ВЕНОК ПОРТРЕТОВ

ВЕНОК ПОРТРЕТОВ

Author: Александр Лысков
24(185)
Date: 17-06-97
_____
_____
К 50-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
_____
_____Наш коллега, товарищ, наш брат по перу и штыку Александр Павлович Лысков прошагал по негладкому большаку жизни уже пятьдесят годовых верст, пять из коих — работая в “Дне” и “Завтра”. Вышел он на эту дорогу с русского Севера, поэтому шаг его тверд и неспешен, как основательно и добротно его журналистское и писательское мастерство. И в работе, и в жизни он ладен, надежен, крепок друзьями и домом — ужели этого мало, чтобы считать человека достойно встречающим золотой час житейской зрелости? Здоровья тебе, наш соратник, удачи, сил, вдохновения, мира и благоденствия. Муза твоя и впредь да будет легкой и светлой, душа — беспокойной и ясной, а кулак на случай — крутым и увесистым.
_____
_____С юбилеем, Саша! Евгений НЕФЁДОВ
и редакция “Завтра”
_____
_____
ДОН ЖУАН С МЛАДЕНЦЕМ
“Кони фыркали, били копытом, маня
Понестись на широком пространстве земли...”
“Мама нашла много рубашечек
и распашоночек”
Николай ГУМИЛЕВ
_____
_____Весть принес любезный Эллис. Привернул в Слепнево — двадцать верст для друга не крюк. И только хозяйка скрылась в детской кормить грудью, шепнул: “У Ольги мальчик”. И воровски оглядевшись, сунул ему записку в карман жилета.
_____О полуденном отдыхе и не помыслилось. В седло! И в галоп через речку в облаке теплых августовских брызг!..
_____У Карего селезенка екчет — и у него, как у доброго коня, что-то тоже поддает в правом боку.
_____После африканских скитаний откормился дома за месяц, налился жирком, отяжелел, самому противно.
_____Прочь стремена. Об луку толчок руками, и среди суслонов, как в гуще неприятельской пехоты, рысью марш-марш с конем, нога в ногу, копыто в копыто.
_____Ах, барин! Ах, молодец! Крестьянки со жнивья глядят вслед. Одна поет:

Всяку женку он утешит —
Разудаленько живет.
Перву холит, втору тешит,
Третью в церковку ведет...
_____
_____Засмеялись и ныром за серпами...
_____В другой бы раз пугнул, налетел конем. Нынче нет охоты. Попасть в такт скачки, вприпрыжку, как юнкер, высоко мотнув ногами, упасть животом на потный круп, перебраться в седло и аллюром — в лес, к ручью...
_____Коня пустить между дубов, самому — ничком в траву.
_____Записка перед глазами:
_____“Мой повелитель, восьмого августа у нас родился сыночек. Похож на тебя. Такой же волевой подбородок, такой же лупоглазенький. Мои только пальчики музыкальные”...
_____Ольга!
_____Он все-таки задремал у ручья. И она явилась из выси сгустившимся облаком, белокурая на голубом небе между тучными дубами. Беспечная. Бездетная актриса, вдруг зачавшая от него...
_____— Ты свободен.
_____— Я буду помогать тебе, милая.
_____— Больше того, что ты мне дал, все равно не сможешь ничего.
_____— Ну, если только еще одного!..
_____Не очень-то удачная шутка, от которой он даже проснулся. Или это мухи? И вдруг мысль: “У Дон Жуана не было детей”...
_____Великолепная тема!
_____Он вскочил на коня и в седле до сумерек сочинял. Дома в кабинете оставалось только записать.
_____Толстая свеча, прозрачная от огня, кривилась в бронзовом канделябре. Он в задумчивости помешивал в чернильнице пером, будто готовил какое-то варево — гимназическая привычка. А в кабинете неясным пятном во мраке, у камина — уже не Ольга — смуглая Лера. Глаза чернее этой августовской ночи, в зрачках — по звездочке. Сам Космос! Божественная высота и земная, плотская, яростная страсть — все теперь заключалось в ней одной.
_____“О, Лера, Лера, надменная дева, ты как прежде бежишь от меня. Больше двух недель от тебя ни одного письма. Я этого не заслужил... Я часто скачу по полям, крича навстречу ветру твое имя”...
