.
Твой безоружный
и бравый комбат —
батька почти обреченных ребят.
Не отступили они ни на пядь.
Подло-оплаченным их не понять.
Помнишь, как жахнули
танки внахлест
в сонмы живых человеческих звезд?
Офицерам по “лимону” в карман —
честь просвистели свою задарма.
Я же запомнил иные миры —
жахнули немцы с Вороньей горы.
Пайка блокадника — в детской руке.
Жизнь чуть колышется на волоске.
Господи! Жизнь —
изумительный дар.
Ты именным его каждому дал.
Ладно! Мы прожили жизни.
Нынче живем, как на тризне.
Но на столичной земле-пятачке
бары сцепились в собачьем клубке —
так уж на свары богаты…
Жизнь нашей Родины —
на волоске!
Где ж твой комбат с баррикады? * * *
Живу в селенье Переделкине
сплошь беллетристы и поэты,
и тешат душу перестрелками,
а вместо пуль у них наветы.
Для всех цветочки полевые
и общий родничок на склоне,
но вот одни — как бы в России,
другие — как бы в Вавилоне.
У вавилонцев едкий норов,
не каждый бы искус их вынес:
за паутиною заборов
лудить лукавый стихо-бизнес.
В них истончилось до обмылка
любви возвышенное чувство…
Увы, коммерческая жилка
доходнее, чем нерв искусства.
А антипод их при невзгоде
оценивая жизнь в полушку,
корячится на огороде,
сажает репку да петрушку.
Одни — бредут пешком с вокзала,
другие же — на лимузине,
одних — “кремлевка” обласкала,
другим — перловка в магазине.
А уровняет всех земелька
на переделкинском кладбище,
спят царь Додон и смерд Емелька —
и там никто уж не напыщен. НА АРБАТЕ
В Арбат без всяких словоблудий
вдруг вшились волевые люди,
шугнули ветхих москвичей,
как шустрый кот сирот-мышей.
Кто нынче под арбатской крышей?
Купец-хитрец? Бери повыше!
Там угнездился важный стриж —
Хозяин неформальных Крыш.
А жизнь без Крыш —
смертельно-сира
для телесрамного сатира,
для мясогубого дельца,
для деможирного лица,
и потому хозяин Крыши,
как крымский хан —
ничуть не ниже —
за мзду дает на жизнь ярлык,
презрев московский рой ярыг.
Здесь правит бал не бедный книжник,
здесь с золотою цепкой Крышник
забалтывает белену
в бурду, чтоб одурить страну.
Жрецы бесовского обряда
с евроремонтного Арбата
резвятся, как маркиз де Сад,
обожествлявший голый зад.
И только Пушкина домишко
тих, как сердечная одышка,
гостей же в нем — наперечет…
А Кровля Родины течет.
1.0x
