К ПОСЛАННИКУ «НОВОГО ВРЕМЕНИ»

К ПОСЛАННИКУ «НОВОГО ВРЕМЕНИ»

Author: Сергей Есин
23(184)
Date: 9-06-97
_____
_____Ну, наконец-то, давно предполагаемое свершилось: я все время ожидал, что вновь должен появиться в литературе и журналистике неновый жанр статьи-доноса. Уже возникли, как мистический туман, некоторые шевеления по этому поводу, уже отдельные ретивцы принялись намекать на нелояльность или недоброжелательность по отношению к властям отдельных граждан. Уже с настойчивостью бездарностей, не умеющих придумать другую аргументацию, во всем стали виноваты коммунисты, пройденные годы, в общем — уже потихонечку мы стали сходить с ума. Уже вполне, казалось бы, серьезный комментатор предлагает нам праздновать не День Победы (а ведь, по сути, это День Победы над всей мировой тенденцией, готовой захватить в свои щупальцы весь мир,) не День Победы над фашистской Германией, а день окончания войны. Уже... Но вернемся к теме.
_____Итак, жанр роскошного, публичного, бойкого политического доноса. Да ладно донесли бы на кого-нибудь из “взрослых”, на кого-нибудь, скажем, из депутатов, из ученых, наконец — просто на соотечественников, которые привыкли к изворотам своей родной журналистики и родных прихлебателей — нет, доносу подверглись трое мальчишек из другого государства. Трое иностранцев, трое растяп, которые приехали в Москву учиться из Албании в Литературный институт, и не наученные своей, албанской, прошлой действительностью, все этак, по-европейски открыто и откровенно рассказали о себе, что помнили и что знали, рассказали о своем государстве, которое любят и чтят, которое организовало им эту поездку. Но вот не рассчитали, что имеют дело с фантазерами и творцами, тоже студентами Литинститута, и выяснилось, что те, с кем они имеют дело, не имеют за душой трепета по отношению к чужой судьбе. Но пора говорить по порядку.
_____В знаменитом когда-то журнале “Новое время” (№ 10, 1997) появилась статья Игоря Рябова “Посланники “Великой Иллирии”, здесь есть еще и подзаголовочек. Но задача автора и этого журнала — одна: во что бы то ни стало вбить в голову читателям и публике то, чего нет. Да-да, речь, конечно, идет все о том же еврейском вопросе. Но не только о нем. Вот его-то я касаться и не буду.
_____У истоков приезда группы албанцев в Литинститут стояли три человека: наш, российский посол в Албании Виктор Ефимович Нерубайло, который отчетливо сознавал, что, как ни странно, основа библиотек и современной албанской культуры — это русская литература и огромное количество переводов, которые есть в этой стране, что связи между Россией и Албанией не оборвались в один день, что слишком много там людей, говорящих по-русски, и слишком много людей, которые помнят, что Россия сделала для Албании. Вторым человеком, как ни странно, был я, ректор Литературного института, которого посол убедил и который вспомнил, что когда-то несколько групп албанцев училось в институте, что знаменитый албанский писатель Исмаил Кадаре также учился в институтских стенах, жил в институтском общежитии, который обнаружил, что крупнейшие албанские писатели еще помнят наших, очень немолодых преподавательниц русского языка, до сих пор работающих в нашем институте. И третий человек, который пошел на то, чтобы приравнять албанских студентов к российским, со всеми правами — общежитием, бесплатной кормежкой в институте днем, бесплатным молоком утром (как любому российскому студенту). Третьим человеком был министр высшего образования — Владимир Георгиевич Кинелев. И поступок этого высокого российского чиновника свидетельствовал только лишь об одном, что независимо от политических преференций у людей осталось ощущение высоких государственных интересов. Договорились, попереписывались, а потом, через год, когда уже студенты жили в Москве, даже и подписали государственное соглашение.
