Психушка

ПСИХУШКА (фрагмент романа)
Author: Анатолий Афанасьев
2 (163)
Date: 14–01–97
_____
ФРАГМЕНТ НОВОГО РОМАНА “СОШЕЛ С УМА”
_____
_____Анатолий Афанасьев, на мой взгляд, создатель нового, непривычного для русской литературы жанра — социального детектива с элементами антиутопии. К тому же, природная сентиментальность и лиризм накладывают на самые жестокие эпизоды его новых романов оттенок неизбежного оптимизма. Кажется, зло торжествует, негодяи правят бал в стране, но ежели герой находит силы для доброго юмора, значит и зло — сокрушаемо!
_____В это искренне веришь, читая романы “Первый визит сатаны”, “Московский душегуб”, “Между ночью и днем”, “Умереть в одиночку”, “Грешная женщина”… И точно так же веришь в то, что новые книги Анатолия Афанасьева привлекут внимание всех любителей остросюжетной, авантюрной литературы, но, думаю, они доставят удовольствие и утонченным ценителям изящной словесности. У этого писателя есть и яркая фантазия, и чувство слова, и крепко сколоченный сюжет. Впрочем, читатели поймут это сами.
_____

_____
_____

_____
_____Потолок перед глазами, как белая простынка, безликие стены. Две заправленные кровати кроме той, на которой лежу. Палата? Больница?
_____Сознание пробуждалось медленно, толчками, словно поплавок, зацепившийся за корягу. Зрение, слух, осязание и прочие органы никак не сходились в привычное единое целое. Но еще несколько мощных усилий — и я всплыл. Конечно, больница. Но что со мной случилось?
_____Странная дверь у этой палаты — без ручки и с тюремным глазком.
_____— Эй! — позвал я негромко. Голос тоже в порядке, но звучит, как простуженный. Никто не откликнулся. Я спустил ноги с кровати (тапочек не было, зато на мне какая-то длинная, белая, ниже колен полотняная рубаха) и дошлепал до двери. Поторкался — заперто. Что за чертовщина!
_____Я еще покричал, постучал в дверь — сначала костяшками пальцев, потом кулаком. Глазок будто шевельнулся, переменил цвет.
_____— Больной, — услышал я женский голос откуда-то сверху. — Вернитесь немедленно в постель!
_____Я послушался и нырнул под серое одеяло. Вошла женщина огромных размеров, как копна сена, в белом халате, с добрым, лошадиным лицом. Руки почему-то держала за спиной. Что-то во всем этом было неладное.
_____— Где я?! Что со мной?
_____— В больнице, милок, где же еще. Тебе чего надобно?
_____— Надобно, чтобы объяснили.
_____— Про что объяснили, милок?
_____— Куда я попал?
_____— Куда все попадают, туда и ты. В обитель скорбей… Ну да не беда. Счас кольнем пуговку, враз полегчает.
_____— Какую пуговку?! Вы кто такая?
_____— Сестренка твоя… — женщина вдруг резким рывком задрала мою рубаху и всадила шприц в ягодицу. Вроде бы даже не переворачивала. Я и охнуть не успел. Но не обманула. Враз полегчало. На глаза накатила серая мгла, и я тихо скользнул в те края, откуда только что ненароком высунулся…
_____Следующее пробуждение было более отчетливым. Пришел врач и мы славно посудачили. Он объяснил, где я. Частная клиника для помраченных рассудком. Коммерческая психушка. Волноваться совершенно не о чем. Уплачено за три месяца вперед. Но судя по состоянию, я поправлюсь значительно быстрее. Курс общеукрепляющий, новейшая терапия, точечный массаж. Никаких варварских методов лечения здесь не применяют. Особенно в моем случае. Харч тут хороший, люди добрые, так что и толковать не о чем.
_____— А какой у меня случай?
_____— Да в общем, честно говоря, обыкновенная горячка. Деллириум тремор. Вы ведь кем себя возомнили?
_____— Кем?
_____— Писателем, батенька мой, известным писателем, — облик у врача интеллигентный, заинтересованный, рот до ушей. По виду ему лет сорок.
