30 мая подавляющее большинство сенаторов проголосовали за принятие Федерального закона «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг». Сам этот закон написан языком будто гоголевского Акакия Акакиевича и ровным счётом не содержит ничего, кроме известия о создании новой бюрократической структуры, должности и института финансового омбудсмена. Будет больше чиновников, для них будет создана целая служба, требующая финансирования. На фоне разговоров о том, что надо сокращать армию чиновников, конечно, это звучит довольно забавно.
Но сам этот закон малоинтересен и мы бы не говорили о нём, если бы одновременно не был принят другой закон — №517203-6 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием закона «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг». И вот здесь уже значительно интереснее, потому что внесено изменение в ст. 12 Федерального закона «О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами»: «Особенности создания, реорганизации, ликвидации и правового положения хозяйственных обществ в отдельных сферах деятельности, включая реализацию обязанности по хранению, раскрытию или предоставлению информации об их деятельности, совершения сделок, включая их нотариальное удостоверение и учёт, особенности правового положения эмитентов и профессиональных участников рынка ценных бумаг, а также особенности учёта информации о ценных бумагах в отдельных сферах деятельности в исключительных случаях могут устанавливаться президентом Российской Федерации».
Это изменение в законодательство вызвало бурю в СМИ Самые разные издания — такие, казалось бы, центристские или даже, скорее, патриотические, как REGNUM, с другой стороны качественные, но явно либеральные, как «Коммерсантъ», а также, казалось бы, стоящие вне этих тенденций издания, как «Московский Комсомолец» — сообщили об этом как о тайном тихом перевороте. Называли в этой связи Путина и царём, и диктатором. Кто-то писал об этом с ужасом, кто-то, наоборот — с восторгом: «У Путина теперь есть инструмент, который позволяет ему встать над законом, даже над Конституцией, в любых ситуациях».
Действительно, читая новый закон, мы видим, что «в отдельных сферах деятельности и в исключительных случаях» можно понять, как «во всех сферах деятельности и в любых потребных для президента случаях».
Иллюстрация: Шарль Лебрен, «Триумф Цезаря».
Формально можно сказать, что в тексте, ставшем законом —«Особенности создания, реорганизации, ликвидации и правового положения хозяйственных обществ … в исключительных случаях могут устанавливаться президентом Российской Федерации», — есть некое противоречие с Гражданским Кодексом, есть противоречие с разного рода законами об обеспечении конкуренции. Если бы мы жили в какой-то кристально чистой правовой среде, которая не только у нас не встречается, но и редко где встречается в Европе, не говоря уже о США, может быть, это стало бы какой-то трагедией. Здесь же дело обстоит иначе. Да, возможно, на основании президентских указов по новому закону какие-то хозяйствующие субъекты получат преимущества или проблемы на рынке, либо будут приняты какие-то управленческие решения в упрощённой форме. Скорее всего, законадательная новация связана с санкциями. И похоже по формулировкам, что это действительно будет носить исключительный характер, поэтому говорить о какой-то революции не приходится.
А вообще мы живём не просто в президентской республике, а в суперпрезидентской республике. Сегодня президенту предоставляются какие-то дополнительные полномочия. Хорошо, что это делается уже законодательно, потому что по факту я вообще не понимаю, чем может быть ограничена в России президентская власть — какими институтами, какими структурами. У нас практически нет сколько-нибудь влиятельной оппозиции ни в каком виде, у нас нет политической жизни, у нас независимых судов, которые могли бы, как в некоторых странах (тоже не идеализирую, но тем не менее), вызвать президента в суд или запросы направить. Поэтому у нас, скажем так, самодержавная деятельность ничем не ограничена. Но при этом я бы назвал наше государственный строй если уж авторитаризмом, то каким-то мягким авторитаризмом, потому что, несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было ограничений, власть ведёт себя достаточно сдержанно и цивилизованно, а по факту могла вообще ни с кем не считаться — и никто бы не пикнул. Вот такая сложилась у нас обстановка.
Журналисты, писавшие на днях о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ в связи с принятием Федерального закона «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг», в принципе, правильно заметили, что есть некоторое противоречие с другими действующими законами. Но ещё подчеркну: маловероятно, что то, что собираются регулировать, войдёт в такое противоречие с хозяйственной практикой, что кто-то побежит в Конституционный суд или в обычные суды. Скорее всего, изменения носят технический, прикладной характер.