_____Видение исчезает, спугнутое криками ребенка в детской. Плачет минуту, десять, полчаса. Заходится в крике, верещит, издыхает... Все ближе, ближе. Дверь в кабинет нараспашку, и в проеме в белом саване — жена с орущим младенцем на руках.
_____— Няню отпустила. Господи, не знаю, что с ним делать...
_____Ну просто помирает человек, весь на крик исходит! Режет по сердцу, парализует. И, о чудо! В отцовских руках вдруг умолкает.
_____— Анечка, отдохни, дорогая, успокойся.
_____Тельце выпростано из мокрой пеленки, горяченькое, липкое.
_____— Я весь запачкался, Анечка. Принеси воды.
_____На этот раз с кувшином и тазиком жена является хоть и в той же ночной рубахе до пят, но будто уже в белой накидке мадонны.
_____— Я подержу его, Анечка, а ты полей...
_____Мальчик уснул на его руках (портрет отца с младенцем!). Мать в кресле, поджав ноги, глядит из темноты кабинета...
_____— Нынче я думал, Анечка, как в сущности ничтожен в своем классическом виде Дон Жуан. Пошлый фарисей на любовном поприще. Эта его бездетность, ты понимаешь? Он только исполнял обряд любви. Фарисейство же в чистом виде...
_____Она знала о его изменах, но впервые в эту ночь, когда он с сыном на руках прочел ей своего “Дон Жуана”, твердо подумала, что вместе им не жить.
_____— А ты знаешь, дорогой, наша Молли ощенилась.
_____— Как! Когда? Да что же ты молчала!
_____Он вскочил, сунул младенца матери и скорым радостным шагом ушел в чулан, где в бельевой корзине, обложившаяся щенками, лежала его любимая собака.
_____
ТРЕПАК-СЮИТА
_____
“С изумлением не обнаружила
в вашей опере женской партии”...
(Из письма
Модесту МУСОРГСКОМУ)
_____
_____Он играл для нее интермеццо, продавливая клавиши так, будто прикасался к ее плечу, будто делал гипнотические пассы в ее сторону и, косясь на нее в окно, чувствовал, что овладевал ею, что музицировал в ее душе, приближал с каждым аккордом.
_____Вечером, постукивая тростью по спекшейся, словно кирпичной дороге, пошел следом за ней в соседнюю деревню и, догнав, негромко запел:

— Свет мой, Саввишна,
_____________ сокол ясненький,
Полюби меня, неразумного...
_____
_____И по ее спине, по головке, спеленанной белым платком, почувствовал, что опять властвует над нею, и с высот интермеццо, с этой песенкой грянул оземь — ухажером. В тенистом перелеске сделал то, что положено отставному офицеру двадцати четырех лет: притиснул и поцеловал.
_____— Завсегда рады видеть вас, Модест Петрович. Приходите нынче вечером к старой мельнице...
_____Волосы загладил назад сильным движением ладоней, так что брови оттянулись верх и голова как бы установилась по-плацпарадному. И обратно на мызу, в усадьбу по сельской улице пошел, поигрывая тростью, с осанкой подгулявшего воспитанника школы гвардейских прапорщиков, будто в Санкт-Петербурге, только что соскочивший с собственных дрожек и желающий понравиться генералу Сутгофу, — хотя нынче существовала для него только мыза, муза и эта пейзанка: уже второй день Стеша окучивала картошку под окном его комнаты, так что сидя за роялем, он все время видел ее, бабу, чумичку.
_____Блюдя сословную честь, отставить, поручик Мусоргский!..
_____Но в нем предательски сказывалась крестьянская кровь бабушки Ирины Егоровны, попавшей к деду дворовой девкой, произведенной им в ключницы и, наконец, ставшей славной “о-псковской” помещицей. А он проделал бабкин путь обратно, рухнул, омужичился в душе так, что Чайковский считал его солдафоном, итальянствующие критики морщились от его музыки, а брат Филарет язвил: “Ты считаешь русского мужика за настоящего человека? Это погубит тебя!”
_____Но он все “дурил”. Вот и нынешним летом, виноватясь перед крестьянами, “благородно” отдал им землю без выкупа, пошел в мелкие чиновники...
_____Последний жар перед закатом выплескивало солнце на цветы, на листы, на луговую дорогу, на тесовую крышу мызы, на струны в чреве рояля, раскрытого тоже будто бы по случаю жары.