_____— А на самом деле кто же я?
_____— Это вы скоро сами вспомните.
_____— Кто меня сюда привез?
_____— Брат ваш родной… Богатый человек, да-с, поздравляю. У нас ведь цены кусаются, а он не поскупился. Очень переживает за вас.
_____— Нет у меня никакого брата.
_____— Это мы понимаем.
_____— И я действительно писатель. Это же проще простого проверить.
_____— Все мы немного писатели.
_____Я смотрел на его одухотворенное лицо с забавными детскими веснушками, озаренное медицинским умом, и понимал, что мы говорим на разных языках.
_____— Доктор, прошу вас! Я буду лежать смирно, только избавьте от уколов.
_____— Никак нельзя. Деньги уплачены. Братец осерчает. Вы уж потерпите.
_____— Почему я должен терпеть?
_____— Ради собственного выздоровления. Вреда от них никакого — чистые витамины.
_____— Почему же у меня башка точно ватой набита? И ноги не гнутся. С толчка падаю.
_____Доктор доверительно улыбнулся.
_____— В этом, батенька, вините зеленого змия. Это он вас подкосил, не я.
_____— Господи, ну хотя бы дайте позвонить! Здесь же не тюрьма…
_____— Да некуда вам звонить, дорогой мой! Братец отбыл в командировку, а больше никого из близких у вас нету.
_____— Как нету? А где же они?
_____Доктор бегло взглянул на часы и оставил меня с этим вопросом наедине. Дверь за ним защелкнулась на замок.
_____Не знаю, сколько времени я провел между сном и явью, в изнурительной прострации, подпитываемый какой-то наркотической гадостью — сутки, месяц, год? — но наконец изуверский цикл закончился, и в какое-то ясное утро все та же женщина-гора (Зинаида Петровна) явилась в палату уже без шприца. Интимно ущипнув за щеку, проворковала:
_____— Ну что, милок, как себя чувствуешь?
_____— Хорошо.
_____— Еще бы не хорошо, столько добра на тебя перевели, другой бы давно загнулся, а ты вона как глазками шустро моргаешь. Давай, собирайся, мыться пойдем. Отменная вещь — вековую грязюку соскрести.
_____Вещь, действительно, оказалась отменной. В мраморном закутке, утыканном блестящими металлическими приспособлениями, двое громил в резиновых передниках около часу без роздыха окунали меня в горячую ванну и хлестали из ледяных брандсбойтов. Зинаида Петровна, доволокшая меня до пыточного места, присутствовала при мытье и хохотала так, как если бы рядом ржал табун диких лошадей. Но именно после купания мозги у меня начали проясняться не по дням, а по часам.
_____
_____Тем же веЧером в палату подселили еще двух недоумков-постояльцев. Оба, как выяснилось, здешние старожилы, но прежде обретались в другом крыле больницы.
_____Костя Курочкин, сорокатрехлетний бизнесмен из Твери, страдал легким шизофреническим синдромом с уклоном в суицидальный комплекс. Рехнулся он на идее всеобщей приватизации национального достояния. Днем было совершенно нормален и с ума сходил только к восходу луны. Грустная его история была такова. Первые год-два после победы рыночников он жил припеваючи, челночными рейсами сколотил небольшой начальный капиталец, обзавелся двумя собственными палатками и уже прицеливался арендовать помещение в центре с расчетом обустроить там ночной ресторан со стриптизом. О собственном стриптизе с собственными девочками, с кегельбаном и с отдельными номерами для богатых гостей, он мечтал, почитай, со школьной скамьи, но именно ввиду близкого осуществления заветной цели у него началось, по меткому определению Иосифа Виссарионовича, головокружение от успехов, и он дуриком полез в какую-то аферу со скупкой ваучеров, где бедолагу накололи под нулевку. Ваучеров через барыг он, правда, накупил бессчетно, на весь нал и безнал, да еще влез в долги под нехороший процент, но когда кинулся со своим мешком в ближайшую префектуру и объявил, что желает приватизировать фабрику вторсырья на Хорошевке, его так тряхнули, что ни от ваучеров, ни от заветной мечты не осталось и помину. Три дня без передышки месили сапожищами в отделении милиции, дознаваясь, с кем он в заделе, а после, на воле, штатские парни в штормовках полный месяц выколачивали из него долги, пока он не подписал сразу три дарственных: на собственную “вольву”, на родительскую трехкомнатную квартиру на улице Строителей и на загородный участок в десять соток, принадлежащий разведенной жене. Отпустили его с миром, но полуживого. Взбодренный неудачей, он помчался за участием к девице Клане, одной из тех, кого исподволь натаскивал для работы в стриптизе, почитая ее почти как за родную дочь. Девица Кланя приняла его радушно, угостила ликером, но, услышав про его приключения, вдруг впала в такую нечеловеческую ярость, что Костя вынужден был бежать от нее среди ночи в одних плавках, как бы сам превратясь в стриптизера.