Но мне могут сказать — «ну и что, здесь ограничили, потом ещё ограничат, и всякой законности конец». А я отвечу — ребята, вас с 1993 года уже так ограничили в чём угодно, что обращать внимание на новые ограничения просто странно. Мы не живём в правовом государстве. Я не говорю, насколько другие государства правовые, но у нас как-то абсолютизировать право как регулятор общественных отношений в настоящее время я бы не стал. Поэтому ничего особенного в новых нормативных актах я не вижу. Переворот тут могут углядеть только какие-то очень высоколобые теоретики права. По факту ничего в нашей жизни не изменится. И так мы, граждане, практически ни от какого произвола не защищены — и это надо учитывать в повседневной жизни, — ни на дорогах, ни в больницах, ни в магазинах, ни в отношениях с органами власти. Мы фактически совершенно бесправны. Так что для нас точно ничего не изменится.
Есть ли всё же опасения по поводу нового закона? Есть. В аду новейшей «россиянской» истории 10 лет правил люцифер или люциферчик Борис Николаевич Ельцин, и мы хорошо помним его указное право. И очень многих людей пугает, что в том изменении в законы, которое мы разбираем, есть возможность возрождения указного права. Путин предпочитает, как правило, семь раз отмерить, один раз отрезать. Но этот осторожный политик рано или поздно, так или иначе уйдёт с политической сцены, и тогда президентом будет, допустим, Медведев или вообще абсолютно непредсказуемое лицо, которое будет с удовольствием вести нас в ложном направлении. И здесь видна опасность новых законов «о даровании президенту надзаконного указного права». Потому что все мы помним Указ №1400, который привёл к расстрелу законного парламента Российской Федерации.
Можно порассуждать и наоборот, от противного: например, либералы, когда планировали под Ельцина суперпрезидентскую, абсолютно диктаторскую конституцию, были уверены, что у них есть некий либерал-Пиночет, проамериканский президент, и следующий будет такой же. А власть попала в руки, мягко говоря, неоднозначного с либеральной точки зрения человека, и процесс пошёл, как видно по их реакции, совершенно «не туда». Но если потом власть попадёт в другие руки, то процесс может развернуться в непредсказуемом направлении. У нас сейчас президентская власть (и вообще власть) абсолютно ничем не ограничена. И подобного рода законы дают ей ещё больше полномочий, а где это потом окажется и как полномочия будут применяться, в чьих интересах — одному Богу известно. Сейчас мы видим некую предсказуемость. Эта предсказуемость обусловлена только конкретной личностью, которая достаточно взвешенная, осторожная. Всё-таки Путин не тиран, не кровопийца, уж явно не Пиночет. Что будет дальше — абсолютно неизвестно, к кому всё это попадёт — непонятно. Не только в новом законе, а вообще в той законодательной базе, которая у нас сложилась, огромные возможности для произвола. И никаких сдержек и противовесов — никаких.
Вообще, это очень плохо. Ещё раз скажу — я не агитирую за Запад, но там есть система сдержек и противовесов. Она не от хорошей жизни, не от того, что западные люди такие справедливые, честные. Они просто понимают: если Дональд не будет уравновешивать Хиллари, а Хиллари не будет уравновешивать Дональда, то они концлагеря введут через полгода или даже через месяц. Поэтому там суды, оппозиция, парламентские партии — вся эта сложная и, вроде бы нам не нужная и не интересная конструкция — нужны только для того, чтобы уравновешивать стремление к диктатуре. Капитализм — это априори стремление к диктатуре. И гибнет, если его не уравновешивать тысячами вещей — независимой прессой, журналистами, которые лезут во все щели, парламентариями, которые могут запустить своё расследование, могут направить серьёзные запросы в любую инстанцию. У нас ничего этого нет. Всё опирается на одну личность. Сегодня эта личность такая, завтра она может быть совершенно другая. Все полномочия — а они огромные, они формально больше, чем у генерального секретаря или у царя — могут попасть неизвестно в чьи руки. И народ не может на это повлиять, потому что, если уж говорить в целом, и выборная система не отражает волеизъявление народа. Сложилась система власти, абсолютно оторванная от народа. И то, что там происходит — это абсолютно чёрный ящик. Дай Бог, чтобы там происходило что-то правильное. Но мы на это повлиять не можем.