_____Первая роса блестела на початой бутылке водки, сверкала порожняя рюмка на подоконнике.
_____А он сидел на стуле боком, неудобно, ногами на одну сторону, как в дамском седле, и карандашом набрасывал ноты на пюпитре рояля, левой рукой сверяя на клавишах. И снова — через поцелуй, через глоток водки, через первые аккорды восходил к высотам духа. Светский каприз в сжатых губах передавился до неистового упрямства, пряди волос вывалились из-за уха, а бородка растопорщилась по-боевому.
_____Он отложил карандаш, сел прямо, расстегнул белый сюртук и, сияя очень некрасивым, даже в простонародье лицом, круглым, курносым — проиграл только что схваченное и припечатанное...
_____“Крест возложил на себя, — писал он в ту пору Стасову, — и с поднятой головой, бодро и весело пойду к светлой, высокой, правдивой цели искусства”...
_____С этой высоты Стеша смотрелась белой точкой на вечереющей земле. Ждала напрасно.
_____Только в музыке он любил, блудил и сладострастничал. В музыке пробирался ночью к старой мельнице. И в Санкт-Петербурге Сашенька Пургольд соединялась с ним в вожделенном браке чистого романса тоже где-то только между до-диез и ре третьей октавы. И Надежда Петровна Опочина — лишь в финальной паузе “Ночи”...
_____Рифленая трехгранная бутылка “Смирновской” давно уже высохла снаружи и ополовинилась внутри. Холодной бирюзой наполнилось меркнущее небо над помещичьим домом. Интермеццо вчерне было приколото к бумаге лигами и флажолеттами, и наступил тот чудный момент в выпивке, тот взлет, та свобода и вседоступность, перед чем глохнет даже музыка: когда восторженная душа вот-вот опять отлетит от тела, и этим последним ее усилием приподнимается и само тело: обостряется взгляд, слух, обоняние, переживается такой яркий миг радости земной, что можно и умереть — выпить еще рюмку и переполненному этой последней каплей опрокинуться в антимир, опять рухнуть на землю...
_____В густом мраке летней ночи он сидел на скамье перед маслянистой чернью пруда с морошечными отблесками окон усадебного дома.
_____Сидел, тяжко уткнувшись локтями в колени, низко свесив взлохмаченную голову, и в угрюмой тишине болотного края, в мертвом сне уставших русских деревень слышал пение всея Руси...
_____
ДИКАЯ ПТИЦА
_____
Шкурой ревности медведь лежит, когтист...
Владимир МАЯКОВСКИЙ
Эта женщина много знала
о любви чувственной.
(Из воспоминаний о Лиле БРИК)
_____
_____Ранним утром она шла босиком по твердой уличной глине июльского обжига — возвращалась из каменного центра в деревянную московскую окраину от вдовца Краснощекова, от его кудрявых бровей, вывернутых бордовых губ, оленьих глаз — в свой “бытовой эксперимент”, в свою семью, состоящую из:
_____1. Законного мужа.
_____2. Мужа гражданского.
_____3. Дочери любовника.
_____4. Собаки.
_____5. Кошки.
_____Шла по длинным подтекам ранних теней — в черном атласном платье с двумя брошенными за плечи когтистыми соболями, словно охотница с добычей. Грешная перед своими “домашними” мужчинами в нарушение тройственного уговора: ночевать только дома. Завет ею писанный, ею же, “из Ев всех евистей”, и попранный.
_____С новым заветом взошла она на крыльцо, в солнечную сыпь дачного садика. Крутнула вороток звонка — задрожали стекла веранды от шагов, распахнулась дверь. Перед ней грозно встал тяжеловесный Володя в пижаме, а из-за его плеча выглядывал Осик в очках и трусах: один суммарный Волосик. Каждому балетным движением рук она вручила по туфле — все, что она могла дать им теперь. Таким смешным, таким милым. Ах, ну разве что по дружескому поцелую еще: одному на цыпочках, другому вровень. Одному, взбешенному, — миротворяще; другому, хладнокровному, — благодарственно.
_____— Ой, мальчики, как спать хочется!
_____И, разбив рукой шторы, вплыла в свой восьмигранный пурпурный “кристалл” с собственноручно вытканным Сирином на гобелене у изножья широкой тахты.
_____Навзничь рухнула на перину, раскинула руки.
_____Глаза мерцали в кровавой полутьме, как два черных влажных яйца кладки демонической птицы, как два невысиженных мира, опять только слегка согретых и товарищем Краснощековым.