_____Как раз наутро подкатил майский праздник, и несчастный банкрот прямо в таком натуральном виде, как был, отправился зачем-то к Парку культуры на митинг “красно-коричневой” шпаны. Там ему сунули в руки плакат с изображением Ленина и с броской надписью: “Ни одна сволочь не уйдет от народного суда! ”
_____С этим убогим плакатиком, голый и скорбящий, он долго бродил под проливным весенним дождем, и со стороны невооруженным глазом было видно, куда он держит путь.
_____От Кости Курочкина я наконец выяснил, где мы находимся, то есть где находится наш приют для умалишенных. Оказывается, не в Москве, а в Щелкове, и не в городе, а в лесопарке. В здании бывшего санатория для чахоточных. По словам Кости, запылавшего нездоровым румянцем, санаторий в прошлом году приватизировал некий грек, который первым делом выгнал отсюда всех туберкулезников, и теперь якобы город Щелково переполнен бродячими скелетами. Но появляются они только по ночам, а днем спокойно спят в могилах.
_____— Завидую тебе, — мечтательно добавил Костя.
_____— Почему?
_____— Тебя обязательно замокрят. Ты же здоровенький. Таких отсюда выносят только ногами вперед. Пятьсот баксов за жмурика. Цена разумная.
_____Второй постоялец был пахан. Тщедушный, с продолговатой головой, окаймленной по краям белесым пушком — звали его Гена Каплун. В свои тридцать лет выглядел он на все семьдесят. С виду совершенно безобидный, даже чем-то взывающий к состраданию. После купания, едва познакомясь с новыми товарищами по несчастью, я заснул вмертвую, а проснулся от того, что этот самый пахан Гена сидел у меня на груди и явно душил. Лик у него в свете заоконного фонаря был ужасен.
_____— Ну что, курва, — хрипел он, — поставить тебя на стрелку?!
_____Не без труда отцепил его худенькие ручки от горла. Костя Курочкин спокойно наблюдал за нами со своей кровати. Ситуация меня не удивила. С некоторых пор (года три уже) я воспринимал аномалии человеческих отношений как нормальную реальность.
_____— Не слышу ответа, — просипел душевнобольной, устраиваясь у меня на груди поудобнее.
_____Еще с вечера я узнал, что он “пахан” и возглавляет какую-то жуткую азиатскую группировку “Черные братья”. Параллельно он преподавал математику в средней школе. В психушку его забрали прямо с урока.
_____— Покурить бы, Гена, — попросил я миролюбиво.
_____— Ты что же думаешь, фраер, закосил под писателя и меня провел? Где процент?!
_____— У меня уже есть крыша.
_____— Кто такие?
_____— Кузя Босх из Мытищ, — ляпнул я наугад.
_____— Врешь, подлюка! Кузю я лично замочил в прошлом году.
_____— Гена, — подал голос приватизатор, — оставь его в покое. Давай лучше проведем собрание пайщиков.
_____— Заткнись. Иди сюда!
_____Костя слез с кровати и пришлепал к нам.
_____— Держи ему голову. Крепче держи! Я ему сейчас глаз выколю.
_____Костя послушно ухватил меня за уши, а пахан двумя растопыренными пальцами ткнул в морду. В глаза не попал, но было больно. Я завопил дурным голосом, напружинился и сбросил пахана на пол. Там он обо что-то чем-то ударился с таким звуком, словно разрубили полено. Костя сказал:
_____— Не сердись на него, Миша. Побесится и перестанет. У него припадки короткие.
_____— Ну, конечно, он же мне глаз выколет, не тебе. Зачем ему помогаешь?
_____— Вынужден, — вздохнул Костя. — У него контрольный пакет.
_____— Ну, суки! — взревел с пола пахан, — теперь обоих буду мочить!
_____Осуществить угрозу он не успел. Видно, мы чересчур расшумелись: дверь открылась, вспыхнул верхний свет, и в комнату ворвались двое санитаров — дюжие ребята в форме омоновцев. Они не стали разбираться, кто прав, кто виноват — действовали как при задержании. Комната вмиг наполнилась мясницким покряхтыванием, воплями и стонами. Мы все трое получили свою долю тумаков. Больше всего досталось пахану. Когда его подняли с пола и враскачку швырнули на кровать, он хряснулся башкой о стену и затих, возможно, навеки. Не удивлюсь, если в стене останется вмятина. Так и не произнеся ни слова, санитары-омоновцы исчезли, свет погас и дверь захлопнулась. Я отделался двумя-тремя мощными ударами в брюхо, и через несколько минут уже смог разговаривать.
_____— Костя, ты как там? — окликнул приватизатора.
_____— Ногу никак не разогну. Не поможешь, брат?
_____Кое-как, постанывая, подошел к его кровати. Действительно, правая нога у него была противоестественно подвернута за спину и пяткой торчала из-под левого бока. Перевернув Костю на живот, с большим трудом я распрямил ногу вдоль туловища.
_____— Нога — полбеды, — утешил я. — Вон Гену, кажется, вовсе укокошили.
_____— Нет. Пахана нельзя убить. Он бессмертный.
_____Оказывается, в той палате, где они лежали прежде, пахан тоже каждую ночь качал права, и каждую ночь его беспощадно вырубали, а у него до сих пор ни одной царапины.
_____— Утром сам увидишь. Миш, а ты правда писатель?
_____— Правда.
_____— Я не для понта спрашиваю, — оживился Курочкин. — Может, мы с тобой сгоношим одно маленькое дельце.
_____— Какое?
_____Костя загадочно ухмыльнулся.
_____— Не-е, пока рано говорить. Надо еще с Юрием Владимировичем посоветоваться.
_____Несмотря на побои, голова в этот ночной час была у меня свежая, как с грядки.
_____— Послушай, Константин. Ты бежать отсюда не пробовал?
_____— Зачем? Тут лучше. На воле уже все приватизировано. Да и потом, я-то могу хоть завтра выйти. А ты навряд ли.
_____— Почему?
_____— Да слыхал по разговорам. Ты, Миша, идешь по нулевому варианту. За тебя уплачено.
_____— Что значит — нулевой вариант?
_____— Ну это которых кладут на списание. Полечат немного, чтобы карту заполнить, и усыпят. Я же тебе говорил — пятьсот баксов — один жмурик.
_____— Чего-то не верится.
_____— Скоро поверишь. К концу месяца тебе электрошок назначат. Это уже считай — лампочка загорелась.
_____Следующие два-три дня я постепенно выкарабкивался из желтой, тягучей мути, в которую погрузился после цикла лечебных инъекций. Ощущения были такие, что постоянно опаздываю — в речи, в движениях — словно все внутренние центры покрыты липкой пленкой. Словно никак не могу до конца проснуться. Но не это главное. Самые большие неудобства доставлял хрупкий стерженек, который повис под сердцем, трепетал и грозил сорваться или раскрошиться. Я точно знал: если это произойдет, то мне хана.
_____К Юрию Владимировичу на утреннем обходе обратился с просьбой: нельзя ли хоть полчасика побыть на свежем воздухе? Ведь моих соседей, пахана и приватизатора, выводят каждое утро, за что им такая привилегия? Надо заметить, что плюс к другим неприятным ощущениям — заторможенность реакций, стерженек в груди — я испытывал постоянное, ровное удушье. Казалось, зарешеченное окно, хотя и с открытой форточкой, вовсе не пропускает воздух.
_____Доктор попросил меня показать язык и пощупал бугорки за ушами. Его утреннее, веснушчатое лицо сияло весной.
_____— Зачем же, батенька мой, равняете себя с ними?
_____— Почему нет? Они сумасшедшие и я сумасшедший. Но самый сумасшедший среди нас — это вы, Юрий Владимирович. Вы знаете почему? Вы всерьез рассчитываете, что все грязные дела сойдут вам с рук. Вот это я и называю безумием.
