ДВЕ КАТАСТРОФЫ Галины Приведенцевой

ДВЕ КАТАСТРОФЫ Галины Приведенцевой
Author: Александр Синцов
15(176)
Date: 15-04-97
_____

“Я родилась между двумя и тремя часами 22 июня 1941 года. Папа служил почтальоном на станции Истино Тульской области. Подбегает к маме, а я уже кричу. Он скорее на лошадь и в больницу за фельдшером. Приезжает без фельдшера: “Война!”
Вот какая была у меня повитуха. Как заорала я тогда, до сих пор и воюю”...Из разговора с Галиной Приведенцевой

* * *
_____Есть люди-борцы. В буре их покой.
_____Сама борьба бывает за что-то и с чем-то.
_____При социализме Галина Михайловна Приведенцева боролась за качественное и глубокое сейсмическое зондирование — она перелопатила всю геологию Европейской России.
_____При капитализме борется с мерзостью ельцинского режима.
_____Как истинную, типичную русскую воительницу ее не миновали вражеские “пули”. (Именно такие люди, как она, гибли под стенами “Белого дома”) при социализме она стала жертвой собственного великодушия, что привело к инвалидности, а при капитализме ее “жигуль” умело, по-бандитски подрезала на повороте неопознанная “вольво”, перевернула вверх колесами.
ВСПОМНИМ, ТОВАРИЩ...
_____
_____— Последнее время я работала главным геофизиком. Своими руками перелопатила не один гектар земли. Вроде бы мне, инженеру, необязательно было этим заниматься — на то есть рабочие. Но они не очень-то аккуратны. А у нас ведь, как было? Сейсмоприемник на один градус неправильно установлен — и волновая картина совершенно ложная. Поэтому я всегда сама готовила площадки. Притирала опоры сейсмоприемника, контролировала. Очень мешали лисы, кедровки, лемминги. Они лакомились замазкой на датчиках.
_____Если в Америке работали методом отраженных волн, то мы — гораздо более точным — методом сейсмического зондирования.
_____У меня мужская профессия и нрав соответствующий. Вертолет сел — хватаю ящики с песком по семьдесят килограммов, хотя в самой шестьдесят. Ну не могла я спокойно смотреть, как другие жилы рвут. Регистратор схватишь, блок питания — в них тоже по пятьдесят килограммов. Схватишь и бежишь под лопастями от вертолета подальше.
_____Однажды мы летели по точкам. Со мной сидел начальник экспедиции, крепко поддатый: ядерные взрывы они, конечно, прилично обмывали. И тогда сожрали они двух медвежат — за это я их вообще не хотела в вертолет пускать. Но это особая история. Стоял октябрь, мороз минус двадцать. Дело было в районе Березова, где Меньшиков в изгнании сидел. Снегу навалило — жуть. Только что рванули под землей фугас. И мы в балке к лампочке кинжал подвесили. Ждали, когда взрывная волна обежит вокруг земного шара. Ровно через двадцать минут наш кинжал закачался. Как положено гвардейцам, налили коньяку. Поздравили друг друга. И — в вертолет, собирать записи с датчиков. Летим, значит. Погода — мороз звенит. Приземляемся — надо кому-то в снег прыгать. Мужики препираются. Я прыгаю — механик меня только успел за капюшон схватить: там под снегом — воды по пояс. Пробиваю лопатой колодец в падком снегу. Ломом поддеваю ящик с сейсмоприемником. Поднимаю регистратор, кабель. Открываю ящик — сработал! По коням! Домой! Заскакиваю в фюзеляж — с меня течет. Мой начальник поддатый хвастает перед своим другом из Тюмени: “Вот какие у нас герои работают!”..