_____Горе, горе ей, никогда никого не любившей. Вино перекисало в уксус, и соблазняемые нечаянной этой терпкостью жаждущие, отхватив из кубка, гибли от бедоносного яда: Осю она, жена, сделала равнодушным к “эротической стороне любви”; Володя застрелился, не найдя в ней жены; товарища Краснощекова вскоре после этой ночи увезли в “черном воронке”, да и сама она в конце концов девяностолетней старухой совсем недавно покончила с собой...
_____В дверь постучали. Она не хотела никого слышать, глядела на эту ковровую птицу Сирин, с женской головой, с женской обнаженной грудью, и кусала губы, чтобы не разрыдаться.
_____Дверь открывалась медленно, со скрипом. Солнце из гостиной высвечивало в притворе начисто выбритый череп Володи. Он читал стихи шепотом, с каждым словом прибавляя громкости:
_____— Сердце обокравшая, всего его лишив, вымучившая душу в бреду мою, прими мой дар, дорогая, больше я, может быть, ничего не придумаю...
_____Далее находим в ее дневнике: “Я рассердилась, что опять — про любовь. Как надоело! И Володя тут же разорвал рукопись в клочья”...
_____Дверь захлопнулась. Все стихло в этом хрупком слободском домике, где осуществились, наконец, внебрачные мечтания русско-чернышевской интеллигенции, настоенные на темной, густой восточной крови. Где бездетность, ущербность сильной женщины выплескивалась с неукротимой страстностью на всех окружающих — с помощью “массы талантов” она обвязывала, обматывала сразу несколько мужчин, сооружая из них вместо семьи какой-то кокон.
_____В мире божьем ее умственно-плотскими изысками устраивался протестующий мирок. Ее богоборческий батискаф героически дотягивал свои последние часы в пучине ненавистной ей жизни, где “все одеты, обуты и пьют чай с вареньем”, в отвратительном этом “стареньком, стареньком бытике”, в этом “позорном благоразумье” с ликом Божьей матери в голубых глубинах бытия. Трещала искусственная конструкция, и в ней задыхалась на жердочке дикая птица.
_____Хлопнула крылечная дверь. Зазвенели стекла от взвывшего под окном мотора.
_____Горбоносый “рено” вырвался из-под акаций и понесся по сокольнической улочке, сверкая никелированными спицами.
_____С высоты своего роста Володя навалился на руль, почти касался лбом плоского стекла. Дальше пробки радиатора все расплывалось перед глазами. Он не слышал, как трещат зубья шестерен при переключении передач, не чувствовал тряски. Гнал машину в никуда.
_____Душа сорвалась с вершины натужной любви в пропасть ярой ненависти, и он сейчас понимал древних евреев, побивавших блудниц камнями — иначе о скалы должен разбить голову мужчина, одержимый муками попранного божественного начала в сердце своем — увы, совсем не революционные мысли, не лефовские, не маяковские...
_____Изжеванную папиросу он выплюнул в форточку и резко поворотил, чуть не сбив телегу.
_____Водовоз долго грозил ему вслед кнутовищем.
_____Куры порскали из-под колес.
_____Чем дальше удалялся он от эпицентра боли, чем сильнее гнал “рено” по мощеным булыжным улицам фабричного предместья, тем слабее становились ревнивые терзания, тускнее постельные “краснощековские” видения, простительнее казалось ее самовластие и сама она — непорочнее.
_____А на Садовой в толчее извозчиков, трамваев, авто вовсе убедительной стала ее доктрина про “уважение человеческой личности в женщине”.
_____Когда он свернул на Сретенку и перенесся душой вперед в свое холостяцкое жилье, то резко затормозил у обочины: жутью безлюбья, холодом бессемейности повеяло из комнаты-пенала, комнаты-гроба в Лубянском проезде. Там был другой эпицентр его боли — одиночество с лакированным бюро, в ящиках которого лежали дальнобойный “Баярд”, семимиллиметровый маузер и браунинг.
_____Он долго сидел в машине, не разжимая рук на руле и не глуша мотор.
_____Любопытные прохожие заглядывали в кабину, узнавали его, улыбались.
_____Они расшевелили его.
_____Он выпрямился и закурил.
_____Глубоко затянувшись несколько раз, ударил ногой по акселератору, развернулся, и черный лакированный “рено” помчался назад в Сокольники...