_____Доктор задумался:
_____— Вы по-прежнему считаете себя писателем?
_____— Да какая вам-то разница?
_____— Припомните, Михаил Ильич, вот эти приступы неадекватной агрессии когда впервые начались? До или после лечения?
_____— Доктор, мы одни (сопалатники были на прогулке), к чему эти кривляния? Мы оба прекрасно понимаем, чем вы тут занимаетесь. Я никого не виню. Конечно, вы могли бы мне помочь, но, вероятно, это не в ваших силах. Ведь так?
_____— Вы о чем?
_____— Знаете, чего мне хочется больше всего на свете?
_____— Чего, голубчик?
_____— Вышибить ваши гнилые, подлые мозги.
_____Юрий Владимирович нахмурился. Простодушная обида еще больше округлила его пухлые щеки. Этот человек был искренен, как светофор. Глядя на него, трудно было заподозрить его не то чтобы в злодейском умысле, а даже в неделикатности. Лишь в глубине невинных глаз таяла подозрительная слезинка, наводящая на худую мысль о том, что он и в самом деле, возможно, не вполне отвечает за свои поступки.
_____— Курс, который мы провели, — наставительно он заметил, — иногда дает результаты не сразу. Надо подождать, понаблюдать. Случай у вас неординарный. Но, разумеется, если положительных сдвигов не будет, придется применять более активные средства.
_____Стерженек под сердцем хрупко шевельнулся.
_____— Юрий Владимирович, а что если нам поторговаться?
_____— О чем, батенька мой?
_____— Сколько вам заплатили? Сколько дал Трубецкой? Я переплачу втрое. У меня есть средства. Уверяю, внакладе не останетесь. И главное, никто не узнает. Устроим просто небольшой побег.
_____Наконец он разозлился, сунул сигарету в зубы.
_____— Михаил Ильич, вы же писатель! Значит, моральный человек. Как же вы можете предлагать такое врачу?
_____— Подумайте лучше о другом. Трубецкому, которого вы насуливаете мне в братья, убить человека — все равно, что муху прихлопнуть. Почему же он сам этого не сделал? Почему поручил вам? Зачем такие сложности? Подумайте!
_____— Все, что вы говорите, — бред параноика.
_____— А все, что вы делаете, — обыкновенная уголовщина.
_____На этом расстались, расставив все точки над “и”. Возможно, я напрасно погорячился, возможно, ускорил приговор, но на душе как-то полегчало.
_____
_____Кормили в этом заведении так, что лучше не бывает. Принцип был такой. Утром приносили обыкновенный (западный) завтрак — чай или кофе, масло, вареные яйца, джем, белые булочки. Всего вдоволь. Потом в течение дня мы сосали кулак. Зато вечером, около пяти-шести, подавали столько жратвы, что уму непостижимо. Двое санитаров вкатывали передвижной стол, на котором умещался обязательно бачок с чем-нибудь горячим — суп, борщ или солянка — а также груды всевозможных овощей, куски вареного и копченого мяса, сыр, колбасы, тушеная и жареная рыба, горы хлеба, какие-то салаты и еще Бог весть что, причем все навалено вперемешку, как если бы с богатого пиршественного стола собрали объедки и, прежде чем свалить в мусорный бак, подали нам. Аппетита у нас не было, вдобавок полноценно радоваться изобильной трапезе мешали два обстоятельства.
_____Первое — пахан. Он сразу завел такой порядок, что выбор блюда принадлежал ему. То есть мы с Костей не имели права ни к чему прикоснуться без его разрешения. Он все подряд обнюхивал, кое-что пробовал на зубок, пыхтел, бросая на нас злобные взгляды, и наконец выбирал что-нибудь одно, к примеру, связку бананов с полуободранной кожурой, тыкал пальцем и грозно предупреждал:
_____— Это только мне! Кто тронет — замочу!
_____Но после этого иногда перестраивался, приглядывал себе что-нибудь другое и вполне мог вырвать кусок прямо изо рта. Костя, страдающий суицидальным синдромом, воспринимал это как должное, у меня же хамское поведение пахана вызывало раздражение, хотя, разумеется, препираться с безумным я не собирался.