_____В ту осень я как раз квартиру получила. Настроение великолепное. Обустроилась в своем гнезде. А пятого декабря был субботник в управлении. Мы всем отделом возвращались домой. Заскочили в автобус. Толкотня. Ругань. Я двумя словами разрядила обстановку, говорю: “Смотрите, какое солнце, небо какое — радуйтесь, а глотки драть будем на работе”. Шуточки пошли, хорошо стало. У Литейного завода я выскочила, пропустила вперед людей, опять утрамбовала с шутками-прибаутками, дверцы за мной закрылись. Поехали. Автобус — заказной, шофер маршрута не знал, и на развилке у Марьино крутнул влево, а ему бабы заорали: вправо, вправо! Он резко в другую сторону. Двери выломились от напора людей. Остальные удержались, а я, как ядро из пушки, — вылетела и ударилась правой стороной об острый бордюр. Очнулась — автобус стоит, ждут, когда я встану и залезу, чтобы ехать дальше. А я лежу. Водитель выскочил, заторопил, ему ЧП не хотелось. Потянул меня за руку. А меня нельзя было трогать, как потом выяснилось, потому что у меня был многократный перелом поперечных отростков. Он меня приподнял, и хотя я от боли закричала, все-таки засунул в автобус. Довез до больницы. И тут я вспомнила, что у меня мама одна в новой квартире: как же она там будет, уже старенькая? В новом доме, одна на этаже? “Везите домой”, — говорю. Приезжаю, меня вводят такую разбитую, мама и шепчет: “А ты говорила, что ничего с тобой не случится”...
_____Таксист хороший попался. Денег не взял. Я, говорит, на беде не наживаюсь.
_____Долго была неходячей. Только на ноги поднялась — мама умерла. Три года я жила после этого, как в воду опущенная, все плакала.
_____Но вот однажды еду в метро, а какой-то мужчина говорит: “Что же вы от людей прячете свое лицо, ходите во всем черном. От вас же люди шарахаются. Улыбнитесь миру, улыбнитесь жизни. Вы еще столько хорошего можете сделать!” Я поднимаю голову, хотела сказать: пошел ты!.. А на меня глядит какой-то восточный человек типа индуса. Заткнулась сразу. Он продолжает: “Сейчас вы выйдете из метро, вам встретится женщина, у которой горя не меньше вашего — скажете ей несколько добрых слов — она посветлеет, и вам полегчает”.
_____Выхожу из метро — точно, идет женщина, слезами умывается. Подхожу и говорю: “Я — в черном, и ты — в черном. Надоели людям наши слезы. Мы еще живые!”
Она глаза вытаращила и говорит: “Спасибо тебе, спасибо!..
* * *
_____Передо мной сидел хороший русский человек. Я видел таких женщин-работниц в семидесятые-восьмидесятые годы на буровых Заполярья. И вообще — в России. Они, такие, жили и при Некрасове, и при Рюрике. Оставались добрыми, светлыми, как ни корежили их напасти нашей истории. И только под действием нынешних реформ они потускнели. Ими, как микроскопами, стали заколачивать гвозди. Микротрещины побежали по душам, оптика духа замутилась, ибо пришлось им, как Галине Михайловне, заниматься невиданным делом на Руси с диким названием бизнес.
НАЧАЛЬНИК
ИНВАЛИДНОЙ КОМАНДЫ
_____
_____— У меня осталось много связей в деловых кругах, и я стала помогать желающим организовывать малые предприятия. Однажды председатель исполкома (это было еще до девяносто третьего года) окликает меня и говорит: “Наверное, вы, Галина Михайловна, самый богатый человек у нас. Столько фирм наоткрывали. Они вас, небось, озолотили”. А мне как раз в этот день гонорар заплатили детективами. Двести штук дали. Во — богатство! Только что с ними делать? Посмеялись. И он мне предложил заняться организацией работных домов для инвалидов. Это мне понравилось — сама же покалеченная.
_____Буквально за неделю создала предприятие. После смерти мамы оставалось тысяч девять. От сестры покойной тоже мне немного осталось. Купила пару станочков. Установила в тубдиспансере на свободной площади. Взяла на работу пять столяров. Начала мотаться по Москве. Энергии еще было много. Такси дешевое. Люди — добрые. На заводе в Подольске директор мне сказал: что найдешь, то и твое. Я там у него на свалке ленточную пилу раскопала, обрезной станок, фуганок. Кран подогнала, отвезла в Москву.
_____Вскоре и первый бой приняла. Мадам — директор диспансера, решила сауну у себя построить вместо моей мастерской — тогда это было модно. Я дралась за помещение до последнего. Только когда она свет отключила и один столяр чуть в темноте руку фуганком не отстругал — отступила.
_____Нашли новое пристанище, вскоре и там завязалась борьба за выживание: тяжба, выселение моих беззащитных инвалидов. Дошло до того, что с анкерных болтов срубили наши станки и выкинули во двор.
_____Приезжаю — сторож дверь не открывает. Я выставляю раму в окне, запускаю в цех парня. Сторож в туалете спрятался. И костылем на меня замахивается. Я его прижала. Он в слезы: “Галина Михайловна, они бы меня убили”.