_____С большим интересом, когда первая партия студентов прибыла, смотрел я на них. Власть в Албании в это время была жесткая, демократическая, ну и подумалось мне: таких же мне прислали и студентов; да черт с ними, каких прислали, лишь бы были талантливы, лишь бы чувствовали и любили слово, лишь бы готовы были себя отдать литературе.
_____Потом я стал узнавать: один увлекся переводами на албанский Платонова, другой — Чехова, третий — что-то переводит из Ахматовой и Мандельштама — все, как обычно. И так бы и довели мы их до выпуска, отдали бы им дипломы, а я так ничего о них не узнал. Сознаемся, что ректор похож на мужа, у которого жена гуляет, и все об этом знают, а он узнает последним. И вот — если бы не Игорь Рябов...
_____Только что я отправил по студенческому обмену жену Игоря Рябова в Кельн на полгода. Его подловатая и не вполне пристойная статья уже появилась, и гнев терзал мою уязвленную душу, и подумалось мне: а чего стоит вместо одной студентки послать другую? А Игорька оставить разбираться со своими проблемами. Ну да ладно: русский человек — широкий человек; и он считает, что, помимо его желаний, бродит некое возмездие, которое все расставляет по своим прицельным точкам. Игорька-то я ведь тоже смутно помню — ведь так получается, что ни один студент из поступающих в институт мимо ректора не проходит. Такой экзаменационный жанр, как собеседование, проводит именно ректор. Вопросы и ответы, вопросы о жизни, о литературе. Возникает некое впечатление о личности. Ректор достаточно опытный человек, чтобы понимать, что профессия актера в писательском деле создает особые трудности, потому что здесь имеешь дело с повышенной амбициозностью, с некоторым излишним самомнением и самолюбованием. Но бывшие актеры, тем не менее, в институте есть. А вот профессия журналиста — это совершенно другая профессия, нежели профессия писателя. Так считает ректор. Ректор сам был журналистом и уже где-то писал, что после того, как ушел с этой работы, работы в государственном учреждении печати со скрытой, но постоянной, как излучение, ангажированностью, он несколько лет потратил на то, чтобы отогнать от себя это дешевое журналистское наваждение — писать по заказу, писать то, что, даже в невысказанной форме, хочется начальству.
_____Итак, Игорь поступал к нам в институт не как журналист, а как будущий писатель. И неплохо вроде поступал, на очное отделение, в семинар Руслана Тимофеевича Киреева. Потом, правда, он занялся какими-то общественными делами, и до прозы руки не дошли, потому что в его личном деле хранится такая страничка с шапкой “русского Пен-центра”: “Настоящим уведомляю вас (документ обращен к ректору), что студент I курса Литературного института Рябов Игорь Анатольевич участвовал в судебных заседаниях в качестве свидетеля (свидетель защиты) по делу поэтессы Алины Витухновской в Головинском межмуниципальном суде 6,9,10,11,12, 13 октября 1995 г.” Участвовал и участвовал, на занятия, следовательно, не ходил. Где он еще участвовал — не знаю. Но в апреле от студента I курса Рябова поступило заявление: “Прошу вас, Сергей Николаевич, перенести сдачу мною экзаменационной сессии на осень — ввиду того, что у меня лежит на плечах большой объем работы и плечи болят”. Видимо, спасая болезненного Рябова и его натруженные плечи, перевели Игоря Анатольевича, по его просьбе, с очного отделения на заочное. Но, кажется, и на заочном Игорь Рябов не приступил к занятиям — лихая журналистика захлестывала. И действительно, по институту ходили такие поразительные истории, и все можно и нужно было бы замостырить, записать, запомнить и — в горнило сегодняшней платной журналистики. Человек сам кузнец своего счастья и своей карьеры.
_____Пишу так подробно биографию Игоря Анатольевича только потому, что он очень обстоятельно и подробно описал в своей статье об иллирийцах биографии трех албанских студентов, своих товарищей.
_____Я всегда люблю искать первоосновы творчества, как, что и из чего получается. Посидев над статьей своего студента, в которой я назван просвещенным коммунистом, я нарисовал себе такой ход ее появления на Божий свет.