_____Второе: на ужин (или обед?) нам отпускали ровно пятнадцать минут, из которых добрую половину куражился пахан. По истечении контрольного времени дверь распахивалась, в палату влетали санитары-разносчики и, гогоча, забирали все, что мы не успели съесть, при этом отпускали каждому из нас по две-три сочных плюхи. В первый же вечер я неловко (замедленность движений) отклонился, и ржущий санитар, махнув кулаком, как кувалдой, разворотил мне сразу три коронки на нижней челюсти. После вечернего налета пахан обычно часа на три, до потушения света, выпадал в осадок, ибо в силу своей настырности успевал против наших двух-трех схлопотать до десятка затрещин, а Костя, воспринимавший случайные побои как благодать, начинал уговаривать меня срочно провести собрание акционеров-пайщиков. В его унылой голове вызрела гениальная идея приватизировать чохом все московские издательства, пока до этого не додумался Чубайс с американскими корешами. Под строгим секретом на исходе ночи он признался, что тоже, как и я, давно является известным во всем мире писателем, поэтому нам с ним и карты в руки в издательском деле. Чтобы уточнить, насколько глубоко засело в нем помешательство, я спросил:
_____— Что же, Костя, у тебя, значит, и книжки выходили?
_____— Конечно, выходили, не меньше твоего. Но только под псевдонимом, который пока не назову… Не надо, Миша, не считай всех дурнее себя.
_____Если удавалось с вечера прикемарить, то просыпался я всегда в одном и том же положении: пахан цепко сидел у меня на груди, душил худенькими лапками и яростно вопил:
_____— Ну что, гнида, счетчик включен, а ты все не чешешься?
_____Справляться с ним я научился по-тихому: обхватывал за бока (мой вес — девяносто килограмм, силушка пока есть) и рывком сбрасывал на пол. Там он привычно, с деревянным туком шмякался лбом о паркет — и умолкал до первых петухов.
_____
_____Всю жизнь боЯлсЯ попасть в онкологию, а загибаться, кажется, придется в какой-то нелепой коммерческой психушке. Что ж, поделом злодею мука. Не суйся, куда не просят. Замахивайся по плечу. Разве в то утро, когда мы познакомились, я не понимал, что это ловушка? Разве вечером в ресторане, когда мы с Полиной вместе отразились в зеркале, мне не было видения, острого, как бритва, и печального, как закат, двух существ из разных миров? Предостережению не внял, рассудку не поверил — вот и расхлебывай полную бочку дерьма!
_____Но я не обманывал себя: если бы все повторилось, я снова потянусь за ней. Явление Полины было, разумеется, явлением рока. Она мгновенно, незримо проникла в мою кровь, как впивается в человека радиоактивный изотоп. С первой минуты, что бы она ни делала — улыбалась, хмурилась, поворачивалась боком — я испытывал лишь одно желание: поскорее обнять ее, прижаться и закрыть глаза. Даже здесь, в обители скорби, на грани исчезновения, я был счастлив воспоминанием о том, что мы были вместе, спали в одной кровати и она шептала, задыхаясь:
_____— Любимый, тебе хорошо со мной?!
_____Способности к сопротивлению у меня не было. Прежде была, теперь нет. За три года на моих глазах убили мою Родину, превратили в громадный загон для рыночного скота и, как многим другим, жить мне расхотелось: так уж тянул лямку по инерции, чтобы досмотреть до конца зловещий спектакль. Когда появилась Полина, я, честно говоря, немного приободрился. Глупо звучит, но она дала мне больше, чем отняла. Каким-то таинственным образом она вернула мне сокровенную веру в неизбежность лучших перемен. То есть вернула то исконное прекраснодушие мужика, без которого он ветку в землю не воткнет. Я и мысли не допускал, что она предала меня, что была в сговоре с Трубецким с самого начала. Естественно, замуж она вышла понарошку, чтобы удобнее спроворить перевозку ценностей, но все дальнейшее Трубецкой затеял без ее ведома, потому что не хотел, чтобы я вертелся под ногами дольше, чем положено мавру. Я не хотел умирать, не повидав Полину.