_____Перевезли станки на продовольственную базу. Думала, что директор базы остался государственным человеком. Оказался тоже — сволочь. Хотя мы и заключили с ним договор, но он несколько месяцев нас не пускал, хранил там свои личные наворованные запасы водки и коньяка. Тогда было время, когда они день и ночь воровали. Наконец, мы въехали, навели порядок и сразу выполнили для венгров выгодный заказ — мраморные столики на точеных ножках. Потом стали делать кровати, тысячу матрасов закупили, ясеня, дуба, сосны, фанеры, кожи.
_____И тут к нам в долю стал проситься компаньон — у него еще на те деньги было 40 миллионов. Три месяца уговаривал меня “дружить”. Ему выгодно было под крышу нашей инвалидной организации попасть. Предлагали сразу триста тысяч — а это значит, можно было сделать новое отопление в цехах. Я согласилась, только без учредительства: в руководство предприятием не вмешиваться! Но уже на следующий день после подписания договора они стали нашептывать рабочим, что Приведенцева — инвалид, ей не по силам руководить, давайте подумаем о переизбрании директора. Я его триста тысяч ему в морду — и чтобы духу не было! Но он подкупил мою заместительницу, и однажды мне звонят и сообщают, что он закрыл предприятие. Я через всю Москву на красные светофоры за полчаса доехала. Ломом все замки сорвала, рабочих по местам поставила. Приходит его жена — стерва. Я ей говорю: “Сейчас за ж... возьму и в лужу посажу. Я думала, что вы порядочные люди. Пошла вон!”
_____Они подали в суд, написали, будто бы я им не вернула триста тысяч. Потянулась бодяга. Дело шло в мою пользу. И тут они мне устроили кувырканье в машине.

ВТОРАЯ КАТАСТРОФА
_____
_____— Еду я вскоре по Ленинградке, и возле Белорусского вокзала меня догоняет “вольво” с тонированными стеклами. Сигналит и слева начинает поджимать к бровке. Я рывком ухожу вперед и смещаюсь ближе к встречной полосе. “Вольво” по разделительной линии идет встречным почти на таран и чуть не бьет мне в борт. Я резко поворачиваю в переулок, шаровая опора не выдерживает, от удара в поребрик машина переворачивается колесами вверх. Крыша продавливается. Стопа у меня вжимается в колено, чувствую, как рвутся связки. Прихожу в сознание, когда меня уже вытащили из кабины на тротуар. Видимо, тогда же у меня из кармана выпали два миллиона — выручка за проданные плинтуса. Но этот момент я позже просчитала. А тогда только лежала и удивлялась, почему так быстро техпомощь подошла. (А это менты все-таки не все себе в карман положили, за вызов хотя бы заплатили...) Еще один деловой подскакивает: “Давай, тетка, сто баксов, буду свидетелем в твою пользу”. Пошел ты!
Да еще в багажнике везла несколько коробок конфет. На праздник для инвалидов. Семьдесят две коробки везла. Не досчитала потом сорока. Попользовались моей временной отключкой...
* * *
_____Русский человек сопротивляется по-разному. С арматурой в руке бросается на танки у “Белого дома”. Ходит на демонстрации. Дает пощечину Горбачеву. Но это лишь яркие, видимые, освещенные прессой его выходки.
_____Сопротивляется режиму каждый человек в вагоне метро — духовным усилием, ненавистью, плевком, ядовитой мыслью о правителях. Сопротивляется благородный, немного даже дон-кихотский предприниматель типа Галины Михайловны — циничным хапкам.
_____Среди нас вообще не осталось благодушных. Кончились созерцатели. Все мы одинаково ожесточились и напряглись по всем законам сопромата — от народного вожака в столице до последней старухи в деревне.