Приведу пример. Крым и Донбасс — слава Богу, что мы поддержали их, это здорово. Но если бы мы их не поддержали и отказались бы от них, и там была бы полная бандеровщина, мы с вами, к сожалению, не могли бы на это повлиять. Мы ничего не могли сделать, когда расстреливали Югославию самым жестоким, кровавым способом. Весь наш народ без преувеличения переживал за братьев-славян — любого человека можно было на улице спросить, и рабочего, и колхозницу, и учёного, и программиста. А власть считала, что поддерживать союзников, родственников и единоверцев не надо, и совершенно спокойно американцы расстреляли и раздолбали Югославию. Сейчас, я надеюсь, этого бы не произошло. Но только благодаря определённой личности. А мы с вам, к сожалению, ни на что повлиять не сможем.
Тут что ещё важно — экономическая, коррупционная составляющая, которая может быть заложена в новые законы и в поправки в законы. Например, гендиректору РОСТЕХа Сергею Чемезову отныне разрешено принимать решения без оглядок на действующий закон «О госкорпорации», другим предприятиям и их руководителям разрешено не раскрывать коммерческую и страховую информацию компаний, связанную с внешнеторговой деятельностью. В наших условиях это прямой путь к коррупции?
Может, в каком-то смысле и да. Но тут, опять же, надо быть реалистом. Я не думаю, что конкретному Чемезову на том посту, где он находится, очень интересно быть коррупционером. У подобных ему другие задачи. Всё-таки это уже практически политические, даже исторические деятели. Хотя да — теоретически любое ограничение порождает коррупцию. У нас вообще власть практически бесконтрольна, как я уже говорил. Общество не может за ней следить, не может контролировать, её контролируют только силовые органы. На силовые органы тоже, в свою очередь, есть какие-то контролёры. Эта перекрёстная система контролёров, от которой абсолютно отстранён народ, и порождает коррупцию. А здесь, в этом конкретном случае, я не думаю, что есть какая-то коррупционная опасность. Но моё убеждение проистекает не из структуры законов, а просто из предположения, что конкретные люди не будут этим заниматься, у них не те цели и задачи. И делается изменение законодательства для того, чтобы, прежде всего, оборонные предприятия, попавшие под санкции, могли оперативно решать какие-то хозяйственные вопросы. Здесь как раз вероятность коррупции наименьшая.
Есть масса других мест, где она может цвести в полный рост и практически ничем не ограничена, потому что у нас система сдержек и противовесов полностью отсутствует. В Китае, несмотря на то, что там у руля коммунистическая партия, а может быть благодаря как раз этому, широкие массы абсолютно не отстранены от контроля. Если вы у нас, условно говоря, сцепитесь с каким-нибудь чиновником, особенно высокопоставленным, начнёте писать на него жалобы, обвинять в коррупции (обоснованно или не обоснованно — другой вопрос), скорее всего, вас очень быстро размажут в лепёшку, от вас мокрого места не останется. А в Европе есть масса механизмов, через которые вас воспримут. И в Китае есть масса механизмов, через которые вас воспримут. И маловероятно, что вы пострадаете потом за клевету. Потому что есть приоритет борьбы с коррупцией — «лучше мы примем какой-то сигнал и расследуем его, чем мы заткнём кому-то рот». У нас же, к сожалению, я как адвокат никому не посоветую связываться ни с какими высокопоставленными чиновниками, писать на них какие-то жалобы, сообщать об их нечестном поведении — будет хуже. А в Китае и в Европе эти механизмы налажены. Они могут быть разными, могут быть в чём-то схожими, но у нас таких механизмов контроля просто нет.
В сухом остатке. Не стоит чрезмерно демонизировать или, наоборот, возвеличивать новые изменения в законы. Потому что полные диктаторские полномочия президента и так существовали в России без принятия этих законов. Усилить бесконтрольную и полную президентскую власть фактически уже некуда. Тоже самое касается и коррупции: ещё как-то разогреть и разогнать её тоже чрезвычайно трудно любыми законами. Точкой кристаллизации этих процессов я бы назвал октябрь 1993 года. Это было ещё до президента Путина, ему такая система досталась, но она во многом удобная, поэтому не была подвержена каким-то модернизациям. Потом ведь все модернизации чреваты перестройкой, а мы помним, к чему привела перестройка — начинаешь одно регулировать, отваливается совсем другое. Так что я не вижу здесь никакого нового повода для беспокойства. А вот вся общая конфигурация — это повод для беспокойства. И она становится, на мой взгляд, всё менее управляемой, всё более архаичной, всё более закостенелой, несмотря на то, что вызовы сегодняшнего дня требуют гибкости и оперативности.