_____Произошли известные албанские события. Редакция захотела, что вполне естественно, об этих событиях написать. Но подешевле и без командировки. Сотрудник редакции — а в личном деле господина студента-заочника так и написано: корреспондент еженедельника “Новое время”, общий трудовой стаж к 95-му году — полтора года — юный сотрудник боевой редакции вспомнил, что дружил или, по крайней мере, знавал неких еще свободных албанцев в Москве, по институту, и вызвался написать. Но вот что-то в статье молодого гения заколдобило: сообщенного добросердечными албанцами материала оказалось маловато. Ну, например, навспоминал один, как собирал при албанской советской власти улиток. На улитках далеко не уедешь. Тогда в ход пошли домыслы. Домыслы всегда имеют живое преимущество в современной журналистике перед фактами, и наш студент здесь поступил в соответствии с неколебимой традицией. Албанцы стали горячими последователями невероятного Зюганова, а я-то думал, что они последователи Гайдара и Явлинского (который, кстати, был недавно у нас в институте). Он писал, что они любят пить чай и вести непонятные разговоры с одним профессором, поклонником Албании, но который “регулярно публикуется в антисемитской прессе”. И это оказалось для меня удивительной новостью. И вообще — новостью для меня оказалась вот эта удивительная антисемитская тема, старательно поднятая еженедельником, в котором сидят в редколлегии мои старые боевые товарищи по “Комсомольской правде” и просвещенной партийной прессе, все такие же седобородые отцы, как и я. И наш юный публицист без фактов, без каких-либо доказательств и оснований эту тему копает.
_____Давайте представим себе, как к его статье могут отнестись в Иллирии, особенно если сохранились старые “проверенные” кадры. А чего, собственно, учить людей, если люди против нашего государства? Здесь много разнообразных ходов для того, чтобы, опираясь на легкомыслие молодого журналиста, повредить трем его товарищам...
_____Я, конечно, не думаю, что уж такая здесь сознательная подлость нереализовавшегося прозаика. Но элементы ее — есть. Вот наш молодой друг пишет: “Сегодня албанцам тяжело. Они живут в общежитии Литинститута не по одному, как раньше, по двое. Ректор уплотняет жилые места, сдавая комнаты в аренду”. Или: “ На работу они устроиться не могут. Стипендия албанцев 78 тысяч рублей. Но и в таких условиях они не отчаиваются”.
_____Ну, что касается “по двое”, когда были места, когда привыкали — жили по одному. Но порядок Литинститута един для всех. А он таков: все студенты, почти без исключения, живут по двое до 5-го курса; на 5-м, как и аспиранты, живут поодиночке. А уплотнять приходится, потому что наше демократическое государство институту дает приблизительно 40 процентов тех денег, которые ему нужны. А все остальное — на основе самого пошлого и самого опасного московского рынка. И на работу хотя они и не могут устроиться, — таково “правило жизни” иностранных студентов в любой стране — но тем не менее все иностранцы в Москве без работы не ходят, и один из иллирийцев, по моим сведениям, кажется, преподает язык в каком-то московском вузе (это — исключительно во имя полемики, доносы — не моя специальность). И стипендия албанцев — 78 тысяч рублей — это опять-таки только рябовские полузнания. Албанцы, которых Игорь Анатольевич так аккуратно заставляет пить чай с профессором, не смогли бы учиться без помощи Фонда Сороса, ибо именно этот Фонд приплачивает им к стипендии 100 долларов ежемесячно. И уверяю г-на корреспондента из “Нового времени”, что и ребята из Албании, и ректор Литературного института ценят эту помощь.
_____И греет меня в этой ситуации только то, что, несмотря на все статьи, на все извивы гнусной политической конъюнктуры, через несколько лет в Албании появятся новые, первоклассные переводчики русской литературы на албанский язык. Спасибо вам, ребята, за ваш труд!
_____А посланнику “Нового времени” — Бог судья...