_____… Утром впервые по-людски разговорились с Зинаидой Петровной, добродушной медсестрой. Костю с паханом, как обычно, увели на прогулку, я, как обычно, валялся на кровати. Зинаида Петровна производила влажную уборку, небрежно мазюкая мокрой шваброй от окна до двери.
_____— Дорогая Зиночка, — обратился я к ней, — вы бы хоть газетку принесли, что ли. Не знаю даже, что в мире делается.
_____— Да зачем тебе?
_____— Ну вроде раньше-то привык, почитывал.
_____— Что раньше было, забудь. Теперь тебе это ни к чему, — шутейно погрозила шваброй.
_____— Дорогая Зиночка, давно хочу спросить, только, пожалуйста, не обижайтесь. Как могло случиться, что такая красивая, замечательная, интеллигентная женщина работает в таком мрачном заведении? Мне, кажется, вам тут вовсе не место.
_____Заведя разговор наобум, не ожидал, что задену в ней какую-то тайную, заветную струну. Оставила швабру и бухнулась всей пышной тушей на стул, обрушив в комнату маленькое землетрясение.
_____— А где ж мне, по-твоему, быть?
_____— Ну не знаю… Мест много… У вас, наверное, прекрасный муж, дети…
_____Вторично попал в точку. Лошадиные, бездонные глаза затуманились.
_____— Нету у меня мужа.
_____— Что же с ним сделалось?
_____— Бросил меня, рожа пьяная, конопатая!
_____Я изобразил великое изумление.
_____— Вот, Зиночка, удивили! Что же он такой за дурак? Да будь у меня такая женщина, я бы с нее пылинки сдувал. Ноги мыл и воду пил. Э-э, да что говорить…
_____Третье попадание было роковым. В лошадиных, прекрасных глазах вдруг сверкнула робкая улыбка.
_____— Никогда со мной так не говорили… Ты что, правда меня хочешь?
_____— Я все-таки мужик, Зина, хотя и полоумный. Об этом можно только мечтать.
_____— Хочешь, прямо сейчас?
_____Она произнесла это с пылкой готовностью юной француженки, собравшейся на костер. Невзначай я затронул в ее сердце что-то такое, что трогать не следовало, что трогать было подло, но у меня не было выбора. Кто-то должен был мне помочь, но кто? С Юрием Владимировичем контакт не налаживался, костоломы, которые приносили еду, были явно невменяемыми и на человеческую речь реагировали утробным гоготом, подобно множеству их собратьев, раскатывающих по Москве на “мерседесах”.
_____— Сейчас, боюсь, не получится, — признался я угрюмо. — Сколько в меня всякой гадости вкачали. Организм весь разрушен. Да еще в какой духоте живу целый месяц.
_____Слезинки просохли на щеках Зинаиды Петровны, она глядела на меня прямо, бесстрашно.
_____— Эх, Миша, кабы ты мою жизнь знал. Был мужик, точно. Он-то мне все жилы и вымотал. Пьянь безобразная. С бутылкой спал, не со мной. А пропал — и его жалко. Одна осталась, совсем одна. Квартира хорошая, большая, зарабатываю прилично, а веришь ли, иной раз посреди ночи усядусь в кровати — и вою. Такая тоска!
_____— Кому понять, как не мне. Я ведь тоже одинокий человек.
_____— Неженатый?
_____— Не то слово! Жена-то вот сюда и скинула на поругание.
_____Следом произошла такая сцена, которая может привидеться лишь в кошмаре. Тучным телом она привалилась ко мне, прилегла, а я послушно сцепил руки на ее необъятной спине. Лежали не двигаясь, молча, щекой к щеке. Густой, сочный запах травяной прели окутал нас. Если бы я захотел высвободиться из неожиданного любовного объятия, скорее всего, нежная, теплая гора женской плоти расплющила бы меня, как котенка.
_____Полежав на мне уж неизвестно сколько времени и смачно поцеловав в губы, Зинаида Петровна поднялась и, не оглядываясь, поплыла к двери.
_____— Зиночка, а швабра? — пискнул я вдогонку. Вернулась за шваброй. Лицо отрешенное, как после долгого сна. На меня больше и не взглянула.
_____
Окончание следует