ВТОРОЕ ВОСКРЕШЕНИЕ
ИЗ МЕРТВЫХ
_____
_____— Уложили они меня в больницу, и теперь уже врезали стальные двери в цеху и разворовали всю готовую продукцию.
_____Но “компаньоны мои” допустили маленькую оплошность: во время заключения договора согласились составить перечень оборудования, а один экземпляр был у меня. Кинулась в прокуратуру. Ведь я — директор инвалидного предприятия, а не просто спекулянт какой-нибудь. Надеялась на понимание. Не кошелек ведь украли — имущество целого предприятия. Бесполезно! Обращалась к Лужкову, к Ельцину, в координационный комитет по защите инвалидов, в Союз предпринимателей. Впустую. Поехала к Памфиловой. К Эллочке этой. Она тогда министром была. Взятку в виде картины захапала ее зам. Ерчикова, а к Памфиловой не пустила. Я стала пробиваться. Прорвалась в кабинет. “Ах, у меня народ!”. — “А я что тебе, не народ? за моей спиной сколько калек стоит?! У меня вообще особый случай. У меня цех захватили!” Какой-то молодой прибалт стал меня выталкивать: “Знаете, с министром надо повежливее”. — “Слушай, ты меня учить будешь? Иди ты, там с ней целуйся. А у меня есть, с кем лаконично разговаривать”. А Памфилова говорит: “Ну что я могу сделать? Ничего!” — “А давай местами поменяемся. И я тебе покажу, как и что надо делать в таких случаях!”
_____Хотя чего с ней меняться? В министерстве ни черта не делала, а на моем месте все бы завалила подавно.
_____Плюнула. Организовала цех в новом, третьем по счету, помещении. Наняла глухонемых. Делали диваны и балясины. Чтобы доказать, что я твердо стою на ногах, умыть всех моих врагов — открыла для рабочих бесплатную столовую. Кормила так хорошо, что они даже дома перестали есть. Одна мать мне звонит и жалуется, что сын плохо ест. Почему? Я говорю: спросите у него, да так, чтобы я по телефону слышала. Он мычит там, по-своему, по-глухонемому, можно понять: нас, мол, вкусно кормят на работе! Я говорю, мамаша, вот вы готовьте вкусно, тогда он и дома у вас будет есть.
У нас же все на сливочном масле было. Чисто. Аккуратно. С салфетками в стаканчиках...
* * *
_____Солженицын недавно опять объявил о своей национальной идее: сохранение народа. В устах литературного старца мысль показалась утопической, интеллигентской. Но в приложении к деловой Галине Михайловне, с ее неукротимым материнским инстинктом, до чего же красивая получается мысль!
_____Все эти страшные для России годы ужасающей смертности, таяния народной массы, она ежедневно и ежечасно спасала людей, не дожидаясь “смены курса”. Она бегает по банкам в поисках ссуды и спасает. Мчит на “красный светофор” — и спасает. Орет на продажных “компаньонов” — и спасает.
СТО ТЫСЯЧ —
БРЫНЦАЛОВУ НА БЕДНОСТЬ
_____
_____— И тогда я решила строить цех в Подмосковье, чтобы не платить за аренду и возить на “пазике” своих инвалидов.
_____Солнечногорский леспромхоз давал мне на сосны по 30 тысяч за куб. ЖБИ готов был мне дать фундаментные блоки по семьдесят тысяч. И тут началось мое хождение за ссудой.
_____В Центробанке я просила 300 миллионов. Мне вежливо так сказали: “Галина Михайловна, триста — это много. Давайте переделаем бумаги на двести пятьдесят”. И потом я неделю этого чиновника ловила. Поймала. Он говорит: “Нам, к сожалению, запретили рублевые кредиты давать”. Я нашла другой банк. Получила гарантийное письмо. Но главбух запутала меня в балансах и накладных. Два месяца они тянули — это специально для того, чтобы потом я вернула им на двадцать процентов больше. А мне это нужно?
_____Переговорила с управляющим Русского национального банка. Зацепила. Потому что у меня тогда было югославской обуви по консигнации на 150 тысяч долларов. Они свели меня с Андроникашвили. Сказали, что это внук Ираклия Андронникова. Потом оказалось, что самозванец. И он меня “кинул”. Едва выпуталась — и опять в прокуратуру, в Управление по экономическим преступлениям. Там спрашивают: “Вы взятки даете?” — “Нет, никогда”. — “Тогда вам эти деньги обратно не получить”.
_____Поехала к Брынцалову. Помните его на фотографиях? На подметках — по стодолларовой бумажке. Пьет шампанское по две тысячи долларов за бутылку. Жене платит в месяц двадцать тысяч долларов. Вот я и подумала, что самый богатый человек в России не должен забывать о самых бедных — инвалидах. Секретарша даже дверей не открыла. Сказала, что они благотворительностью не занимаются. И вообще, у них, мол, сейчас дела плохо идут. Они сами нуждаются. “Хорошо, — говорю, — вот я вам даю сто тысяч на хлеб”.
_____Так — со зла — и оставила у них эту сотенную.